Рыскулбеков, Кайрат Ногайбаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кайрат Ногайбаевич Рыскулбеков
каз. Қайрат Ноғайбайұлы Рысқұлбеков
Род деятельности:

участник декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате

Дата рождения:

13 марта 1966(1966-03-13)

Место рождения:

село Бирлик, Мойынкумский район, Джамбульская область, Казахская ССР, СССР

Гражданство:

СССР СССР

Дата смерти:

21 мая 1988(1988-05-21) (22 года)

Место смерти:

Семипалатинск, Казахская ССР, СССР

Награды и премии:

Кайра́т Ногайба́евич Рыскулбе́ков (каз. Қайрат Ноғайбайұлы Рысқұлбеков, 13 марта 1966 года[1], село Бирлик, Мойынкумский район, Джамбульская область, Казахская ССР[1], СССР — 21 мая 1988 года, Семипалатинск, Казахская ССР, СССР) — участник декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате, за участие в которых был осуждён к высшей мере наказания — смертной казни, которая была затем заменена двадцатью годами лишения свободы. Погиб в Семипалатинской тюрьме по дороге к месту лишения свободы при невыясненных до конца обстоятельствах. В 1992 году посмертно был полностью реабилитирован. В 1996 году указом президента Казахстана ему было посмертно присвоено звание «Халық Қаһарманы» (Народный Герой).





Биография

До института

Кайрат был шестым ребёнком в большой семье Ногайбая и Даметкен Рыскулбековых, которые жили и работали в совхозе «Коктерек» Мойынкумского района Джамбульской области[2].

Учился в школе-интернате в селе Новотроицком (сейчас Толе Би, Шуский район, Жамбылская область), в школе активно участвовал в общественной жизни, выпускал стенгазету, был секретарём комсомольской ячейки[1]. По воспоминаниям его младшего брата:

Мы учились в школе-интернате для детей животноводов Чуского и Мойынкумского районов. Он хорошо учился и был активистом. Вступив в седьмом классе в комсомол, он сразу был избран секретарём комитета комсомольской организации нашей школы. Он очень ответственно относился к своим обязанностям. Это не мешало ему быть спортсменом, заниматься борьбой. Именно Кайрат привёл меня в первый раз в секцию бокса. Ещё одна его черта — он любил чистоту. Если видел на моей рубашке грязный воротник, требовал тут же сменить рубашку или постирать её.[3]

В 1983 году окончил среднюю школу[1]. После окончания десятилетки он сдал документы в Алма-Атинский архитектурно-строительный институт (ААСИ), однако в тот раз не поступил, вернулся в родной аул и некоторое время работал там скотником[4].

В 19841986 годах служил в десантных войсках в воинской части № 33635[1][2], окончил службу в звании сержанта[5]. В августе 1986 году он вернулся домой из армии. По словам его отца Ногайбая:

В тот год Кайрат вернулся из армии. Мы не ждали его в тот день. На наше удивление столь неожиданным приездом, прочитал стихи, но никто не придал им значения. Аульские ребята, за редким исключением, на язык остры… Поэтому я и не догадывался, что сын пишет стихи[6].

В институте

Осенью 1986 года он поступил в Алма-Атинский архитектурно-строительный институт (ААСИ), в Алма-Ате жил в общежитии № 1 ААСИ в секции 17-а[7]; по воспоминаниям Ногайбая Рыскулбекова, учёба давалась Кайрату сложно[6]. В институте Кайрат был членом студенческого профбюро, ревизором по общепиту, командиром комсомольской дружины[8]. Каждую субботу первокурсники устраивали своеобразные посиделки — угощались присланными из дома разносолами, чаем из электросамовара, играли на домбре, слушали стихи, которые писал Кайрат[8].

17 декабря 1986 года в Алма-Ате начались декабрьские события, о которых Кайрат и его сокурсники узнали по радио[8]. Декан факультета и его заместители строго-настрого запретили студентам выходить из института и присоединяться к демонстрантам[8]. Тем не менее 18 декабря 1986 года Кайрат вместе с рядом других студентов из его общежития отправился на митинг[8]. На свидании со своим отцом во время следствия Кайрат сообщал ему, что пошёл на площадь имени Л. И. Брежнева, как и все, без каких-либо целей[6]. После того как демонстрантов начали разгонять водомётами, возбуждённая толпа двинулась к зданию Союза писателей Казахстана, чтобы встретиться с Олжасом Сулейменовым. Однако входы в здание были закрыты, группа студентов, в числе которых был Кайрат, побежала в сторону Казахского педагогического института за портретом В. И. Ленина. Примерно в это время Рыскулбеков был заснят на фото- и видеокамеры сотрудниками КГБ[8].

