Рэй Чарльз

Рэй Чарльз Ray Charles
10 ноября 1969 года
Основная информация
Полное имя	Рэй Чарльз Робинсон
Дата рождения	23 сентября 1930(1930-09-23)
Место рождения	Олбани (штат Джорджия, США)
Дата смерти	10 июня 2004(2004-06-10) (73 года)
Место смерти	Беверли-Хиллз, США
Годы активности	1947-2004
Страна	США США
Профессии	вокалист, музыкант, пианист, аранжировщик, автор песен, лидер музыкального коллектива
Инструменты	фортепиано, альтовый саксофон
Жанры	соул, ритм-н-блюз, популярная музыка, джаз, блюз, кантри, госпел
Коллективы	«The Raelettes»
Лейблы	Swing Time, Atlantic, ABC Records, Warner Bros.
Награды

Рэй Чарльз (полное имя Рэй Чарльз Ро́бинсон, англ. Ray Charles Robinson; 23 сентября 1930 — 10 июня 2004) — американский эстрадный певец (баритон) и пианист. Пел в различных стилях, особенно прославился как исполнитель в стилях соул и ритм-энд-блюз. В США считается одним из наиболее значительных «истинно американских» музыкантов послевоенного времени.

Рэю Чарльзу принадлежат около 70 альбомов грамзаписи. Награждён 17 премиями «Грэмми», попал в залы славы рок-н-ролла, джаза, кантри и блюза, в зал славы штата Джорджия.

Биография

Детство и юность

Рэй Чарльз родился в небольшом городе Олбани, в штате Джорджия, отец — Бэйли Робинсон, мать — Арета Робинсон.

Семья Рэя была очень бедна — как он сам говорил, «Даже среди других чёрных… мы были на нижней ступеньке лестницы, смотря вверх на остальных. Ничто ниже нас — только земля».

Семья Рэя переехала в маленький посёлок Гринвилл, в Южной Флориде когда ему было всего несколько месяцев. Отец не играл значительной роли в жизни Рэя, а через некоторое время после его рождения, он и вовсе бросил их семью, оставив Рэя и его младшего брата Джорджа на попечение Ареты и её свекрови — Мэри Джей Робинсон (Mary Jay Robinson).

Когда Рэю было пять лет, его брат Джордж, который был на год младше, начал тонуть в лохани, стоявшей на улице. Рэй, который был свидетелем этого случая, пытался ему помочь, но не смог ничего сделать, так как брат был для него слишком тяжёл. Джордж утонул, а Рэй, предположительно от перенесённого потрясения, постепенно начал слепнуть и в возрасте семи лет ослеп полностью.

Как утверждал сам Рэй, причина его слепоты так и осталась неизвестна, но есть данные о том, что это следствие глаукомы. Есть слухи, что в 80-е годы, уже став известным, Рэй подавал анонимное объявление о поиске донора, готового пожертвовать музыканту один глаз. Однако врачи посчитали эту операцию бессмысленной и рискованной, и она не состоялась.

Впервые музыкальный талант Рэя начал проявляться в возрасте 3 лет — этому содействовал хозяин ближайшей аптеки, игравший на пианино.

После того как Рэй ослеп, мать отдала его в школу-интернат для глухих и слепых в Сент-Огустине, штат Флорида. Там Рэй научился азбуке Брайля и игре на нескольких музыкальных инструментах — пианино, органе, саксофоне, тромбоне и кларнете. В школе проявился музыкальный талант Рэя — он пел в баптистском хоре. В 1945 году умерла мать, а ещё через два года — отец.

Начало музыкальной карьеры

После окончания школы Рэй участвовал во многих музыкальных проектах, в основном в стилях джаз и кантри. В своём творчестве он черпал вдохновение у известных джазменов — Каунта Бэйси, Арта Тэйтума и Арти Шоу. Первая группа, в которой он принимал активное участие, называлась «The Florida Playboys».

В 1947 году семнадцатилетний Рэй, скопив 600 долларов, отправился в Сиэтл. Там он вместе с гитаристом Госсади Макги основал группу «MacSon Trio» (иногда также называемая Maxim). Вскоре он начал записываться, вначале под лейблом Swingtime Records. Первые три его записи — «Guitar Blues», «Walkin' and Talkin'» и «Wonderin' and Wonderin'». Он сотрудничал с известным R&B исполнителем Лоуэллом Фулсоном и его группой, аккомпанируя им на пианино.

В 1949 году вышел его первый хит — «Confession Blues». Следующая его популярная песня — «Baby, Let Me Hold Your Hand» (1951).

1950-е годы

В 1952 году музыкант начал сотрудничать с лейблом Atlantic Records (1952), так как понимал, что «Swingtime Records» никогда не дадут ему желаемой творческой свободы. Его имя вскоре было сокращено до Рэя Чарльза, чтобы избежать путаницы с боксёром Рэем Робинсоном (Ray «Sugar» Robinson).

