Рюрик (крейсер, 1892)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px; font-size: 120%; background: #A1CCE7; text-align: center;">«Рюрик»</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; ">
</th></tr>

<tr><th style="padding:6px 10px;background: #D0E5F3;text-align:left;">Служба:</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;background: #D0E5F3;text-align:left;"> Россия Россия </td></tr> <tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Класс и тип судна</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Крейсер </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Изготовитель</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Балтийский завод </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Строительство начато</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 19 мая 1890 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Спущен на воду</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 22 октября 1892 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Введён в эксплуатацию</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 16 октября 1895 года </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Статус</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Погиб 14 августа 1904 года </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Основные характеристики</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Водоизмещение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 10 993/11 960 т </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Длина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 126 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Ширина</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 20 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Высота</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 7,9 м </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Бронирование</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> Пояс — 127…254 мм, траверсы — 203…254 мм,
палуба — 37 мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Мощность</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 13 250 л. с. (9,7 МВт) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Скорость хода</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 18 узлов (33 км/ч) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Дальность плавания</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 6700 морских миль на скорости 10 узлов, (12 400 км/19 км/ч) </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Экипаж</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 22 офицера, 719 матросов </td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; padding:6px 10px;background: #D0E5F3;">Вооружение</th></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Артиллерия</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 4 × 8″/35 калибров (203 мм),
16 × 6″/45 калибров системы Канэ (152 мм),
6 × 120-мм в 45 калибров системы Канэ,
6 × 47-мм, 10 × 37-мм </td></tr><tr><th style="padding:6px 10px;font-weight:normal; background: #E7F2F8;border-bottom: 1px solid #D9EAF4;">Минно-торпедное вооружение</th><td class="" style="padding:6px 2px 6px 8px;border-bottom: 1px solid #E7F2F8;"> 6 × 381-мм торпедных аппаратов </td></tr>

Рю́рик — броненосный крейсер I ранга, согласно действовавшей в те годы классификации кораблей Российского Императорского Флота был отнесён к категории «большой крейсер фрегатского ранга». В просторечии именовался «броненосным», как и другие крейсера Российского императорского флота, имевшие вертикальное бортовое бронирование. Построен в Санкт-Петербурге на Балтийском заводе. Погиб во время Русско-японской войны.

Заложен 19 мая 1890 года, спущен на воду 22 октября 1892 года, введён в состав флота 16 октября 1895 года.

Проект крейсера был предложен Балтийскому заводу адмиралом Шестаковым.

Крейсер стал первым кораблём из планировавшейся серии (последующие крейсера «Россия» и «Громобой» оказались не однотипными, а последовательно усиливавшимися проектами) океанских броненосных крейсеров увеличенного водоизмещения (вдвое от водоизмещения предшественника кр. I р. «Память Азова»), в числе требований к проекту — возможность перехвата британских коммерческих судов в случае войны с Великобританией, а также возможность перехода с Балтики на Дальний Восток без дозаправки углём. После постройки крейсера британские эксперты отмечали, что крейсер выглядит устаревшим по сравнению с британскими кораблями аналогичного классаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4602 дня].

Сразу после постройки «Рюрик» был отправлен во Владивосток, по прибытии незначительно модернизирован во время двух ремонтов во Владивостоке по приказу командующего Тихоокеанской эскадрой адмирала Дубасова. Успел принять участие в высадке международного десанта для подавления беспорядков «боксёрского восстания» в Китае и в занятии русскими кораблями Порт-Артура после Японо-китайской войны. После начала Русско-японской войны участвовал в нескольких успешных рейдерских операциях Владивостокского отряда крейсеров Тихоокеанской эскадры. Погиб в бою с японскими кораблями, героически сопротивляясь более современным и многочисленным крейсерам противника.