Судебный процесс

1 января 1987 года Рыскулбеков был задержан на основании фотоснимка, сделанного 18 декабря в 9 часов 30 минут утра на углу улицы Фурманова и проспекта Абая[9][10], в день задержания он был в селе Коктерек в доме дяди по материнской линии[4]. На одной с ним скамье подсудимых оказались Тугельбай Ташенов, Джамбылбек Тайжумаев, Ертай Кобеспаев, Кайыргельды Кузембаев[11]. По воспоминаниям Кузембаева, он познакомился с Кайратом Рыскулбековым только когда их везли в Верховный суд Казахской ССР. Ему запомнились слова Кайрата о том, что его обманом заставили взять на себя убийство дружинника Савицкого, — когда он сидел в камере с рецидивистами, его убедили, что если он возьмёт на себя убийство дружинника, то срок лишения свободы будет меньше, чем за милиционера. На вопрос, почему он взял на себя убийство, которого не совершал, Кайрат ответил, что думал о спокойствии близких и родных, так как ему сказали, что в противном случае погубят семью[12].

Судебный процесс начался 25 мая 1987 года. На первом заседании присутствовали представители телевидения, однако после первого перерыва они по чьему-то указанию покинули зал[11]. В числе инкриминированных Рыскулбекову преступлений было нанесение телесных повреждений сержанту милиции А. А. Алмабекову и убийство народного дружинника, инженера радиотелецентра С. А. Савицкого[13] (Сергей Савицкий умер 19 декабря в 4:30, у него осталось двое детей — восьми и трёх с половиной лет[11]). Ход судебного процесса стал известен благодаря Адильбеку Оразову, который был назначен общественным обвинителем и вёл стенограмму заседаний, несмотря на то, что ему несколько раз делали замечания по этому поводу[11].

29 мая 1987 года. По пояснениям Алмабекова, Рыскулбеков ударил его палкой и закричал: «Мент поганый, чего ты оделся в форму?». Рыскулбеков не признал этого и сказал, что когда он спускался по проспекту Ленина, у него не было в руках палки[11].

1 июня 1987 года. По показаниям свидетеля Магомеда Гарданова, 1961 года рождения, курсанта радиотехнического училища, он стоял в оцеплении и видел Кузембаева и Рыскулбекова. В тот же день свидетель Иоф Исакович сообщил, что видел толпу, двигавшуюся в сторону улицы Сатпаева, в которой ему особенно запомнился Рыскулбеков с палкой в руках. Свидетель Аскар Каюмов сообщил, что его привезли на площадь (перекрёсток улиц Мира и Сатпаева) для поддержания порядка. Он видел, как толпа напала с палками и камнями на автобус № 18. По его словам, Рыскулбеков был впереди толпы и всё время что-то кричал. Кроме Рыскулбекова, он никого не запомнил. Свидетель Игорь Гамаюнов, рабочий АЗТМ, узнал Рыскулбекова по фотографии. По словам Гамаюнова, Рыскулбеков был наиболее активным из всех демонстрантов, бил по стеклу автобуса, избил дружинника.

2 июня 1987 года. Свидетельница Наталья Дарюшина сообщила, что видела избиение Савицкого через окно аппаратной. По её словам, на её глазах Рыскулбеков ударил Савицкого три—четыре раза, а Ташенов и Кузембаев размахивали палками и никого не подпускали, избиение длилось около 10 минут[11].

3 июня 1987 года. Свидетель Василий Белолипецкий сообщил, что когда Рыскулбеков и другие напали на 18-й автобус, их отогнали, и в тот момент Белолипецкий заметил, что один из дружинников пытался встать и отползти. Кто его бил, свидетель не видел, но видел стоявшего рядом Рыскулбекова. Рыскулбеков заявил, что на первой очной ставке Белолипецкий не узнал его, но тогда следователь приказал всем повернуться спиной. У Рыскулбекова на каблуке обуви была бирка с фамилией, и, когда он снова повернулся, Белолипецкий сразу показал на него[11].