31 июля 1951 года он женился на Эйлен Вильямс, но уже через год их брак распался. Примечательно, что из 12 детей Рэя только 3 было рождено в браке. В 1955 году Рэй женился вторично, теперь уже на Делле Беатрисе Робинсон (урождённая Ховард). Этот брак продержался до 1977 года.

На студии «Atlantic», под руководством знаменитых продюсеров Ахмета Эртегюна и Джерри Векслера, Рэй приступает к активному поиску «своего», уникального звучания. В 1953 году Рэй выпустил популярный сингл «Mess Around». В этом же году он аранжировал и аккомпанировал на пианино известному блюзмену Гитар Слиму (Guitar Slim), композиция «The Things That I Used To Do», которую они записали, была продана более чем миллионным тиражом. Таким же успешным был и сингл «It Should Have Been Me», который уже целиком принадлежал Рэю.

Следующей вершины в своей карьере Рэй достиг в 1955 году, когда сингл «I Got a Woman» поднялся до первого места в R&B чартах. Именно этот сингл большинством специалистов считается первой записью в стиле соул. В это время репертуар Рэя состоял наполовину из госпелов со светскими текстами, наполовину из блюзовых баллад. Своим творчеством Рэй способствовал саморазвитию популярности R&B и госпела среди широкой аудитории, привлекая новых слушателей — не только чернокожих, но и белых. Рэй был одним из первых музыкантов, популяризировавших традиционно «чёрную» музыку и сделавших эту музыку по-настоящему распространённой среди широких масс.

Основные особенности творчества Рэя раннего периода слышны на пластинке «Ray Charles in Person». Этот альбом был записан радиостанцией WOAK в 1956 году, не как обычно, в студии, а в живом исполнении, перед негритянскими слушателями. В альбом впервые была включена, пожалуй, самая знаковая песня, написанная непосредственно Рэем — «What’d I Say». Считается, что Рэй сочинил её прямо во время одного из выступлений, чтобы заполнить время, требовавшееся по контракту. Песня мгновенно стала суперхитом и оказала огромное влияние на развитие рок-н-ролла. Например, Пол Маккартни признавался, что «What’d I say» стала для него одним из самых больших импульсов в жизни.

Через некоторое время, во время Ньюпортского фестиваля, Рэй завоевал широкую популярность. Там же был записан альбом «Ray Charles at Newport», включавший в себя такие хиты, как «What’d I Say» и «The Night Time (Is The Right Time)».

Рэй постепенно начал выходить за пределы смеси блюза и госпела, начав записывать песни с участием крупных оркестров, джазовых музыкантов (Милт Джексон), и записал свою первую песню в стиле кантри «I’m Movin On» (с участием Хэнка Сноу). Первую свою премию «Грэмми» Рэй получает в 1959 году за классическую блюзовую песню «Let the Good Times Roll». Невероятно экспрессивный, мощный и энергичный вокал покорил и специалистов, и простых слушателей.

Пик творчества: 1960-е годы

Затем Рэй перешёл в компанию ABC Records, став одним из самых высокооплачиваемых музыкантов на тот момент. Вскоре он переселился в Беверли-Хиллз, где стал обладателем самого большого особняка в округе. Там же, в Беверли-Хиллз, Лос-Анджелес, музыкант и прожил до самой смерти.

На ABC Рэй получил большую творческую свободу и начал расширять свой подход к музыке, однако, не стал участвовать в экспериментальных проектах, а принялся записывать песни в стиле поп, приближаясь к мейнстриму. Для аранжировок стали использоваться биг-бенды, струнные оркестры, на подпевке — большой хор. Такие записи сильно контрастировали с камерным звучанием времён Atlantic. Также Рэй начал периодически записывать так называемые «поп- и джаз-стандарты», такие как «Cry», «Over the Rainbow», «Cry me a river», «Makin' Whoopee» и другие. Репертуар Чарльза просто потрясал своим объёмом и разнообразием. В это время вышли такие его хиты, как «Unchain My Heart», «You Are My Sunshine». «Hit The Road Jack», одна из известнейших его песен, написанная Перси Мэйфилдом, несколько недель занимала первые строчки R&B и поп- чартов одновременно, а также принесла её исполнителю премию «Грэмми».

В это же время была издана «визитная карточка» Рэя, «Georgia On My Mind», символ периода ABC. В оригинале посвящённая Хогом Кармайклом девушке по имени Джорджия, эта песня (24 апреля 1979 года) была объявлена гимном штата Джорджия, и Рэй Чарльз исполнил её в здании законодательного собрания штата.

