Рыжова, Варвара Николаевна
Варвара Рыжова | ||||||||||||
Имя при рождении: |
Варвара Николаевна Музиль | |||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Профессия: | ||||||||||||
Амплуа: |
комическая старуха | |||||||||||
Театр: | ||||||||||||
Награды: |
|
Варва́ра Никола́евна Рыжо́ва (15 (27) января 1871, Москва, — 18 мая 1963, Москва) — русская и советская актриса театра и кино. Народная артистка СССР (1937). Лауреат Сталинской премии первой степени (1943)[1][2].
Содержание
Биография
Варвара Рыжова родилась в Москве в семье актёров Бороздиных—Музиль. После окончания драматических курсов при Московском театральном училище (класс А. П. Ленского) в 1893 году была принята в труппу Малого театра.
Свой творческий путь начала как комедийная и водевильная актриса. Примерно с конца 1900-х годов перешла на хара́ктерные роли и роли комических старух.
Владимир Андреев вспоминает Варвару Николаевну как свою первую учительницу, которая готовила его к поступлению в театральный институт и благословившая на учёбу театральному ремеслу.
Варвара Николаевна Рыжова скончалась 18 мая 1963 года. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 8).
Признание и награды
- народная артистка СССР (1937)
- Сталинская премия первой степени (1943) — за выдающиеся достижения в области театрально-драматического искусства
- два ордена Ленина (1937, 1949)
- два ордена Трудового Красного Знамени (1946, 1961)
- медаль «За оборону Москвы»
- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- медаль «В память 800-летия Москвы»
- медаль «За оборону Кавказа»
Семья
- мать — Варвара Петровна Музиль-Бороздина, актриса Малого театра.
- отец — Николай Игнатьевич Музиль, заслуженный артист Императорских театров заслуженный артист Императорских театров, актёр Малого театра.
- сестра — Надежда Николаевна Музиль-Бороздина.
- сестра — Елена Николаевна Музиль — «Музиль 2-я»
- брат — Николай Николаевич Музиль — «Музиль 2-й»
- супруг — Иван Андреевич Рыжов, актёр Малого театра.
- сын — Николай Иванович Рыжов, народный артист СССР, актёр Малого театра.
- внучка — Татьяна Николаевна Рыжова, актриса Малого театра.
Творчество
Роли в театре
Императорское московское театральное училище. Выпускные спектакли.
- 1893
- «Новобрачные» по пьесе Б. Бьернсона — Лаура
- «Общество поощрения скуки» В. Александрова (В. А. Крылова), перевод пьесы Эд. Пальерона «Le monde ou l’on s’ennuie» — Борская
- 1894
- «В детской» Т. Л. Щепкиной-Куперник — Таничка
- «В такую ночь» М. Н. Бухарина — Лилица
- «Жених нарасхват» Д. Т. Ленского (перевод с фр.) — Тереза
- «Слабая струна» П. Н. Баташева — Мими
- «Это мой маленький каприз» В. А. Крылова (сюжет заимств.) — Феня
- 1895
- «Золото» Вл. И. Немировича-Данченко — Мотя
- «Общество поощрения скуки» В. Александрова (В. А. Крылова), перевод пьесы Э. Пальерона «Le monde ou l’on s’ennuie» — Борская
- «Трудовой хлеб» А. Н. Островского — Евгения
- «Школа мужей» Ж.-Б. Мольера, перевод, с фр. А. А. Григорьева — Леонора
- 1896
- «Власть тьмы» Л. Н. Толстого — Акулина
- «Воевода» А. Н. Островского — Марья
- «Мариана» X. Эчегарайя. Пер. с исп. С. Степановой (С. Л. Марковой) — Клавдия
- «Месть Амура» — Т. Л. Щепкиной-Куперник — Эглантина
- «Не война и не мир» С. Т. (С. В. Танеева) — Лизанька
- «Старый закал» А. И. Сумбатова (Южина) — Сира Васильевна
- 1897
- «В северной глуши» Л. Г. Жданова (Л. Г. Гельмана) — Лиза