4 июня 1987 года. Свидетельница Е. Осипова показала, что знала потерпевшего Алмабекова, она не видела, как его избивали, но он пришёл в ресторан весь в крови, и она вызвала скорую помощь. Алмабеков подтвердил, что всё было именно так[11].

5 июня 1987 года. Свидетель Пётр Милованов сообщил, что дежурил на площади (пересечение улиц Фурманова и Сатпаева), поступил приказ запоминать бунтовщиков. По его словам, в январе и феврале он на фотографиях узнал только Рыскулбекова. При этом когда показывал на фотографии, он указывал на Кузембаева, а среди обвиняемых он указал на Рыскулбекова. Милованов путался также в дате дежурства и других показаниях. Свидетельница Надежда Валяева, работница радио, сообщила, что из окон студии видела, как избивают палками человека. Больше всего ей бросились в глаза пятеро, запомнила она двоих, в том числе — Рыскулбекова[11].

11 июня суд приступил к прениям, 15 июня Рыскулбеков произнёс своё последнее слово:

Я виню себя в том, что оказался под влиянием организаторов беспорядков… Я думал, что там будет мирный митинг, не ожидал столкновений. Граждане судьи и народные заседатели, верьте моей честности, я не имею ни малейшего отношения к смерти дружинника Савицкого.

Кайрат не признал за собой вины, также согласно его последнему слову на суде — настоящему мужчине не стоит стоять в стороне, когда избивают девушек[9]. В последнем слове он также читал свои стихи, призывал суд и прокурора быть справедливыми, просил учесть его молодость, просил прощение у родных и близких, попрощался с ними[11].

16 июня 1987 года[11] судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Казахской ССР под председательством члена Верховного Суда Е. Л. Грабарника, рассмотрев дело в открытом заседании, приговорила Кайрата Рыскулбекова к исключительной мере наказания — расстрелу[13]. В общей сложности, согласно приговору, при активном участии Кайрата Рыскулбекова были сожжены 9 машин, повреждены ещё 152, ранены 326 милиционеров и 196 военнослужащих; он нанёс ущерб государству на сумму 302 644 рубля[10].

Согласно заявлению Кайрата прокурору республики от 8 августа 1987 года, в один из дней следствия, когда он содержался в камере № 7 следственного изолятора республиканского КГБ, начальник следственного отдела прокуратуры республики Алексей Дубаев запустил к Рыскулбекову в камеру своего осведомителя Павла Весельева[1][9][10].

В прощальном письме, ходатайствах о помиловании в Верховный Совет СССР и жалобе на имя прокурора республики Кайрат полностью отрицал свою причастность к убийству Савицкого, жаловался на неправильные методы ведения следствия, лжесвидетельства, необъективность[14]. В последнем письме, обращённом к родным, Кайрат писал:

Да, не стану скрывать, 18 декабря 1986 года я ходил на площадь. К тому меня побудило: во-первых, желание увидеть собственными глазами, что же там такое происходит. Во-вторых, решимость выполнить долг гражданина и мужчины защитника, если подтвердятся разговоры о том, что солдаты и милиционеры безжалостно избивают молоденьких казахских девушек. …Однако, Бог тому свидетель, я никого не убивал. Совершить такое выше моих сил, возможностей. Никогда и ни при каких обстоятельствах я не смог бы пойти на это. Да, было дело, ударил несколько раз одного милиционера за то, что он таскал за волосы и избивал изуверски какую-то девушку. Но этот человек по сей день жив, ничего такого с ним не случилось. На том исчерпывается всё моё преступление…[9]

23 апреля 1988 года постановлением Президиума Верховного Совета СССР смертная казнь была заменена лишением свободы на 20 лет[9]. В письме родным, которое, согласно заключению юристов из комиссии Мухтара Шаханова, было написано в состоянии аффекта, он писал:

…Как вы и сами слышали, расстрел заменили мне двадцатью годами. Такой поворот судьбы кого-то, быть может, обрадовал бы или утешил. Но лично мне это сообщение радости не принесло. Дорогая мама, ты не можешь не понять меня! Мне невыносимо тяжело от мысли, что должен сидеть и сидеть в этой темнице без вины. Одиннадцать месяцев рокового мгновения истощили меня до предела. У меня не осталось никаких сил. И я не хочу ни за что терпеть двадцать лет мучений…[9]

Смерть

Кайрат должен был быть отправлен этапом через Караганду в Свердловск, однако первоначальный маршрут был по неизвестным причинам изменён, и он попал в другую тюрьму[9]. 21 мая 1988 года по пути следования к месту отбывания наказания в город Ивдель он погиб при загадочных обстоятельствах в камере № 21 семипалатинской тюрьмы[9][14]. Согласно официальной версии следствия, Рыскулбеков повесился на майке сокамерника[6]. За день до смерти к нему в камеру был помещён шесть раз судимый уголовник Леонид Кимович Власенко, 1953 года рождения, на чьей майке, по официальной версии, и повесился Кайрат Рыскулбеков[9].

