Рюльман, Антон Антонович

Анто́н Анто́нович Рю́льман (1842—1896) — русский врач, имевший в Санкт-Петербурге репутацию одного из лучших специалистов по болезням гортани, носа и уха.

Незаконный сын Антона Кожуховского (ум. 1855), выходца из Польши, служившего управляющим в петербургской конторе А. Н. Демидова, и немки Рюльман (ум. 1846). Сестра Жозефина (1844—1920), скульптор-любитель, замужем за поэтом Яковом Полонским.

Образование получил в Медико-хирургической академии Российской империи. Свою врачебную деятельность начал в саратовском земстве, затем служил в Обуховской больнице в Санкт-Петербурге, после чего в течение двух лет изучал за границей болезни гортани, носа и уха.

Диссертацию «Исследования о совместном действии гортанных мышц при некоторых часто встречаемых положениях гортани», написанную в лаборатории Брюкке, защитил в Военно-медицинской академии в 1876 году.

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Рюльман, Антон Антонович

Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.