- «Волшебные звуки» А. Р. Генца — Вера
- «Господа театралы» И. Л. Леонтьева-Щеглова — Вьюшкина
- «Король Ричард III» У. Шекспира — Принц Валлийский
- «По разным дорогам» Аэнве (А. Н. Витмера) — Стеша
- «Призраки горя» В. И. Мятлева — Соня
- 1898
- «Вава» С. А. Кеттлер и В. А. Крылова — Даша
- «Защитник» Н. И. Тимковского — Серафима
- «И в руках было да сплыло» И. А. Купчинского — Катерина
- «Комик XVII столетия» А. Н. Островского — Наталья
- «Король Ричард III» У. Шекспира. Пер. с англ. А. В. Дружинина — Герцог Йоркский
- «Любочка» А. Н. Плещеева, перевод пьесы А. Мельяка и Л. Галеви «Ingenue» — Любочка
- «Пашенька» Н. Л. Персияниновой (Н. Л. Рябовой) — Наташа
- 1899
- «Кому весело живётся» В. А. Крылова — Елена Константиновна
- «От преступленья к преступленью» В. А. Крылова — Пескова
- «Откуда сыр-бор загорелся» В. Александрова, В. А. Крылова. Сюжет взят из пьесы А. Мельяка и Л. Галеви «La boule» — Горелочкина
- «Разгром» П. П. Гнедича — Дашка
- «Свои люди — сочтёмся» А. Н. Островского — Олимпиада Самсоновна
- «Собака садовника» Лопе де Вега. Пер. А. Бежецкого (А. Н. Маслова) — Марсела
- 1900
- «Вильгельм Геншель» Г. Гауптмана. Пер. с нем. Н. Ф. Арбенина — Франциска Вермельских
- «Девичий переполох» В. А. Крылова — Настасья
- «Лес» А. Н. Островского — ключница Улита
- «Месяц в деревне» И. С. Тургенева — Катя, служанка
- «Хрущевские помещики» А. Ф. Федотова — Глаша
- 1901
- «Бурелом» А. М. Федорова — Горничная
- «Снегурочка» А. Н. Островского — Бобылиха
- «Соломенная шляпка» Э. Лабиша и Марк-Мишеля. Пер. с фр. П. С. Федорова — Клара
- «Школьные товарищи» Л. Фульды. Пер. с нем. Э. Маттерна и Н. Воротникова — Лизбет Герлах
- 1902
- «Один из честных» Р. Бракко. Пер. Н. Д. Михаловской — Розетта
- «Разрыв-трава» Е. П. Гославского — Девица, 1-я подружка Мелитрисы
- «Странное стечение обстоятельств» А. Редкина — Софья Андреевна
- 1903
- «Горе от ума» А. С. Грибоедова — Лиза
- «Мёртвые души». Переработка из поэмы Н. В. Гоголя А. А. Потехина и В. А. Крылова — Анна Григорьевна
- «Сильные и слабые» Н. И. Тимковского — Серафима
- «Старый закал» А. И. Сумбатова (Южина) — Людмила Борисовна
- «Шашки» Н. Криницкого (Н. И. Тимковского) — Мила
- 1904
- «Даровой пассажир» О. Блюменталя и Г. Кадельбурга. Пер. с нем. В. О. Шмидт — Гермина
- «Не было ни гроша, да вдруг алтын» А. Н. Островского — Лариса
- «Новый скит» П. П. Гнедича — Маня Сущенко
- «Снегурочка» А. Н. Островского — Купава
- 1905
- «Красная мантия» («Robe rouge») Э. Брие. Пер. с фр. А. А. Федотова — Катьялена, служанка
- «Первая ласточка» В. А. Рышкова — Анна Григорьевна
- «Поросль» Р. М. Хин — Дуня
- «Старый друг лучше новых двух» А. Н. Островского — Оленька
- 1906
- «Власть тьмы» Л. Н. Толстого — Мать Никиты
- «Гроза» А. Н. Островского — Варвара
- «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского — 1-я приживалка
- «На зыбкой почве» П. М. Невежина — Таиса
- «Поздняя любовь» А. Н. Островского — Шаблова
- «Предложение» А. П. Чехова — Наталья Степановна
- «Чужое добро впрок не идёт» А. А. Потехина — Татьяна
- 1907
- «Железка» Н. Л. Персияниновой (Н. Л. Рябовой) — Незнамова
- «Звезда» («Der Star») Г. Бара. Пер. с нем. П. П. Немвродова. Пост. реж. А. М. Кондратьева. — Флора Денк
- «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского — Глафира Климовна Глумова
