Рэнкин, Иэн

Иэн Рэнкин
Ian Rankin
Место рождения:	Карденден, Шотландия
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Род деятельности:	писатель
Годы творчества:	1986 — настоящее время
Направление:	романы, рассказы
Жанр:	детектив
Язык произведений:	английский
Дебют:	«Поток» (1986)
Награды:
[www.ianrankin.net rankin.net]

Иэ́н Рэ́нкин (англ. Ian Rankin, р. 28 апреля 1960 года) — британский писатель, автор романов и рассказов преимущественно детективного жанра. Наиболее известен цикл произведений об инспекторе эдинбургской полиции Джоне Ребусе (англ. Inspector John Rebus). Часть произведений опубликовал под псевдонимом Джек Харви (англ. Jack Harvey).

По национальности шотландец, проживает в Эдинбурге, где и происходит действие большинства его произведений. С середины 2000-х годов является наиболее издаваемым и читаемым детективным писателем Великобритании. Лауреат многочисленных литературных наград и премий, офицер Ордена Британской империи.

Ранние годы, образование

Родился 28 апреля 1960 года в небольшом городке Карденден в области Файф на востоке Шотландии.

После окончания средней школы в Кауденбите поступил на филологический факультет Эдинбургского университета, который окончил в 1982 году со степенью магистра. В 1983 году поступил в аспирантуру Эдинбургского университета. Работал над докторской диссертацией, посвященной творчеству шотландской писательницы Мюриэл Спарк, однако оставил аспирантуру в 1986 году, переехав жить в Лондон.

В последующем получил от Эдинбургского университета почётную докторскую степень за исследования творчества Мюриэл Спарк, а также почётные докторские степени Сент-Эндрюсского университета, Университета Халла и Университета Абертей—Данди.

В Лондоне в 1986-90 годах работал в Национальном центре народного творчества и в журнале «Хай-фай ревью» (англ. Hi-Fi Review). В 1990 году уехал во Францию, где жил в основном в сельских районах, работая свинопасом, таксистом, виноградарем, дегустратором вин.

В 1996 году вернулся в Эдинбург, где и проживает, по состоянию на конец 2013 года.

Творчество

Литературным творчеством занялся в студенческие годы, написав несколько рассказов, которые были опубликованы в различных периодических изданиях Эдинбурга. В 1983 году был написан комедийно-сюрреалистический роман «Летние ритуалы» (англ. Summer Rites), который по состоянию на конец 2013 года остаётся неопубликованным. К активному писательскому труду Рэнкин приступил, путешествуя по Франции. Первым изданным произведением в 1986 году стал «Поток» (англ. The Flood) — криминально-драматический роман, действие которого разворачивается в приходящем в упадок шотландском шахтерском городке. Эта книга не произвела сколь-либо заметного резонанса ни среди критиков, ни в широких читательских кругах.

В 1987 году вышел в свет роман «Крестики-нолики» (англ. Knots and Crosses), открывший серию произведений о Джоне Ребусе, инспекторе эдинбургской полиции. С того времени Рэнкином написано почти два десятка романов о расследованиях Ребуса, которые стали наиболее популярными работами писателя, принесли ему международную известность и прочно утвердились среди национальных бестселлеров. Помимо острого криминального сюжета, для романов о Ребусе характерна глубокая проработка психологических портретов персонажей и обращение к актуальным социальным проблемам. Отличительной чертой этих произведений является то, что Рэнкин публикует их под своим собственным именем, тогда как большинство других произведений автора издаётся под псевдонимом Джек Харви (англ. Jack Harvey). Псевдоним составлен из имени старшего сына писателя и девичьей фамилии его жены.

Помимо серии, посвященной инспектору Ребусу, Рэнкином написано более десяти романов и несколько сборников коротких рассказов, также в основном детективных по сюжету. В 2005 году вышел роман о другом инспекторе эдинбургской полиции — Малкольме Фоксе (англ. Malcolm Fox), сотруднике управления внутренних расследований. Он открыл вторую «персональную» серию произведений Рэнкина, в рамках которой к концу 2013 года было опубликовано четыре романа. Примечательно, что романах «Стоя в чужой могиле» (англ. Standing in Another Man's Grave) и «Святые теневой Библии» (англ. Saints of the Shadow Bible), изданных, соответственно, в 2012 и в 2013 годах, писатель сводит вместе обоих персонажей — Ребуса и Фокса, за счёт чего эти произведения становятся общими для двух циклов.

В 2009 году Рэнкин совместно с итальянским художником Вертером Дельэдера (итал. Werther Dell'Edera) выпустил графический роман «Тёмные записи» (англ. Dark Entries). В 2013 году впервые выступил в роли драматурга, написав в соавторстве с шотландским театральным режиссёром Марком Томсоном (англ. Mark Thomson) детективную пьесу «Тёмная дорога» (англ. Dark Road), которая была поставлена в одном из эдинбургских театров.

Сам Рэнкин, акцентируя присущие большинству своих произведений мрачноватый дух и жёсткий реализм в сочетании с особым шотландским национальным колоритом, определяет их жанр как «тартан-нуар» (англ. tartan-noir).