В заключении экспертов не были даны исчерпывающие ответы на вопросы, когда наступила смерть Рыскулбекова, сколько он находился в петле, каков был характер странгуляционной борозды и каким предметом она была сделана[10]. Осталось непонятным, для чего Рыскулбекову была нужна майка, которую ему якобы дал Власенко и на которой он был потом повешен, если у самого Рыскулбекова в сумке, находящейся в камере, было две собственных майки[10].

В августе 1992 года в редакцию семипалатинской областной газеты «Иртыш» пришло письмо от соседа Кайрата по камере Л. К. Власенко, в котором он признался в убийстве Кайрата Рыскулбекова (орфография и пунктуация сохранены):

В данное время я нахожусь в тюрьме, недавно прочитал немецкое издание автора Эмиля Кремера «Открытые глаза» и поверив в Бога и правду, у меня появилась нужда в необходимой правдивой публикации о естественной смерти Кайрата Рыскулбекова виновником которого являюсь я. Я находясь в одной камере с Кайратом Рыскулбековым в Семипалатинской тюрьме, повешал его по заданию органов внутренних дел. В подробностях я хочу рассказать корреспонденту вашей газеты «Иртыш», чтобы очиститься от мерзости, которую я совершил. В данное время я нахожусь в Семипалатинской тюрьме, так как администрация тюрьмы не желает этой огласки в печати за свои тёмные (сатанические) дела, где замешаны системы МВД, к которой она относится[6].

Смерть Кайрата Рыскулбекова вызвала большой отклик в обществе. Юрист Латвийской лиги по правам человека В. Богданов, прибывший в Алма-Ату по специальному приглашению и лично ознакомившийся с делом Рыскулбекова, писал в справке, переданной комиссии М. Шаханова:

Дело К. Рыскулбекова является стержневым в сумме уголовных дел, возбуждённых по событиям 1986 года. Поэтому ему уделялось особое внимание… А вот о том, для чего и кому нужна была смерть К. Рыскулбекова, говорить не только можно, но и нужно. То, что смерть К. Рыскулбекова — это социальный заказ, факт практически бесспорный. Его смерть была нужна тем, кто давал добро на искусственное создание уголовных дел в отношении ни в чём не повинных людей. Они были спокойны, когда считали, что рано или поздно приговор будет приведён в исполнение и расстрел К. Рыскулбекова позволит им «похоронить» его дело вместе с ним. Но случилось непредвиденное, Рыскулбеков был оправдан и для них возникла реальная угроза разоблачения и возмездия. Вот тогда-то к ним пришла иезуитская мысль: расправиться с Рыскулбековым и таким образом спрятать «концы в воду». Как бы то ни было, эта версия имеет больше прав на существование, чем официальная, пытающаяся убедить нас в том, что Рыскулбеков покончил самоубийством…[10]

Кайрат был похоронен в Семипалатинске, его родителям не разрешили забрать тело на родину[15].

Реабилитация

После выступлений и требований народного депутата Верховного Совета СССР Мухтара Шаханова на съезде народных депутатов СССР и сессиях Верховного Совета СССР, Президиум Верховного Совета Казахской ССР организовал Комиссию по окончательной оценке декабрьских событий 1986 года в Алма-Ате и других областях Казахстана. К работе комиссии были привлечены более 200 специалистов-экспертов различных специальностей — юристы, медики, социологи, политологи, философы, демографы, экономисты, практические работники прокуратуры, юстиции, МВД, бывшие работники КГБ, представители творческой интеллигенции и общественных организаций — комсомола, профсоюзов, а также Советов народных депутатов. В качестве членов и экспертов комиссии были привлечены также представители общественных правозащитных организаций — Латвийской лиги прав человека, Казахстанского общественного комитета по правам человека, общественного комитета по проблемам Арала, Балхаша и экологии Казахстана, антиядерного движения «Невада — Семипалатинск» и других. Четыре независимых эксперта комиссии изучили уголовное дело Рыскулбекова и пришли к выводу о неправомерности приговора. Это мнение разделил также руководитель бригады Прокуратуры СССР В. Гаев. Комиссия выяснила, что было возбуждено также уголовное дело по обвинению группы студентов энергетического техникума, которые использовали попавшие им в руки на площади сигнальные ракеты и другие спецсредства, однако это уголовное дело было прекращено прокуратурой, так как виновные в этом студенты дали нужные следователям показания по делу Рыскулбекова. Под сомнение был поставлен также факт самоубийства Рыскулбекова.