В 1962 году он удивил свою, теперь уже гораздо более широкую, аудиторию, издав знаменитейший альбом «Modern Sounds in Country and Western Music», в который были включены такие хиты, как «I Can’t Stop Loving You» и «You Don’t Know Me». Рэй своим альбомом вошёл в оборот музыки кантри, что в то время было невообразимо для чернокожего музыканта.

Рэй всю жизнь выступал против расизма и расовой сегрегации — так, в 1961 он даже отменил концерт в Огасте, штат Джорджия, протестуя против расовой сегрегации — во время его концерта предполагалось, что чернокожие и белые зрители должны были сидеть отдельно.

Некоторые источники ошибочно указывают, что в течение 20 лет ему было запрещено выступать в Джорджии, на самом же деле такого запрета не было — Рэй просто туда не ездил. На следующий же день после убийства Дж. Ф. Кеннеди Рэй выпустил сингл «Busted» (Разжалованный) — так Рэй помянул конец его антирасистской политики. Также он активно поддерживал и финансировал деятельность Мартина Лютера Кинга.

В 1965 году, в Бостоне, Рэй был арестован за хранение героина и марихуаны. От героина музыкант был зависим в течение 20 лет. Рэй впервые начал употреблять наркотики в возрасте 16 лет. Это долгие годы влияло как на карьеру, так и на личную жизнь музыканта — это была, как он сам выразился, «мартышка на моей спине». Уже в третий раз у Рэя находили наркотики — сначала кокаин и марихуану, затем и героин, но Рэй и в этот раз избежал тюремного заключения.

В первый раз полиция нашла наркотики в его гостиничном номере ещё в 1961 году, но дело не получило продолжения, так как у полиции тогда не было ордера на обыск.

Он лечился от наркомании в Лос-Анджелесской клинике, поэтому и не получил реального срока в тюрьме, а всего лишь год условно. После этого Рэй окончательно бросил наркотики. Как он объяснял позднее, «Иногда я чувствовал себя ужасно, но как только я выходил на сцену и группа начинала играть, не знаю почему, но это казалось как аспирин — тебе больно, ты его принимаешь и больше не чувствуешь боли».

Зависимость Рэя от наркотиков широко отображена в фильме «Рэй». Всю последующую жизнь Рэй выступал против наркотиков.

1970-е: мейнстрим

После того как музыкант бросил наркотики, изменился и его стиль. Он стал ближе к мейнстриму, хотя, с другой стороны (быть может, это просто совпадение), после отказа от наркотиков практически ничего выдающегося Рэй не написал, а пел чужие песни, что, впрочем, делал просто фантастически.

После 70-х годов его музыкальное творчество принималось критиками и слушателями неоднозначно — некоторые песни были чрезвычайно популярны, в то время как другие так и остались непризнанными аудиторией. В это время он концентрировал внимание на живых выступлениях, а на студийных альбомах было весьма много проходного материала. Музыка становится более однообразной, вырисовывается уклон в сторону стиля «кантри».

В этот период наибольшую известность приобретает песня «America the Beautiful», впервые вышедшая на примечательном альбоме «The Message for People», первом политически окрашенном альбоме музыканта. Считается, что, аранжировав классическую песню в стиле госпел/ритм’н’блюз, Рэй дал ей голос и второе рождение.

Следующий заслуживающий внимания альбом — «Renaissance» (1975). В него вошла песня Стиви Уандера «Living for the city», записанная Рэем всего через несколько месяцев после выхода оригинала. За этот трек Рэй получает «Грэмми». Уандер очень высоко оценил версию Чарльза, а также спел с ним эту песню дуэтом в 1990 году. Кстати, это был единственный в истории случай сотрудничества Рэя и Стиви на одной сцене.

Кроме того, в данном периоде стоит выделить версию классической оперы Джорджа Гершвина «Porgy&Bess» дуэтом с Клео Лэйн {RCA Victor, 1976}, а также альбомы «True to Life» {Atlantic, 1977} и «Love&Peace» {Atco, 1978}.

Характерные черты этого периода — активное использование практически во всех композициях модного тогда Rhodes Piano с его узнаваемым звуком, длинные соло на нём же, пронзительные струнные аранжировки, мелодичные баллады и надрывный вокал.

Также Рэй придаёт своим песням более современное звучание, вводит электронные элементы, зачастую заменяя ими реальные инструменты. С этого времени берёт начало его «фирменная» манера игры на синтезаторе, с электронными соло, имитирующими электрогитару. Для достижения сходства Рэй помогал себе питч-колесом, к 90-м годам достигнув в этом совершенства.

Поздние годы (1980—2004)

В конце 1980-х произошёл ряд событий, ещё более увеличивших признание Рэя среди молодой аудитории.