- «Невольницы» А. Н. Островского — Марфа Севастьяновна
- «Никудышники и солидные люди» М. К. Северной — Еничка
- «Праздник жизни» («Das Blumenboot») Г. Зудермана. Пер. с нем. А. А. Заблоцкой — Соня
- 1908
- «Без вины виноватые» А. Н. Островского — Таиса Ильинична Шелавина
- «Дельцы» И. И. Колышко (переделка из его романа «Волки и овцы») — Маланья
- «Коринфское чудо» А. И. Косоротова — Гликерия
- 1909
- «Женитьба» Н. В. Гоголя — Агафья Тихоновна
- «Завтрак у предводителя» И. С. Тургенева — Анна Ильинична Каурова
- «Крестьянка» К. Фибих, пер. Е. фон — Миквиц Карлина Флеш
- «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого — Баронесса
- «Поздняя любовь» А. Н. Островского — Шаблова
- «Сердце не камень» А. Н. Островского — Аполлинария Панфиловна
- «Сестры из Бишофсберга» Г. Гауптмана. Пер. с нем. Э. М. Бескина — Эмилия
- «Сполохи» («Жизнь достанет») В. А. Тихонова — Леокадия Авенировна
- «Франческа да Римини» Г. д’Аннунцио. Пер. с итал. размерами подлинника В. Я. Брюсова и Вяч. И. Иванова — Раба
- «Холопы» П. П. Гнедича — Василиса Петровна
- 1910
- «Бедная невеста» А. Н. Островского — Дарья
- «В старые годы» И. В. Шпажинского — Акулька
- «Привидения» Г. Ибсена. Пер. с датск. А. В. и П. Г. Ганзен — Регина
- «Путаница, или 1840 год» Ю. Д. Беляева — Бабушка
- «Ревизор» Н. В. Гоголя — Жена Коробкина
- «Старый обряд» А. Н. Будищева — Пелагея Семёновна
- «Царь природы» Е. Н. Чирикова — Федосья
- 1911
- «Грех да беда на кого не живёт» А. Н. Островского — Жмигулина
- «Гроза» А. Н. Островского — Феклуша
- «Перед зарею» П. П. Гнедича — Анфиса
- «Светлая личность» Е. П. Карпова — Липа
- 1912
- «Большие и маленькие» Н. Л. Персияниновой (Н. Л. Рябовой) — Людмила Петровна Невзорова
- «Грань» Н. И. Тимковского —Степанида Никифоровна
- «Пир жизни» С. Пшибышевского. Пер. с польск. К. В. Бравича — Марцыся
- «Прохожие» В. А. Рышкова — Мотылева
- 1913
- «Ассамблея» П. П. Гнедича — Нель Матье
- «Дама из Торжка» Ю. Д. Беляева — Конкордия Лещ
- «Двенадцатый год» В. М. Бахметьева — Дьяконица
- «Избрание на царство царя Михаила Федоровича Романова» Н. А. Чаева — 2-я барыня
- «История одного брака» Вл. А. Александрова — Поспелова
- «Как вам будет угодно» В. Шекспира. Пер. с англ. П. И. Вейнберга — Одри
- 1914
- «Завоеватели» А. И. Юрасовского — Мадам Мулине, модистка
Внешние изображения | |
---|---|
[visualrian.ru/ru/site/gallery/#414154 В.Н.Рыжова в роли Фелицаты в пьесе А.Островского «Правда хорошо, а счастье лучше»] |
- «Лекарь поневоле» Ж.-Б. Мольера. Пер. с фр. А. А. Григорьева — Мартина
- «Правда хорошо, а счастье лучше» А. Н. Островского — Пелагея Григорьевна Зыбкина
- «Принцесса Сильвия» Е. фон Арним. Пер. с англ. Б. Ф. Лебедева. Пост. реж. Е. А. Лепковского — Миссис Моррисон, пасторша
- «Тень» Н. И. Тимковского — Пелагея Степановна
- 1915
- «Воевода» А. Н. Островского — Ульяна
- «За чем пойдешь, то и найдешь» («Женитьба Бальзаминова») А. Н. Островского — Матрена, кухарка
- «Свои люди — сочтёмся» А. Н. Островского — Устинья Наумовна
- «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» А. Н. Островского — Матрена, кухарка
- «Сестры Кедровы» Н. А. Григорьева-Истомина. Пост. реж. И. С. Платона — Мария Павловна
- «Старый друг лучше новых двух» А. Н. Островского — Татьяна Никоновна
- 1916
- «Мораль пани Дульской» Г. Запольской — Дульская
- «Последняя жертва» А. Н. Островского — Глафира Фирсовна
