Рюмелин, Густав

Густав Рюмелин (нем. Gustav von Rümelin; 26 марта 1815, Равенсбург — 28 октября 1889, Тюбинген) — немецкий политик, педагог, статистик.

В 1848 г. заседал в германском национальном собрании во Франкфурте-на-Майне. Читал философию и статистику в Тюбингене, был директором департамента по церковным и школьным делам и директором статистико-топографического бюро в Штутгарте. При его участии был издан этим учреждением большой статистический труд «Das Königreich Würtenberg. Eine Beschreibung von Land, Volk und Staat» (1863, 2-е изд. 1884).

Достижения

Большое значение имеет собрание его речей и статей «Reden und Aufsätze» (1875 и 1881). В качестве философа Р. является эссеистом; по богословским вопросам высказывается как против ортодоксальных учений, так и против крайностей рационализма; в статьях по школьной политике присоединяется к предложенной ещё А. Смитом системе всеобщего школьного обучения, по которой последнее должно являться обязательным до приобретения всем населением известного минимума знаний.

Особенно большие услуги Р. оказал науке в качестве статистика; его следует считать самым выдающимся теоретиком после Кетлэ. Выдающиеся новейшие статистики, напр. А. Вагнер, Э. Энгель, Ю. Янсон, могут быть названы его учениками. Положения Р. относительно понятия и задач статистики изложены, главным образом, в двух статьях: «Zur Theorie der Statistik» (вошли в состав его «Reden und Aufsätze», 1875) 1863 и 1874 гг. Последняя статья переведена на русский яз. под редакцией проф. Янсона, под загл. «Заметка по теории статистики» (в сборнике: «История и теория статистики в монографиях», 1879). По мнению Р., статистику как науку не следует смешивать с статистическим методом: первая должна быть рассматриваема как одна из отраслей социальных наук, статистический же метод, который правильнее было бы назвать численным, относится к области логики. Этим методом могут пользоваться все эмпирические науки, занимающиеся изучением групп сходных предметов и явлений, в тех случаях, когда метод индукции оказывается недостаточным, Объединять все отрасли различных наук, пользующиеся численным методом, в одну науку неправильно; в основе научной классификации должно лежать вещественное различие или сходство объектов, а не логические методы исследования. Правда, численный метод является существенным и необходимым орудием статистики как социальной науки, но только потому, что она имеет дело с изменчивыми явлениями, с понятиями собирательными и групповыми; пользуется она им своеобразно, стремясь с помощью его получить из массы фактов признаки групп в численных отражениях. Р. установил деление статистики на техническую и описательную, а последней — на статистику народонаселения, хозяйственную и культурную. Другие труды Р. по статистике (кроме множества статей в «Deutsche Rundschau»): «Die Hauptergebnisse der Berufszählung vom 5 Juni 1882» (1883), «Die Bevölkerungsstatistik d. Königreichs Wurtemberg» (1884), статья «Die Bevölkeruugslehre» во 2 изд. «Schönberg’s Handbuch d. Polit. Oekonomie».

В немецкой литературной критике Р. занял видное место своими «Shakespeare-Studien» (1875—81). Эта работа появилась в ту пору, когда в немецкой шекспировской критике царили теории Гервинуса, который хотел сделать из великого драматурга «учителя жизни», нравственного вождя человечества, считал его сочинения наглядным проявлением принципа «поэтической справедливости», находил внутренний, скрытый смысл даже в явно второстепенных деталях его трагедий, приписывал ему сложное миросозерцание, целый кодекс идей — религиозных, моральных и политических, — наконец, содействовал развитию безусловного, доходящего до фанатизма преклонения перед Шекспиром, тормозившего всестороннее и основательное изучение его творчества. Книга Рюмелина имела отрезвляющее значение; высоко ставя Шекспира, хорошо зная его произведения, признавая и заслуги Гервинуса как его истолкователя, Рюмелин восстает против крайностей и преувеличений, которыми отличались порой теории Гервинуса, доказывает необходимость спокойного, трезвого отношения к великому драматургу, считает совершенно недопустимым приписывание ему того миросозерцания, которое в значительной степени является продуктом наших дней или отражением печального, раздробленного состояния, в котором ещё недавно находилась Германия. Р. не соглашается со взглядом на Шекспира как учителя нравственности уже по тому одному, что мы почти ничего не знаем о его жизни. Мы должны — утверждает он — рассматривать и изучать Шекспира не только как мирового, общечеловеческого писателя, но и как сына своего века и члена известного общества, которое не могло не оказать на него влияния. Некоторые преувеличения, парадоксы, даже фактические ошибки Рюмелина, увлекавшегося теориями реалистической школы и иногда слишком склонного решительно все сводить к воздействию среды и эпохи, несколько подорвали авторитет его критики, в которой все же найдется много справедливого и меткого и которая в своё время явилась необходимым противовесом одностороннему, недостаточно объективному направлению шекспировской критики.

Ср. Н. И. Стороженко, «Шекспировская критика в Германии» («Вестник Европы», 1869, октябрь); Sigwart, «Gedächtnissrede auf G. v. Rümelin» (Тюбинген, 1889); Blenck, «Nekrolog Rümelin’s» (в «Zeitschr. des Königl. preuss. statist. Bureaus», 1889).

Ссылки

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Рюмелин, Густав

Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.