В 1984 выходит альбом дуэтов «Friendship». На нём Рэй записался с некоторыми модными в кантри-сообществе музыкантами, а также с такими столпами музыки, как Тони Беннет (песня «Everybody gets the blues») и Билли Джоэл («Baby Grand»). Он снялся в эпизоде фильма «Братья Блюз» c Джоном Белуши и Дэном Эйкройдом. В 1985 году «Night Time Is the Right Time» появилась в серии «Happy Anniversary» популярного телешоу «The Cosby Show».

В 1985 году Рэй выступал во время инаугурации Рональда Рейгана. С этим выступлением связан эпизод, позднее бросивший тень на репутацию Рэя. Известно, что Рэй был убеждённым демократом, а Рейган — республиканцем. Рей согласился выступать только за неслыханно высокий по тем временам гонорар в 100 000 долларов. Комментируя этот факт, агент Рэя Джо Адамс сказал: «За такие деньги мы бы выступили и на собрании Ку-Клукс-Клана».

В 1986 году он исполнил песню «America the Beautiful» во время шоу «WrestleMania 2». Рэй участвовал в рекламной кампании «Diet Pepsi», которая снова сильно увеличила его популярность. Во время этой кампании Рэй использовал знаменитый слоган «You Got The Right One, Baby!». Также он участвовал в телешоу «The Super Dave Osbourn Show».

В начале 90-х годов Чарльз участвовал в нескольких музыкальных проектах — так, в частности, в проекте своего давнего друга Квинси Джонса «I’ll be good to you» (1990), (дуэтом с Чакой Кан, премия «Грэмми» 1990 г.).

Чарльза приглашают в различные совместные проекты, как например песня «My Friend» с группой «Take 6», «Evenin'» с Тони Беннетом, классический госпел «Amazing Grace» с Лондонским оркестром в рамках благотворительной акции, и многие другие. В то же время продюсеры Чарльза решают воспользоваться ростом его популярности и выпускают альбом «My World», записанный на котором кавер песни Леона Рассела «Song for You» получил премию «Грэмми». Сочетавший элементы поп-музыки, соула и хип-хопа, этот альбом становится потрясающим, однако, пожалуй, последним отчаянным прыжком Рэя в сторону молодой аудитории.

Другие заслуживающие внимания альбомы этого периода — «Strong Love Affair» и «Thanks for Bringing Love Around Again», последний сольный альбом Чарльза.

В этот период Рэй дважды приезжал с концертами в Россию — в 1994 году и в 2000 году.

В 1996 году на открытии Олимпийских игр в Атланте Рэй Чарльз исполнил свою классическую песню «Georgia On My Mind». В этом же году он выступил и на инаугурации Билла Клинтона — за три года до этого президент вручил ему Национальную медаль искусств.

В 2000 году Рэй в своём творчестве вернулся к джазу и выпустил композицию «In the Spur of the Moment», посвящённую Стиву Тарру.

В 2002 году Рэй участвовал в фестивале коньяка в Южной Франции. Во время выступления один из фанов взбежал на сцену и начал исполнять одну из песен Рэя «Mess Around» а капелла. В знак своего уважения Рэй начал играть музыку этой песни. В мае 2003 года Чарльз провёл в Лос-Анджелесе концерт — 10000 по счёту. Одно из последних публичных выступлений Рэя произошло в 2003 году, во время ежегодного банкета журналистов электронных СМИ, который происходил в Вашингтоне. Он исполнял песни «Georgia On My Mind» и «America the Beautiful». Последнее выступление Рэя Чарльза произошло 30 апреля 2004 года в Лос-Анджелесе.

Смерть

Здоровье Рэя было подорвано операцией на бедре, от которой он долго не мог оправиться — несмотря на болезнь, он продолжал работу над альбомом «Genius Loves Company». Рэй умер в возрасте 73 лет, в своём доме в Беверли-Хиллз, штат Калифорния. Причиной его смерти стала долгая и тяжелая болезнь, по-видимому, рак печени, начавший проявляться ещё в 2002. По воспоминаниям Дэвида Ритца, в последние месяцы Рэй уже не мог ходить и почти не говорил, но каждый день приезжал на собственную студию «RPM» и делал свою работу. «Я не буду жить вечно», — как-то сказал Рэй Чарльз во время интервью. — «Ума, чтобы это понять, мне хватает. Дело не в том, как долго я буду жить, вопрос только — насколько красивой будет моя жизнь». Рэй похоронен на кладбище Инглвуд-Парк, в Инглвуде, штат Калифорния.