- «Правда хорошо, а счастье лучше» А. Н. Островского — Фелицата
- «Сестры Кедровы» Н. А. Григорьева-Истомина. Пост. реж. И. С. Платона — Домна, кухарка
- «Трудовой хлеб» А. Н. Островского — Старая ключница
- «Чародейка» И. В. Шпажинского —Ненила
- «Шарманка сатаны» Н. А. Тэффи (Н. А. Бучинской) — Серафима
- 1917
- «Светлый путь» С. Д. Разумовского. Пост. реж. С. В. Айдарова — Агриппина
- 1918
- «Дворянское гнездо» по И. С. Тургеневу — Марфа Тимофеевна Пестова
- «Ночной туман» А. И. Сумбатова (Южина) — Настасья Павловна
- «Ревизор» Н. В. Гоголя — Февронья Петровна Пошлёпкина
- «Стакан воды» Э. Скриба. Пер. с фр. Н. О. Рутковской и И. С. Платона — Придворная дама
- «Шутники» А. Н. Островского — Улита Прохоровна
- 1919
- «Горе от ума» А. С. Грибоедова — Графиня Хрюмина, внучка
- «Посадник» А. К. Толстого — Кондратьевна, няня
- «Старик» А. М. Горького — Захаровна
- 1921
- «Безумный день, или Женитьба Фигаро» П.-О. Бомарше — Марселина
- «Воевода» А. Н. Островского — Настасья
- «Волки и овцы» А. Н. Островского — Анфуса Тихоновна
- «Ревизор» Н. В. Гоголя — Хлопова
- «Сестры Кедровы» Н. А. Григорьева — Анна Дмитриевна Истомина
- 1922 (сезон с 5 апр. по 23 мая 1921 г., перестройка театра)
- «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Режиссёр: Пров Садовский — графиня бабушка Хрюмина[3]
- «Лес» А. Н. Островского — Улита
- 1923
- «Бесприданница» А. Н. Островского — Ефросинья Потаповна
- «Воевода» А. Н. Островского — Старуха
- «Измена» А. И. Сумбатова (Южина) — Иссахар, нянька
- «Недоросль» Д. И. Фонвизина — Простакова
- 1924
- «Бедность не порок» А. Н. Островского — Арина
- «Жених из долгового отделения» И. Е. Чернышева — Мария Петровна Грязовская
- 1925
- «Женитьба» Н. В. Гоголя — Фекла Ивановна, сваха
- 1926
- «Аракчеевщина» И. С. Платона — Дарья Константиновна
- «Иван — Козырь и Татьяна Русских» Д. П. Смолина. Пост. И. С. Платона и Л. М. Прозоровского. Худ. С. И. Иванов. Комп. П. А. Ипполитов — Мумка
- «Последний жемчуг» Н. Л. Персияниновой (Н. Л. Рябовой) — Нянька
- «Собор Парижской богоматери» В. Гюго. Инсценировка Н. А. Крашенинникова — Фалурдель
- «Таланты и поклонники» А. Н. Островского — Домна Пантелевна
- 1927
- «Женитьба Бальзаминова» А. Н. Островского — Красавина, сваха
- «За океаном» Я. М. Гордина — Фрума
- «Любовь Яровая» К. А. Тренёв — Марья
- «Мисс Гоббс» Дж. К. Джерома. Пер. с англ. Н. Жаринцовой — Тетушка Агей
- «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого — Толбухина
- «Смерть Петра I» Н. Н. Шаповаленко — Банк
- 1928
- «Юбилей» А. П. Чехова — Мирчуткина
- «Бедность не порок» А. Н. Островского — Пелагея Егоровна
- 1929
- «В чужом пиру похмелье» Островского — Настасья Панкратьевна
- «Жена» К. А. Тренева — Минодора
- «Женитьба Белугина» А. Н. Островского — Белугина
- «Растеряева улица» М. С. Нарокова по Г. И. Успенскому — Авдотья
- 1930
- «Без вины виноватые» А. Н. Островского — Арина Галчиха
- «Холопы» П. П. Гнедича — Евсеевна
- 1931
- «Не было ни гроша, да вдруг алтын» А. Н. Островского — Домна Евстигнеевна Мигачева
- «Смена героев» Б. С. Ромашова — Пифагорова
- 1932
- «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого — Лукерья
- «Ясный лог» К. А. Тренева — Маланья
- 1934
- «Враги» М. Горького — Аграфена, экономка
- 1935
- «В чужом пиру похмелье» А. Н. Островского — Настасья Панкратьевна
