Рыхлевский, Андрей Иванович

Андрей Иванович Рыхлевский
Вятский губернатор
8 января 1825 — 24 января 1830
Предшественник:	Добринский Павел Михайлович
Преемник:	Ренкевич Ефим Ефимович
Олонецкий губернатор
август 1821 — сентябрь 1825
Предшественник:	Мертенс Василий Фёдорович
Преемник:	Фан-дер-Флит Тимофей Ефремович
Рождение:	1783(1783)
Смерть:	3 декабря 1830(1830-12-03) Санкт-Петербург
Место погребения:	Волковское кладбище
Супруга:	Елена Павловна (1802—10 декабря 1875), урожд. Лошкарёва
Награды:

Андре́й Ива́нович Рыхле́вский (1783—1830) — государственный деятель Российской империи, действительный статский советник (1826), губернатор Олонецкой и Вятской губерний.

Биография

Родился в Сибири в семье чиновника, из мелкопоместных дворян. Получил домашнее образование.

Состоял в штате при Тобольском губернаторе с 1795 года.

В 1803—1811 годах работал в аппарате Министерстве внутренних дел в Санкт-Петербурге.

В 1812—1815 годах — советник Рязанского губернатора.

В 1816—1820 годах — чиновник особых поручений, правитель канцелярии наместника в Грузии генерала А. П. Ермолова, участвовал в военных походах.

В 1821 году назначен Олонецким губернатором.

В 1825—1830 годах — Вятский губернатор.

В январе 1830 года назначен начальником медицинского департамента Министерства внутренних дел.

Похоронен Санкт-Петербурге на Волковском кладбище.

Семья

• сын Павел (1827—25.5.1883), действительный статский советник
• сын Иван (1828—1900), действительный статский советник
• дочь Августа (1830—1891), в замужестве Цейдлер, детская писательница

Источники

• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. С. 53 — 384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)
• Н. А. Кораблёв, Т. А. Мошина. Олонецкие губернаторы и генерал-губернаторы: Биографический справочник. — Петрозаводск: «Строительный стандарт», 2012. — С. 48—50. — 140 с. — ISBN 5-87870-010-7.

Ссылки

• [pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=7174 А. И. Рыхлевский]

Отрывок, характеризующий Рыхлевский, Андрей Иванович

– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.