Через два месяца после его смерти вышел его последний альбом, «Genius Loves Company». В этот альбом вошли песни, исполняемые Рэем совместно с другими музыкантами. Среди них такие имена, как Би Би Кинг, Ван Моррисон, Джеймс Тэйлор, Майкл МакДональд, Элтон Джон, Бонни Рэйтт, Нора Джонс и Джонни Матис. Этот альбом получил 8 престижных наград «Грэмми». Пять из них присуждены самому Рэю — «Лучший Поп-вокальный альбом», «Альбом Года», «Запись Года», «Лучшее Поп Сотрудничество» (песня «Here we go again» дуэтом с Норой Джонс) и «Лучшее Госпел-исполнение». На мемориальную церемонию в церковь приехали Стиви Уандер, Би Би Кинг и Вилли Нельсон. После мессы гроб открыли, чтобы тысячи поклонников могли проститься с Рэем под звуки песни «Over the Rainbow», выбраной для этого им самим. Осенью 2004-го в 20-тысячном зале в Лос-Анджелесе прошёл большой концерт памяти Рэя Чарльза. Свою дань уважения певцу отдали многие известные музыканты, исполнив самые знаковые его песни. Завершился концерт демонстрацией на большом экране записи выступления самого Рэя с песней «America the Beautiful», которой зрители аплодировали стоя. В 2005 выходит ещё один посмертный альбом музыканта, «Genius&Friends», в который вошли не выпускавшиеся ранее дуэты с современными поп- и соул-зёздами (Chris Isaak, Mary J. Blige, Ruben Studdard, George Michael, John Legend и другие). Все музыканты были лично выбраны мистером Чарльзом.

Третий посмертный альбом вышел в 2006 и назывался «Ray Sings, Basie Swings», представлявший собой записанный аккомпанемент специально приглашенного для этого в студию легендарного оркестра имени Каунта Бэйси, наложенный на тщательно отреставрированный вокал Рэя с помощью компьютерных технологий. Альбом включает в себя главные хиты Чарльза и некоторые новые кавер-версии. «Это великое событие. Когда технологии 21-го века и бессмертный соул сплетаются вместе, получается результат на века» — сказал об этом альбоме Куинси Джонс, близкий друг и соратник Рэя Чарльза. А Дэвид Ритц, биограф Рэя Чарльза, назвал эту работу «Вероятно, самой важной записью Рэя за всё время». Интересно, что на самом деле Чарльз и Бэйси никогда не играли вместе, хотя однажды выступали в одном зале один за другим.

В сентябре 2010 компания Concord Records, на которой в последние годы записывался Рэй и которая активно занимается «раскруткой» богатого наследия музыканта, официально заявила о выходе нового альбома Рэя Чарльза. Новый диск называется «Rare Genius: The Undiscovered Masters» и состоит из 10 принципиально новых треков, никогда не выпускавшихся до этого. В основном это демозаписи 70-х и 80-х годов, по тем или иным причинам недоработанные и поставленные на полку. Как и в случае с «Ray Sings, Basie Swings» и «Genius&Friends», вокал Чарльза тщательно очищен от фоновых шумов, отреставрирован и наложен на свежезаписанное сопровождение специально приглашенных в студию музыкантов. Альбом вышел 26 Октября 2010.

Голос

Рэй Чарльз являлся обладателем одного из самых узнаваемых голосов в мировой музыке. «Рэй Чарльз — обладатель самого уникального голоса в поп-музыке. Он делал эти импровизационные штучки, вроде легкого смешка или хмыканья. … (Рэй) взял визг, крик, рычание, стоны, и сделал из них музыку» (Билли Джоэл). А вот слова музыковеда Генри Плезантса (Henry Pleasants):

«Фрэнк Синатра, а до него Бинг Кросби, были мастерами слова. Рэй Чарльз же — мастер звуков. Его записи открывают нам потрясающее разнообразие и мастерство применения легато, глиссандо, вскриков, стонов, срывающихся в плач, ворчания и шёпота, фальцета, неожиданных прыжков и остановок, визгов и криков, — всех прекрасно контролируемых, дисциплинированных выдающейся музыкальностью, и использованных с мастерски учтёнными нюансами гармонии, ритма и динамики. Это — и пение того, чей словарный запас далёк до того, чтобы передать что-то, находящееся в его сердце и мыслях, и того, чьи чувства слишком сильны для удовлетворительного словесного или обыкновенного музыкального выражения. Он не может вам это просто сказать. Не может даже спеть. Ему нужно вам это прокричать, голосом, полным отчаяния или радости. И один лишь голос, с небольшой помощью текста или музыки, передает нужный месседж.

