Рудбек, Улоф (старший)
| Улоф Рудбек | |
| Olof Rudbeck d.ä. | |
 портрет работы М. Мийтенса старшего, 1696 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
12 декабря 1702 (72 года) |
| Место смерти: | |
| Страна: |
Швеция |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Улоф Рудбек (Рюдбек[1]) старший (швед. Olof Johannis Rudbeck d.ä.), Олаус Рудбекиус (лат. Olaus Rudbeckius) (13 сентября 1630 года, Вестерос — 12 декабря 1702 года, Уппсала) — шведский учёный — анатом, ботаник и атлантолог, также изучал и преподавал математику, физику и музыку[2][3].
Содержание
Биография
Улоф Рудбек родился 13 сентября 1630 года в городе Вестеросе.
Он получил образование в Уппсальском и Лейденском университетах[4].
В 1653 году сделал открытие лимфатических сосудов; был доцентом ботаники в Уппсальском университете, где основал ботанический сад, который впоследствии, благодаря Линнею, приобрёл большое значение; затем был профессором анатомии и ректором университета.
Рудбек составил большой труд по ботанике с рисунками, гравированными на дереве, для чего он изготовил 11 000 рисунков растений; в 1701 году была издана вторая часть этого труда под заглавием Campi Elysii liber secundus; экземпляры первой части, кроме двух, сгорели в 1702 году и лишь в 1863 году появилось новое издание этой части, в количестве 20 экземпляров.
Кроме того, Рудбек написал: Hortus botanicus (Уппсала, 1685 (лат.)) и Atland eller Manheim, Atlantica sive Manheim, vera Japheti posterorum sedes et partia (Уппсала, 1675—1698, 3 т. (лат.)), в котором Рудбек старался доказать, что Швеция — это Атлантида Платона[2].
| Систематик живой природы | |
|
Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «O.J.Rudbeck»
С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается. |
Сын Рудбека, Улоф Рудбек младший (1660—1740), также был известным учёным, медиком и естествоиспыталем, профессором Уппсальского университета[2]. Другим известным потомком исследователя был Альфред Нобель.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4852 дня]
Исследования в анатомии
Рудбек был одним из первых учёных, изучавших лимфатические узлы. В Швеции он считается первооткрывателем лимфатической системы человека, так как весной 1652 года представил свои результаты при дворе королевы Кристины. Однако он не опубликовал их до конца 1653 года, и тем самым датчанин Томас Бартолин опередил его, опубликовав аналогичное исследование раньше[5]. Исследования лимфатической системы примерно в это же время также проводились Гаспаро Аселли и Жаном Пеке.
Исследования Рудбека были поддержаны королевой. В одном из зданий университета, Густавиануме, он построил купол, в котором разместил анатомический театр. В театре проводились занятия со студентами. Купол до сих пор существует и относится к наиболее известным достопримечательностям Уппсалы.
Исследования в атлантологии
Рудбек широко известен своим сочинением «Атлантика» (Atland eller Manheim, Atlantica sive Manheim, vera Japheti posterorum sedes et partia, Уппсала, 1675—1698, 3 т. (лат.)), в котором отождествляет древнее готское (то есть шведское в его интерпретации) государство с мифической Атлантидой, описанной Платоном как исчезнувшее древнее государство с идеальным общественным устройством. Развивая эту идею, Рудбек пришёл к выводу о том, что Швеция — колыбель человечества[3].
Ректор университета
В 1662 году Рудбек был назначен ректором Уппсальского университета. Хотя его сангвинический темперамент и самоуверенность не всегда позволяли ему принимать верные решения, он, несомненно, вошёл в историю как один из самых выдающихся ректоров университета. В течение 30 лет, благодаря благосклонности канцлера Делагарди, он фактически единолично управлял университетом. С его именем связан период строительства в 1660-е годы. При нём были построены многие ныне существующие здания. На месте бывшей кафедры Уппсальского католического архиепископа он самолично спланировал строительство университетского кампуса, описанное в третьей части «Атлантики». Через реку был перекинут подвесной мост, находившийся там же, где и современный мост. К заслугам Рудбека следует отнести и то, что в 1669 году Делагарди передал в дар университету свою коллекцию рукописей, включающую Младшую Эдду и перевод Вульфилы Евангелия на готский язык.
В 1702 году во время пожара в Уппсале Рудбек проявил самоотверженность, спасая университетскую библиотеку и ценные коллекции[3].
Карл Линней в честь Улофа Рудбека старшего и его сына Улофа Рудбека младшего дал название Рудбекия (Rudbeckia) роду южноамериканских красивоцветущих трав.
Напишите отзыв о статье "Рудбек, Улоф (старший)"
Примечания
- ↑ Написание «Рюдбек» приведено в издании:
Общие данные о Швеции. Шведские изобретения и открытия. — Стокгольм: Шведский институт (SI), 2001. — ISSN 1101-6302. - ↑ 1 2 3 Рудбек, Олаф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. (Проверено 15 января 2011)
- ↑ 1 2 3 Мелетинский Е. М. [feb-web.ru/feb/ivl/vl4/vl4-2752.htm Шведская литература [XVII в.]] // История всемирной литературы: В 9 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983.
- ↑ [www.historiographus.org/wiki/index.php?title=Rudbeck%2C_Olof Rudbeck, Olof — Historiographus]
- ↑ Eriksson, G. (2004). Svensk medicinhistorisk tidskrift, 2004;8 (1):39-44. (швед.).
Литература
- Esberg. Laudatio funebris Olai Rudbeckii patris (Уппсала, 1703) (лат.).
Отрывок, характеризующий Рудбек, Улоф (старший)
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