Предыстория создания

В 1881 году разработанная 20-летняя судостроительная программа (программа создания тихоокеанского крейсерского флота) наряду с созданием эскадр из мореходных броненосцев, предусматривала постройку 30 крейсеров: 21 «малых» — корветского — и 9 «средних и больших» — фрегатского рангов. Крейсерам, с учётом решаемых ими тактических задач, было отдано предпочтение… Реализация этой программы ознаменовала очередной этап в развитии броненосных крейсеров и характеризуется созданием более мощных, мореходных парусно-винтовых крейсеров с металлическим корпусом, обеспечивающим существенное снижение его относительной массы. Развитие крейсеров по прежнему в значительной мере стимулировалось соперничеством России с Англией, остро нуждающейся в крейсерах способных надёжно защитить её морские коммуникации от возможных попыток России нарушить её торговлю с многочисленными колониями. Предъявляемые к крейсерам тактические требования: способность действовать самостоятельно в условиях отсутствия собственных опорных пунктов и баз снабжения, наносить быстрые и ощутимые удары не рассчитывая на внешнюю поддержку, добиваться эффекта не столько вступая в боевое соприкосновение с одиночными кораблями противника, сколько созданием паники и моральной угрозы неприятельской морской торговле — определяли, вплоть до 1895 года, основные характеристики как для русского, так и для английского крейсера: повышенная мореходность, высокая скорость хода, автономность, комфортные условия обитания сберегающие силы экипажа в длительном плавании, мощное вооружение… Плавание и ведение боевых действий в водах Тихого океана, в условиях жестоких штормов, изнурительных температурных нагрузок (почти 50-градусные перепады от тропической жары к холоду ледовых вод) сложности снабжения и невозможности производства большого ремонта ввиду крайней удалённости от своих берегов, требовали предельного напряжения человеческих сил и исключительно надёжной техники. В этих условиях русские и английские крейсера непрерывно взаимно оценивались в качестве вероятных противников, конструктивно развивались и совершенствовались в направлении повышения их тактико-технических характеристик… Англичане строили крейсера серийно, тем самым обеспечив численное превосходство.

Тем не менее, необъятные просторы Тихого океана обеспечивали русским крейсерским силам практическую неуловимость и целесообразность присутствия… В свою очередь, специалисты русского морского технического комитета (МТК) формировали тактико-технические требования к броненосным крейсерам «фрегатского ранга», главным образом учитывали передовой английский опыт создания аналогичных кораблей… В частности, броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» был построен Балтийским заводом по заданию МТК по образцу английского броненосного крейсера «Имперьюз»… В этой состязании англичане добивались устойчивого превосходства, сохраняя монополию в создании корабельных силовых установок (паровых котлов и паропоршневых двигателей). Выполняя исключительно выгодные русские заказы, английские производители заведомо занижали свои возможности, а для своих кораблей реализовывали наиболее совершенные образцы. В этой связи, заказанные в Англии силовые установки для русских крейсеров как правило уступали английским образцам по удельной мощности, экономичности, массово-габаритным параметрам. Кроме того, англичане первыми отказались от парусного вооружения на свои крейсерах ввиду наличия нескольких баз для пополнения запасов топлива, в то время как русские крейсера имели единственную базу — Владивосток.

Непрерывное и явно выраженное соперничество между Англией и Россией в создании океанских крейсеров с большой скоростью и автономностью плавания, к середине 1880-х годов вышло на качественно новый уровень, в связи с созданием первоклассных трансатлантических коммерческих пароходов, которые при водоизмещении более 12 000 тонн и длине корпуса до 152 м обыкновенно совершали океанские переходы со средней скоростью до 18,5—19 узлов… При этой скорости и длине корпуса примерно в полтора раза превышающей среднестатистическую длину океанской волны — 103 м, эти пароходы имея заострённые обводы и большую удлинённость корпуса с разгруженными оконечностями, закрытый полубак до середины длины — не поднимались на встречную волну, а прорезали её… В то же время, новейшие броненосные океанские крейсера типов: «Имперьюз» (96 м, 16,7 уз), его русский аналог «Адмирал Нахимов» (101,5 м, 16,38 уз), «Орландо» (91.44 м, 18,5 уз) могли развить проектные скорости лишь на спокойной воде, а в штормовых условиях эти «бронебокие коротышки» (относительно короткие, широкие и низкобортные) — безнадёжно теряли свои скоростные качества (развивая не более 5 узлов) и не могли преследовать быстроходных «коммерсантов»… В этой связи, англичане превосходно изучив особенности постройки океанских пароходов, упорно сопротивляясь экстремистским призывам Э. Рида «брать при постройке крейсеров пример с длинных трансатлантических пароходов», в конце концов пришли к определённым выводам… По мнению английских специалистов длинные коммерческие пароходы в силу особенностей их конструктивной компоновки (разгруженные носовые оконечности, горизонтальные палубы и платформы удалённые от нейтральной оси «эквивалентного бруса») по условиям нагружения аналогичны бронепалубным крейсерам… Палубная броня, лежащая на бимсах всей своей массой подобно внутреннему грузу, не создаёт разрушающих напряжений в конструкции корпуса, в то время как бортовая броня в случае значительного увеличения длины корпуса обязательно вызовет дополнительные напряжения в конструкции и потребует её усиления, а значит и увеличения водоизмещения в ущерб весовых лимитов на вооружение и запасы топлива… Труды Уайта, Рида, Нормана теоретически определили сравнительные, среднестатистические величины относительного веса корпусов для океанских пароходов в пределах 39—40 % от водоизмещения и для броненосного крейсера большой длины (более 103 м) — 41—42 % водоизмещения… В результате, английские специалисты сочли столь высокое приращение относительной массы конструкции корпуса — чрезмерно большой платой за высокую скорость в ущерб боевым элементам крейсера.