Обычно Рэй Чарльз характеризуется как баритон, и его разговорный голос не предложил бы вам большего, учитывая, с каким трудом он брал и удерживал „Ми“ и „Фа“ первой октавы (верхние ноты баритона) в поп-балладе. Но человеческий голос подвергается определенным изменениям под напряжением, и в музыке вроде госпела или блюза Рэй мог и действительно пел целыми тактами на пределе верхнего диапазона тенора, достигая „Ля“ и „Си“ первой, а иногда и „До“ и „Ре“ второй октавы, иногда полным, иногда экстатическим головным голосом, а иногда фальцетом. На фальцете он продолжал идти вверх до „Ми“ и „Фа“ выше верхней „До“ второй октавы. На одной экстраординарной записи, „I’m Going Down to the River“, он берёт потрясающую „Си-бемоль“ второй октавы. Если считать за самую низкую ноту „Ми“ большой октавы („Georgia On My Mind (Live))“, у него в распоряжении находится, включая фальцет, по меньшей мере три с половиной октавы: частично большая октава, вся малая и первая октавы и до си-бемоль второй»

Личная жизнь

Рэй Чарльз был дважды женат и является отцом двенадцати детей от девяти женщин. Его первый брак с Эйлин Уильямс был коротким: с 31 июля 1951 до 1952 года. У него трое детей от второго брака с Деллой Беатрис Говард Робинсон: с 5 апреля 1955 до 1977 года. В момент смерти его подругой и партнёром была Норма Пинелла.

Его дети:

• Charles Wayne Hendricks (сын от Marge Hendricks — одной из Raelettes)
• Evelyn Robinson (дочь от Louise Mitchell)
• Raenee Robinson (дочь от Mae Mosely Lyles)
• Sheila Robinson (дочь от Sandra Jean Betts)
• Vincent Kotchounian (сын от Arlette Kotchounian — работала с ним в качестве фотографа над альбомом Would You Believe)
• David Robinson (сын от Della Robinson)
• Ray Charles Robinson, Jr. (сын от Della Robinson)
• Reverend Robert Robinson (сын от Della Robinson)
• Reatha Butler
• Alexandria Bertrand (дочь от Chantelle Bertrand)
• Robyn Moffett (дочь от Gloria Moffett)
• Ryan Corey Robinson den Bok (сын от Mary Anne den Bok)

Чарльз дал каждому из 12 детей по $1 млн в 2004 году незадолго до своей смерти.

Биографический фильм «Рэй»

О жизни Рэя Чарльза был снят биографический фильм «Рэй», который вышел на экраны вскоре после его смерти — 19 октября 2004 года. Режиссёр фильма — Тэйлор Хэкфорд. Самого Чарльза играл Джейми Фокс. Бюджет фильма составил $40 млн. Тэйлор Хэкфорд участвовал в создании фильма также как продюсер и сценарист. Фильм отображает период с 1930 по 1966 год. Джейми Фокс получил премию «Оскар» в номинации «Лучший Актёр» за эту роль. Фильм основан на автобиографии Рэя, изданной в 1978 году и называвшейся «Брат Рэй» (одно из прозвищ Рэя).

Признание

Фрэнк Синатра назвал Рэя «единственным настоящим гением в шоу-бизнесе». Перед его талантом преклонялись Пол Маккартни, Элтон Джон, Стиви Уандер, Том Круз, Брюс Уиллис, Билли Престон, Ван Моррисон, Хью Лори и многие другие. В 2004 году журнал Rolling Stone поставил Рэя Чарльза под № 10 своего «Списка Бессмертных»: 100 величайших артистов всех времён и под номером 2 в списке «100 лучших вокалистов всех времён». Его песня What’d I Say удостоилась 10-го места в рейтинге «500 лучших песен всех времён» того же журнала. Наряду со многими исполнителями 1960-х Рэй является ключевой фигурой в развитии современной музыки и часто включается в различные символические списки лучших музыкантов XX века. Певец Билли Джоэл сказал: «Это может прозвучать кощунственно, но я считаю, что Рэй Чарльз был важнее, чем Элвис Пресли. Я не знаю, был ли Рэй одним из создателей рок-н-рола, но он определенно был первым во многих вещах… Кто, черт возьми, когда-либо смешивал вместе столько стилей, да так, чтобы это заработало?!»

Награды

Во время одного из его награждений Рэй был описан, как «один из самых уважаемых певцов своего поколения… пионер, который смёл барьеры между светскими и духовными стилями, между белой и чёрной поп музыкой». Сам же он говорил просто — «Музыка была на свете очень давно, и будет после меня. Я просто старался оставить свой след, сделать в музыке что-то хорошее». В августе 2005 года Конгресс США переименовал почтовое отделение West Adams Station в Лос-Анджелесе в «Станцию Рэя Чарльза» (Ray Charles Station). В 1976 году он стал одним из первых музыкантов, попавших в Зал Славы штата Джорджия. В 1981 году он удостоился собственной звезды на Голливудской Аллее Славы. В 1986 году он попал в Зал Славы Рок-н-Ролла, был награждён французским Орденом искусств и литературы, а в 2004 году — попал в Зал Славы Джаза. В 1993 году получил National Medal of Arts. За свою карьеру Рэй выиграл 17 премий Грэмми (5 посмертно), не считая премии за вклад в развитие музыки, которой он был удостоен в 1987 году. Полный список «Грэмми», полученных Рэем :