Награды и премии

За писательское творчество Рэнкин был удостоен ряда литературных премий и наград, как британских, так и зарубежных. Среди них — несколько наград-«кинжалов» Ассоциации писателей-криминалистов Великобритании, в том числе «золотой кинжал» и «бриллиантовый кинжал», несколько Премий Эдгара Аллана По, присуждаемых Ассоциацией детективных писателей Америки.

В 2002 году за заслуги на литературном поприще Рэнкин был принят в рыцарский Орден Британской империи в статусе офицера ордена. В 2007 году в ознаменование двадцатилетия его писательской деятельности Рэнкину было присвоено звание помощника лорда-лейтенанта Эдинбурга и вручена новоучрежденная Эдинбургская премия (англ. Edinburg Award) — писатель стал её первым лауреатом. Во дворе здания городского совета Эдинбурга была установлена мемориальная плита с отпечатками его ладоней.

Популярность

В середине 2000-х годов Рэнкин был признан наиболее читаемым детективным писателем Великобритании. В 2012 году его книги заняли пять мест в верхней десятке британских бестселлеров. Его работы переведены на многие иностранные языки, их совокупный тираж в 2013 году превысил 30 миллионов экземпляров. В Великобритании книги Рэнкина составляют 10 % от всех издаваемых книг детективного жанра.

Произведения Рэнкина экранизируются. В частности, снят телевизионный сериал по романам об инспекторе Ребусе, в котором роль последнего исполняют британские актёры Джон Ханна и Кен Стотт. Сам писатель стал героем нескольких документальных фильмов, регулярно приглашается на различные телевизионные передачи и встречи с общественностью.

Особой популярностью творчество Рэнкина пользуются на родине автора — в Шотландии, в особенности в Эдинбурге, в котором разворачиваются события большинства его произведений. Туристические компании проводят в шотландской столице туры по местам действия его романов, в частности, цикла об инспекторе Ребусе.

Личная жизнь

Женат на Миранде Харви (англ. Miranda Harvey), с которой познакомился во время учебы в Эдинбургском университете. Имеет двух сыновей — Джека (англ. Jack) и Кита (англ. Kit), родившихся в период жизни во Франции. Жене и детям посвящены несколько произведений, в том числе, относящихся к циклу об инспекторе Ребусе.

Библиография

Год издания	Оригинальное название	Русское название	Вид произведения
1986	The Flood	Поток	Роман
1987	Knots and Crosses	Крестики-нолики	1-й роман серии об инспекторе Ребусе
1988	Watchman	—	Роман
1990	Westwind	—	Роман
1991	Hide and Seek	Кошки-мышки	2-й роман серии об инспекторе Ребусе
1992	Tooth and Nail	Не на жизнь, а на смерть	3-й роман серии об инспекторе Ребусе
	Strip Jack	Битая карта	4-й роман серии об инспекторе Ребусе
	A Good Hanging and Other Stories	—	Сборник рассказов
1993	Witch Hunt	—	Роман
	The Black Book	Чёрная книга	5-й роман серии об инспекторе Ребусе
1994	Bleeding Hearts	—	Роман
	Mortal Causes	Плоть и кровь	6-й роман серии об инспекторе Ребусе
1995	Blood Hunt	—	Роман
	Let it Bleed	—	7-й роман серии об инспекторе Ребусе
1997	Black and Blue	—	8-й роман серии об инспекторе Ребусе
1998	The Hanging Garden	—	9-й роман серии об инспекторе Ребусе
1999	Dead Souls	—	10-й роман серии об инспекторе Ребусе
2000	Set in Darkness	—	11-й роман серии об инспекторе Ребусе
2001	The Falls	Водопад	12-й роман серии об инспекторе Ребусе
2002	Resurrection Men	Заживо погребённые	13-й роман серии об инспекторе Ребусе
	Beggars Banquet	—	Сборник рассказов
2003	A Question of Blood	Вопрос крови	14-й роман серии об инспекторе Ребусе
2004	Fleshmarket Close	—	15-й роман серии об инспекторе Ребусе
2005	Rebus's Scotland: A Personal Journey	—	Эссе
2006	The Naming of the Dead	Перекличка мёртвых	16-й роман серии об инспекторе Ребусе
2007	Exit Music	Музыка под занавес	17-й роман серии об инспекторе Ребусе
2008	Doors Open	Открытая дверь	Роман
2009	A Cool Head	—	Роман
	The Complaints	Контролёр	1-й роман серии об инспекторе Фоксе
	Dark Entries	Тёмные записи	Графический роман
2011	The Impossible Dead	Не может быть мёртв	2-й роман об инспекторе Фоксе
2012	Standing in Another Man's Grave	Стоя в чужой могиле	18-й роман серии об инспекторе Ребусе и 3-й роман серии об инспекторе Фоксе
2013	Saints of the Shadow Bible	—	19-й роман серии об инспекторе Ребусе и 4-й роман серии об инспекторе Фоксе

Примечания

Комментарии

Источники

Персоналии   Литература   Великобритания

Отрывок, характеризующий Рэнкин, Иэн

Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.