- «Последняя бабушка из Семигорья» И. В. Евдокимова. Пост. Н. Ф. Костромского и Б. И. Никольского — Федосья Митрофановна
- 1936
- «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова — Надежда Львовна
- 1937
- «Салют, Испания!» А. Н. Афиногенова. Пост. В. Н. Пашенной. Реж. А. М. Азарин — Мать
- «Слава» В. М. Гусева. Пост. К. П. Хохлова — Марья Петровна Мотылькова
- «Смерть Тарелкина» А. В. Сухово-Кобылина — Мавруша, кухарка
- 1938
- «Волк» Л. М. Леонова — Аграфена
- «Пётр I» А. К. Толстого —Авдотья
- 1940
- «Свадьба Кречинского» А. В. Сухово-Кобылина — Анна Антоновна Адуева
- 1941
- «В степях Украины» А. Е. Корнейчука — Палашка
- «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого — Кухарка
- 1944
- «Нашествие» Л. М. Леонова — Демидьевна, нянька
- 1948
- «Великая сила» Б. С. Ромашова — Дарья Васильевна
- «Доходное место» А. Н. Островского — Фелисата Кукушкина
- 1949
- «Бесприданница» А. Н. Островского — Ефросинья Потаповна, тётка Карандышева
- 1950
- «Наш современник» К. Г. Паустовского — Арина Родионовна
Фильмография
Год | Название | Роль | |
---|---|---|---|
1936 | ф | Бесприданница | Ефросинья Потаповна, тётка Карандышева |
1951 | тф | Правда хорошо, а счастье лучше (телеспектакль) | Фелицата |
1952 | тф | Волки и овцы (телеспектакль) | Анфуса Тихоновна |
1952 | тф | Горе от ума (телеспектакль) | Графиня-бабушка |
Напишите отзыв о статье "Рыжова, Варвара Николаевна"
Примечания
- ↑ [slovar1953.ru/?content=pview&p=3146 За многолетние выдающиеся достижения в области театрального искусства]
- ↑ Большая Советская Энциклопедия. Гл. ред. Б. А. Введенский, 2-е изд. Т. 37. Рона — Самойлович. 1955. 668 стр., илл. и карты; 59 л. илл. и карт.
- ↑ [www.maly.ru/news2/news_more.php?number=2&day=1&month=12&year=2008 Добавление новости]
Ссылки
- [www.peoples.ru/art/theatre/actor/ryjova/ Статья о Варваре Николаевне Рыжовой] на сайте peoples.ru
- [www.maly.ru/people.php?name=Ryzhovav Статья о Варваре Николаевне Рыжовой] на сайте Малого театра
- [maly.ru/audio/ryzhova/vorovatyj_muzhik_ryzhova.mp3 Звуковая запись голоса Варвары Николаевной Рыжовой] «Вороватый Мужик»
- [maly.ru/audio/ryzhova/ryzhova-nashsovremennik.mp3 Звуковой фрагмент спектакля «Наш современник», Паустовский] Арина Родионовна — Рыжова, Александр Сергеевич — Царев.
- [maly.ru/audio/ryzhova/ryzhova-dohodnoemesto.mp3 Звуковой фрагмент спектакля «Доходное место», Островский]
- [kultura.mos.ru/service/books/497118.html Информация о книге «Рыжов о Рыжовой», автор Н. И. Рыжов] на портале Департамента культуры города Москвы
- [books.google.ru/books?id=hv0kAAAAMAAJ&q=%D1%80%D1%8B%D0%B6%D0%BE%D0%B2&dq=%D1%80%D1%8B%D0%B6%D0%BE%D0%B2&hl=ru&sa=X&ei=YBb5Ub-AJOaI4ASwuYCoBg&redir_esc=y Информация о книге «Рыжов о Рыжовой», автор Н. И. Рыжов] на портале books.google.ru
Отрывок, характеризующий Рыжова, Варвара Николаевна
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
- Персоналии по алфавиту
- Актрисы по алфавиту
- Актрисы России
- Актрисы СССР
- Актрисы XX века
- Актрисы Российской империи
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «За оборону Кавказа»
- Награждённые медалью «За оборону Москвы»
- Народные артисты СССР
- Лауреаты Сталинской премии
- Выпускники Театрального училища им. М. Щепкина
- Бороздины — Музили — Рыжовы
- Актрисы России XIX века
- Мастера художественного слова
- Похороненные на Новодевичьем кладбище