• 1959 — Лучшее R&B исполнение за «Let the Good Times Roll».
• 1960 — Лучшее вокальное исполнение (Одна запись или трек, Мужчины) — за «Georgia On My Mind».
• 1960 — Лучшее исполнение поп-музыканта (Соло) — за «Georgia On My Mind».
• 1960 — Лучший вокальный альбом (Мужчины, Вокальное исполнение) — за «The Genius of Ray Charles».
• 1961 — Лучшая R&B-запись — за «Hit The Road Jack».
• 1962 — Лучшая R&B-запись — за «I can’t Stop Loving You».
• 1963 — Лучшая R&B-запись — за «Busted».
• 1966 — Лучшая R&B-запись — за «Crying Time».
• 1966 — Лучшее R&B-исполнение (Соло, Вокал) — за «Crying Time».
• 1975 — Лучшее R&B-исполнение (Вокал, Мужчины) — за «Living For the City».
• 1990 — Лучшее R&B-исполнение (Дуэт или группа, Вокал) — за «I’ll be Good To You» (вместе с Чакой Каном (Chaka Khan)).
• 1993 — Лучшее R&B-исполнение (Вокал, Мужчины) — за «A Song For You».
• 2004 — Запись года — «Here We Go Again» (with Norah Jones)
• 2004 — Альбом года — Genius Loves Company
• 2004 — Лучшее поп-сотрудничество — «Here We Go Again» (with Norah Jones)
• 2004 — Лучший поп-альбом года — Genius Loves Company
• 2004 — Лучшая запись в жанре госпел — «Heaven Help Us All» (with Gladys Knight)

Рэй Чарльз — единственный исполнитель, получавший «Грэмми» на протяжении пяти десятилетий подряд.

Дискография

Дискография Рэя Чарльза:

