Рычков, Николай Петрович

Николай Петрович Рычков (1746—1798) — русский путешественник и географ, организатор российского шелководства. Адъюнкт Императорской академии наук, член Вольного российского собрания и Вольного экономического общества. Второй сын академика П. И. Рычкова.

В 1769 и 1770 г. капитан Рычков принял участие в экспедиции Палласа, объездил большую часть губерний Казанской, Оренбургской, Уфимской, Вятской и Пермской и составил их описание, напечатанное в 1770—72 гг. академией под заглавием: «Журнал или дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства». В 1772 г. академия наук издала и другой труд Н. П. Рычкова: «Дневные записки путешествия в Киргиз-Кайсацкую степь в 1771 г.».

С 1772 г. Н. П. Рычков состоял «на Ахтубе в новозаводимых там шелковых заводах главным директором». В 1780 году получил чин надворного советника, в 1784 году коллежского советника и на следующий год сдал директорство И. И. Огареву. В 1787 году участвовал в качестве советника и эксперта в деле о взяточничестве саратовского губернатора Поливанова.

В 1793 году академик Паллас застал своего друга Рычкова в том же чине коллежского советника в его имении под Царицыном. Рычков, как и 20 лет назад, составил компанию академику по исследованию Ахтубинской долины. В 1797 году его планировали назначить вновь директором Ахтубинского шёлководства, но смерть прервала его деятельность где-то на рубеже 1797—1798 годов. Вместо него на Ахтубу поехал московский писатель-сатирик Николай Иванович Страхов.

Источники

• А. А. Клушин. «История Ахтубинского шелководства» (2012).

Отрывок, характеризующий Рычков, Николай Петрович

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).