В 1991 году был издан сборник стихов и дневниковых записей Кайрата Рыскулбекова «Ветви дуба»[16].

21 февраля 1992 года Кайрат Рыскулбеков был полностью реабилитирован[2].

9 декабря 1996 года указом президента Казахстана Кайрат Рыскулбеков был посмертно награждён званием «Халық Қаһарманы» (Народный Герой) и орденом «Отан».

Память

В 1996 году режиссёром Калдыбаем Абеновом были завершены съёмки фильма «Аллажар», посвящённого декабрьским событиям 1986 года. Фильм повествует о парне по имени Азат, который был заключён в тюрьму, прошёл через издевательства следователей и надсмотрщиков. Прототип Азата — Кайрат Рыскулбеков[17].

В декабре 2002 года в Семипалатинске (сейчас город Семей) был открыт памятник Кайрату Рыскулбекову работы скульптора Муратбека Жанболатова, изобразившего Кайрата рвущимся из заточения. На открытие памятника приезжала мать Кайрата — Даметкен Рыскулбекова. В тот же день на его могиле было установлено новое надгробие[2].

В Семее именем Кайрата Рыскулбекова названа средняя школа № 33, в которой функционирует посвящённый ему музей[18] и детская организация «Жас Кайрат» (Молодой Кайрат)[15]. В Алма-Ате именем Кайрата Рыскулбекова названа улица[19], на которой расположена Казахская головная архитектурно-строительная академия (бывший Алма-Атинский архитектурно-строительный институт, в котором учился Кайрат Рыскулбеков).