• 1956 The Great Ray Charles {Atlantic}
• 1956 The Genius After Hours {Rhino}
• 1957 Ray Charles {Atlantic}
• 1958 Ray Charles at Newport {Atlantic}
• 1958 Yes, Indeed!! {Atlantic}
• 1958 Soul Brothers {Atlantic}
• 1959 What’d I Say {Atlantic}
• 1959 Ray Charles {Xtra}
• 1959 The Fabulous Ray Charles {Hollywood}
• 1959 Ray Charles {Hollywood}
• 1959 The Genius of Ray Charles {Atlantic}
• 1960 Ray Charles in Person {Atlantic}
• 1960 Genius + Soul = Jazz {DCC}
• 1960 Basin Street Blues {ABC}
• 1960 Ray Charles Sextet {Atlantic}
• 1961 Dedicated to You [HMV] {ABC/Paramount}
• 1961 Ray Charles & Betty Carter {ABC/Paramount}
• 1961 The Genius Sings the Blues {Atlantic}
• 1961 The Do the Twist with Ray Charles! {Atlantic}
• 1961 Modern Sounds in Country & Western Music {Rhino}
• 1961 Soul Meeting {Atlantic}
• 1962 Hit the Road Jack [HMV] {HMV [UK]}
• 1962 The Original Ray Charles [London] London
• 1962 Modern Sounds in Country & Western, Vol. 2 {Rhino}
• 1963 Ingredients in a Recipe for Soul {ABC}
• 1963 I Can’t Stop Loving You {HMV}
• 1964 Sweet & Sour Tears {Rhino}
• 1964 Have a Smile with Me {ABC/Paramount}
• 1964 Ballad of Ray Charles {HMV [UK]}
• 1965 Live in Concert {ABC}
• 1965 Country & Western Meets Rhythm & Blues {ABC/Paramount}
• 1965 Ballad Style of Ray Charles {HMV [UK]}
• 1965 Swinging Style {HMV [UK]}
• 1965 Baby Its Cold Outside {HMV [UK]}
• 1965 Take These Chains {HMV [UK]}
• 1965 Ray Charles Sings {HMV [UK]}
• 1965 Cincinnati Kid [Soundtrack] {MGM}
• 1966 Crying Time {ABC/Paramount}
• 1966 Ray’s Moods {ABC/Paramount}
• 1966 Busted {HMV [UK]}
• 1967 A Man & His Soul {ABC/Paramount}
• 1967 Ray Charles Invites You to Listen {ABC}
• 1968 Memories of a Middle Aged Man {Atlantic}
• 1969 I’m All Yours-Baby! {ABC/Tangerine}
• 1969 Doing His Thing {ABC/Tangerine}
• 196? Le Grand {Atlantic}
• 1970 My Kind of Jazz {Tangerine}
• 1970 Love Country Style {ABC/Tangerine}
• 1970 Ray Charles {Everest}
• 1971 Volcanic Action of My Soul {ABC/Tangerine}
• 1972 A Message from the People {ABC/Tangerine}
• 1972 Through the Eyes of Love {ABC/Tangerine}
• 1972 Presents the Raelettes {Tangerine}
• 1972 The Original Ray Charles [Boulevard] Boulevard
• 1973 Ray Charles Live {Atlantic}
• 1973 Jazz Number II {Tangerine}
• 1973 Genius in Concert L.A. [live] {Bluesway}
• 1974 Come Live with Me {Crossover}
• 1975 Renaissance {Crossover}
• 1975 My Kind of Jazz, Vol. 3 {Crossover}
• 1975 World of Ray Charles, Vol. 2 {Decca}
• 1975 Live in Japan {Crossover}
• 1975 Ray Charles [Up Front] {Up Front}
• 1976 Porgy & Bess {RCA Victor}
• 1977 True to Life {Atlantic}
• 1978 Love & Peace {Atco}
• 1978 Blues {Ember}
• 1978 The Fabulous Ray Charles [Musidisc] {Musidisc}
• 1979 Ain’t It So {Atlantic}
• 1979 King of the Blues {Ampro}
• 197? Incomparable {Strand}
• 1980 Brother Ray Is at It Again {Atlantic}
• 1980 I Can’t Stop Loving You [Pickwick] {Pickwick}
• 1981 The Legend Lives... {Arcade}
• 1982 A Life in Music {Atlantic}
• 1982 I Give You My Love {IMS}
• 1983 Wish You Were Here Tonight {Columbia}
• 1984 Do I Ever Cross Your Mind? {Columbia}
• 1984 Friendship {Columbia}
• 1984 Jammin' the Blues {Astan}
• 1984 °C C Rider {Premier}
• 1984 Ray Charles Blues {Astan}
• 1985 The Spirit of Christmas {Rhino}
• 1986 From the Pages of My Mind {Columbia}
• 1987 The Right Time {Atlantic}
• 1988 Just Between Us {Columbia}
• 1988 I Can’t Stop Loving You {Colorado}
• 1988 The Love Songs [Deja Vu] {Deja Vu}
• 1989 18 Golden Hits {SPA}
• 1989 Blues Is My Middle Name [Prime Cuts] Object
• 1990 Would You Believe? {Warner}
• 1993 My World {Warner}
• 1995 It’s a Blues {Thing Monad}
• 1996 Strong Love Affair {Warner}
• 1996 Berlin, 1962 [live] {Pablo}
• 1996 Berlin 1962 [live] {Fantasy}
• 1998 In Concert {Rhino}
• 1998 Dedicated to You [Rhino] {Rhino}
• 2000 Sittin' on Top of the World [Pilz] {Pilz}
• 2000 Les Incontournables
• 2002 Thanks for Bringing Love Around Again
• 2004 Ray OST
• 2004 Genius Loves Company
• 2005 Genius & Friends
• 2005 Genius Remixed
• 2006 Ray Sings, Basie Swings
• 2009 Genius The Ultimate Ray Charles
• 2010 Rare Genius:The Undiscovered Masters
• 2012 Extraordinary Ray Charles

Фильмография

• Swingin' Along (1961)
• Ballad in Blue (1964)
• The Big T.N.T. Show (1966) (документальный)
• Братья Блюз (1980)
• Limit Up (1989)
• Listen Up: The Lives of Quincy Jones (1990) (документальный)
• Любовная история (1994)
• Неистребимый шпион (1996)
• Рэй (2004)

Ссылки

• [www.raycharles.com Официальный сайт Рэя Чарльза] (англ.)
• [www.peoples.ru/art/music/rock/charles/ Биография Рэя]
• [www.simen.ru/biography/ray_charles/ Биография, информация о музыканте]
• [rockhall.com/inductees/ray-charles/ Зал славы рок-н-ролла] (англ.)
• [www.morethings.com/music/brother-ray/index.html Фотогалерея Рэя Чарльза] (англ.)
• [www.cbsnews.com/stories/2004/10/14/60minutes/main649346.shtml «Гений Рэя Чарльза»] (англ.)
• [minorjive.typepad.com/hungryblues/2004/06/ray_charles_hel.html «Ray Charles Helped Integrate Birmingham»] (англ.) исторические документы о роли Рэя Чарльза в Движении за гражданские права.
• [www.nowtoronto.com/issues/2004-11-04/news_story6.php «No Ray of Hope»] (англ.), критическая статья о Рэе Чарльзе.
• [www.boheme-magazine.net/php/modules.php?name=News&file=article&sid=258 Bohème Magazine] (англ.) о Рэе Чарльзе (1930—2004)

Отрывок, характеризующий Рэй Чарльз

По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.