Рюбель, Максимилиан

Максимилиан Рюбель

Максимилиа́н Рюбе́ль (фр. Maximilien Rubel; 10 октября 1905, Черновицы, Австро-Венгрия, ныне Украина — 28 февраля 1996, Париж, Франция) — марксистский историк и теоретик либертарного коммунизма.

Биография

Максимилиан Рюбель родился в еврейской семье в буковинских Черновицах, до 1918 года входивших в состав Австро-Венгрии и бывших в то время крупным культурным центром. Изучая философию и юриспруденцию в университетах Черновцов и Вены, он познакомился с социалистическими учениями. В Вене Рюбель попал под влияние идей известного социал-демократа Макса Адлера, продолжавшего «австромарксистскую» традицию замены революционных лозунгов программой национально-культурной автономии и трактовавшего марксизм в неокантианском русле, основываясь на категорическом императиве Канта. «Этическая» интерпретация учения Маркса в духе Адлера нашла своё отражение в ранних трудах Рюбеля.

В 1931 Рюбель отправился во Францию, чтобы продолжить изучение философии, социологии и права в Сорбонне. После окончания университета в 1934 он остался жить в Париже, где провёл всю свою последующую жизнь. Получив французское гражданство в 1937, он начал издавать литературный журнал «Verbe-Cahiers humains». Во Франции он также примыкал к кругам радикальной интеллигенции и поддерживал испанских анархистов в годы Гражданской войны в Испании. Перед Второй мировой войной Рюбель был призван во французскую армию и в дальнейшем принимал участие в Движении Сопротивления. После немецкой оккупации в 1940, не имея возможности покинуть Францию, был вынужден скрываться от гестапо из-за своего еврейского происхождения и левых политических убеждений. За время войны Рюбель со своими товарищами из небольшой Революционной пролетарской группы занимался антифашистской агитацией, распространяя среди оккупационных солдат немецкоязычные листовки, разоблачавшие нацизм, немецкий и западный империализм.

Из своих встреч с товарищами по Движению Сопротивления, объявлявшими себя марксистами, Максимилиан Рюбель сделал вывод о некомпетентности и бессвязности их представлений о Карле Марксе и «научном» социализме. В сложных условиях он принялся за исследование биографии и трудов Маркса, чтобы создать цельное систематизированное представление о создании Марксом его теории. Сам термин «марксология» был впервые употреблён для обозначения научного подхода к исследованию жизни и наследия основоположника марксизма именно Рюбелем.

После войны Рюбель продолжил свои исследования и в 1946 опубликовал своё первое издание по Марксу, а в 1954 получил степень доктора наук в Сорбонне. С 1947 по 1970 он также был сотрудником Центра социологических наук при Национальном центре научных исследований, став известным академическим учёным. За время своей работы и после выхода на пенсию Рюбель издал значительное количество (более 80) трудов, посвящённых Марксу и марксизму, на французском и английском языках. В них он соединял оригинальное и во многом неоднозначное прочтение Маркса со строгой научностью.

В конце 1940-х — начале 1950-х Рюбель принимал участие в дебатах вокруг левой идеи, выступая с резкой критикой сталинизма и переписываясь с одним из основоположников «левого» коммунизма нидерландским астрономом Антоном Паннекуком, что вызывало резкое недовольство Французской компартии, считавшей, что Рюбель вносит раскол в ряды левого движения. Вместе с тем, в отличие от большинства остальных антиавторитарных критиков сталинизма и СССР, он никогда не доходил до защиты капитализма и характерного для холодной войны антикоммунизма.

Намереваясь издать полное собрание сочинений Маркса, Максимилиан Рюбель совместно с Томом Боттомором стал главным редактором издания отдельных произведений Маркса и Энгельса на английском языке, вышедших под названием «Карл Маркс: Избранные произведения по социологии и социальной философии» (Karl Marx: Selected Writings in Sociology and Social Philosophy). На английском языке вышла также его биография Маркса «Маркс без мифов» (Marx Without Myth), написанная в соавторстве с Маргарет Манал, и труд «Нерыночный социализм в XIX и XX веках» (Non-Market Socialism in the 19th & 20th Centuries).

Широкую известность получил сборник статей Рюбеля, изданный в 1974 под названием «Марксова критика марксизма» (Marx critique du marxisme). В нём он выступает с критикой современных «марксизмов» (социал-демократии, ленинизма, сталинизма, троцкизма), утверждая, что Маркс не был «марксистом». Рюбель говорил о том, что наиболее распространённые политические интерпретации марксистского учения вступают в противоречие с собственными представлениями Маркса, отказываясь называть себя марксистом в таком значении. Более того, в своё время он выступил с эссе «Маркс — теоретик анархизма», шокировавшим многих правоверных анархистов и марксистов.

Исходя из своих представлений об освобождении рабочего класса как результата его «самодвижения», Рюбель отрицал необходимость централизированной политической организации пролетариата. Поэтому он считал экономический строй Советский Союз не социалистическим, а государственно-капиталистическим, полемизируя с представлениями, называемыми им «мифом Октябрьской революции». Согласно Рюбелю, победа революции 1917 года в России была завоёвана не самим рабочим движением, а захватившей власть политической партией, и поэтому стала прелюдией к развитию капитализма под руководством коммунистической партии, руководители которой пренебрегают идеями Маркса.

В своём анализе политической концепции Маркса Рюбель акцентировал особенное внимание на трудах его раннего, «антропологического», периода. Рюбель подчёркивал, что в работах 1840-х годов Маркс рассматривал деньги и государство как два выражения отчуждения и предвидел их исчезновение как решающую черту свободного бесклассового социалистического общества, альтернативного капитализму. В то время как жёсткая оппозиция Рюбеля по отношению к институту государства приближалась к анархистским воззрениям, он рассматривал механизмы прямой демократии (и голосования в частности) орудием эмансипации, считая, что социалисты не должны отказываться от участия в выборах, пусть даже и в буржуазные органы власти. В частности, на президентских выборах 1981 он поддерживал кандидатуру социалиста Франсуа Миттерана как «меньшее зло».

Книги и статьи

• Максимильен Рюбель. [revolt.anho.org/archives/1225 Маркс против марксизма]. М.: НПЦ «Праксис», 2006 г. ISBN 5-901606-08-6
• [revolt.anho.org/archives/1601 О книге М. Рюбеля «Маркс против марксизма»]
• М. Рюбель. [www.avtonom.org/lib/theory/leftcom/rubel_lenin.html Ленин как буржуазный революционер]
• Maximilien Rubel. [www.collectif-smolny.org/article.php3?id_article=477 Karl Marx et le socialisme populiste russe]

Отрывок, характеризующий Рюбель, Максимилиан

Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.