Напишите отзыв о статье "Рыскулбеков, Кайрат Ногайбаевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Қ. Рысқұлбеков туралы естелiк. Қайсар рухты қазақ // Желтоқсан-86. 2-кітап. Намыс оты алаулаған / Құраст. Б. Әбдіғалиев, Б. Көрпебайұлы, Н. Әубәкір. Ред. А. Қайнарбек. — Алматы: Алтынбек Сәрсенбайұлы қоры, 2006. — С. 3-6. — 284 с. — ISBN 9965-9999-2-9.
  2. 1 2 3 4 Часнык Л. Борцу за независимость // Желтоксан-86: Статьи и публикации за 1996—2005. — Алматы: ОФ «Фонд Алтынбека Сарсенбайулы», 2006. — Т. 7. — С. 204—205. — 300 с. — ISBN 9965-9999-9-6.
  3. Марлан Жиембай. [www.inform.kz/rus/article/238526 «Моя совесть чиста» — Кайрат Рыскулбеков]. Казинформ (2 июня 2009). Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/60wTJgQyr Архивировано из первоисточника 15 августа 2011].
  4. 1 2 Данияров Т. Жизни, прерванные «метелью» // Алма-Ата. 1986. Декабрь. Книга-хроника (вторая) / Пер. Кенжегуловой Н. — Алма-Ата: Коллегия «Аударма», РГЖИ «Дәуір», 1992. — С. 146—147. — 192 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-86228-012-X.
  5. Қайраттың інісі Талғаттың естелігінен // Желтоқсан-86. 2-кітап. Намыс оты алаулаған / Құраст. Б. Әбдіғалиев, Б. Көрпебайұлы, Н. Әубәкір. Ред. А. Қайнарбек. — Алматы: Алтынбек Сәрсенбайұлы қоры, 2006. — С. 203—204. — 284 с. — ISBN 9965-9999-2-9.
  6. 1 2 3 4 5 Рысакова М. Бессмертие Кайрата // Желтоксан-86: Статьи и публикации за 1996—2005. — Алматы: ОФ «Фонд Алтынбека Сарсенбайулы», 2006. — Т. 7. — С. 56—59. — 300 с. — ISBN 9965-9999-9-6.
  7. Қайранбеков Б. Халқымның алдында кінәсіз екенімді білемін // Желтоқсан-86. 2-кітап. Намыс оты алаулаған / Құраст. Б. Әбдіғалиев, Б. Көрпебайұлы, Н. Әубәкір. Ред. А. Қайнарбек. — Алматы: Алтынбек Сәрсенбайұлы қоры, 2006. — С. 44. — 284 с. — ISBN 9965-9999-2-9.
  8. 1 2 3 4 5 6 Людосанова В. Желтоксан в его сердце // Желтоксан-86: Статьи и публикации за 1996—2005. — Алматы: ОФ «Фонд Алтынбека Сарсенбайулы», 2006. — Т. 7. — С. 75—78. — 300 с. — ISBN 9965-9999-9-6.
  9. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Табей К. При загадочных обстоятельствах // Желтоксан-86: Статьи и публикации за 1986—1995. — Алматы: ОФ «Фонд Алтынбека Сарсенбайулы», 2006. — Т. 6. — С. 284—291. — 328 с. — ISBN 9965-831-00-9.
  10. 1 2 3 4 5 6 Табеев К. Смерть на взлёте // Алма-Ата. 1986. Декабрь. Книга-хроника (вторая) / Пер. Кенжегуловой Н.. — Алма-Ата: Коллегия «Аударма», РГЖИ «Дәуір», 1992. — С. 115—134. — 192 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-86228-012-X.
  11. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Данияров Т. «Суд пятерых» // Алма-Ата. 1986. Декабрь. Книга-хроника (вторая) / Пер. Кенжегуловой Н.. — Алма-Ата: Коллегия «Аударма», РГЖИ «Дәуір», 1992. — С. 164—183. — 192 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-86228-012-X.
  12. Данияров Т. Жизни, прерванные «метелью» // Алма-Ата. 1986. Декабрь. Книга-хроника (вторая) / Пер. Кенжегуловой Н.. — Алма-Ата: Коллегия «Аударма», РГЖИ «Дәуір», 1992. — С. 161—162. — 192 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-86228-012-X.
  13. 1 2 КазТАГ. Расплата за бесчинства // Желтоксан-86: Статьи и публикации за 1986-1995. — Алматы: ОФ «Фонд Алтынбека Сарсенбайулы», 2006. — Т. 6. — С. 30—31. — 328 с. — ISBN 9965-831-00-9.
  14. 1 2 Депутат Шаханов раскрывает правду о событиях в Алма-Ате // Желтоксан-86: Статьи и публикации за 1986—1995. — Алматы: ОФ «Фонд Алтынбека Сарсенбайулы», 2006. — Т. 6. — С. 116. — 328 с. — ISBN 9965-831-00-9.
  15. 1 2 Светлана Михайлова. [www.express-k.kz/show_article.php?art_id=6009 Наш Кайрат] // Экспресс-К. — 12 декабря 2006. — № 234 (16136).
  16. Ануар Омар. [www.vastana.kz/articles/detail.php?ELEMENT_ID=2548 Герой независимости]. Вечерняя Астана. Проверено 2 июля 2010. [www.webcitation.org/60wTNoWS0 Архивировано из первоисточника 15 августа 2011].
  17. Казис Тогузбаев. [rus.azattyq.org/content/allazhar_documentary_about_1986_anti_kremlin_riot_in_almaty/9501279.html И спустя 25 лет после Декабрьских событий фильм «Аллажар» не пускают в прокат]. Радио Азаттык (22 апреля 2011). Проверено 13 января 2013. [www.webcitation.org/6DnqVFad2 Архивировано из первоисточника 20 января 2013].
  18. Алина Когай. [rus.azattyq.org/content/kazakhstan_kairat_ryskulbekov_december_1986_activist/1904423.html Кайрат Рыскулбеков получил ореол героя, причины его смерти раскрыть уже не требуют]. Радио Азаттык. Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/60wTPBh3Z Архивировано из первоисточника 15 августа 2011].
  19. [www.auezov.almaty.kz/page.php?page_id=26&lang=1&news_id=2379 В преддверии Дня Независимости]. Аппарат акима Ауэзовского района. Проверено 4 июля 2010. [www.webcitation.org/60wTRwQz4 Архивировано из первоисточника 15 августа 2011].


Отрывок, характеризующий Рыскулбеков, Кайрат Ногайбаевич

Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.