Признавая неудовлетворительную мореходность и быстроходность броненосного крейсера «Адмирал Нахимов», являющегося по относительной удлинённости корпуса, системе бронирования более «броненосцем с крейсерским вооружением», русские кораблестроители Балтийского завода, предприняли попытку добиться для перспективного крейсера увеличения мореходности и быстроходности при сохранении бортовой брони… С учётом французского опыта создания бронепалубных крейсеров был спроектирован «полуброненосный фрегат» — «Память Азова». По водоизмещению и мощности машин, он соответствовал категории «средний крейсер фрегатского ранга». Превосходя своего предшественника «Адмирала Нахимова» по абсолютной длине корпуса на 14 м, и относительному удлинению корпуса 7,57 против 5,46, этот проект предполагал значительно меньшее проектное водоизмещение — 6000 тонн, против 8500 тонн. За счёт увеличения абсолютной длины и относительной удлинённости корпуса, предполагалось применить менее мощную (4000 против 8000 л.с.) и соответственно облегчённую и экономичную силовую установку, которая смогла бы обеспечить увеличение скорости в штормовых условиях до 18 узлов, и при запасе топлива 1000 тонн, приемлемую дальность плавания — 3000 миль. Однако, на этапе рабочего проектирования и постройки крейсера, фактическое водоизмещение значительно превысило проектное, в значительной мере по параметрам заказанной в Англии силовой установки, которая превысила установленные массово-габаритные лимиты. В этой связи, ещё на этапе достройки крейсера «Память Азова», был сделан вывод о том, что при условии сохранения бортовой бронезащиты, для обеспечения высокой скорости хода и большой дальности плавания (увеличения запаса угля), необходимо ещё более увеличить абсолютную длину корпуса, что неизбежно приведёт к значительному увеличению водоизмещения и соответственно потребует более мощной энергетической установки.

К этому времени англичанам удалось создать необыкновенно мощную, экономичную и компактную паросиловую установку, открывающую для перспективного быстроходного океанского крейсера новые возможности, но при условии отказа от бортовой брони… С учётом этих обстоятельств была начата разработка проекта самого длинного в мире бронепалубного океанского крейсера типа «Блейк», проектным водоизмещением 9000 тонн, имеющего размерения 121,94×19,81×7,32 м, суммарная мощность энергетической установки — 13 000 л.с. при естественной тяге и 20 000 л.с. при искусственной (форсированной) тяге дымовых газов, обеспечивала ему проектную скорость хода — 20—22 узла и максимальную дальность плавания — 10 000 миль при экономической скорости — 10 узлов. Примечательно то, что английское адмиралтейство сочло этот проект настолько удачным, что вообще отказалось от постройки броненосных крейсеров 1-го класса для английского флота на неопределённый срок… Фактически этот срок истёк лишь в 1900 году, в силу качественных достижений в развитии военно-морской техники, вооружения и тактических требований к перспективному крейсеру.

Проектирование

Инициативный эскизный проект Балтийского завода

Оригинальность проекта высокоавтономного и высокомореходного океанского крейсера «Рюрик» была предопределена инициативой его разработки Балтийским заводом, без получения технического задания от Морского технического комитета (МТК), на основании личной санкции управляющего Морским министерством — адмирала Н. М. Чихачёва. Проект разработан корабельным инженером, старшим помощником судостроителя — Н. Е. Родионовым, в противовес начатых постройкой в Англии быстроходным крейсерам типа «Блейк». Проект являлся конструктивным развитием крейсера «Память Азова». Особенности проекта: броневая палуба, частичное бортовое бронирование протяжённостью более 85 м, толщиной 203 мм; относительная длина безбронных оконечностей корпуса — до 20 %, впервые в практике судостроения, с целью разгрузки оконечностей корпуса — защищённых коффердамами, наполненными целлюлозой; увеличенная высота борта, закрытый удлинённый полубак; проектное водоизмещение — до 9000 тонн; полная длина — 131 м; длина по КВЛ — 128 м — превзошла все существующие на тот период боевые корабли; удлинённость корпуса — 6,88; две паровые машины (разработка Балтийского завода) суммарной мощностью 12 600 л.с. для обеспечения проектной расчётной скорости — 18,5 узлов; полный запас угля — 2000 тонн, для обеспечения дальности плавания до 20 000 миль при скорости 9 узлов; вооружение: 16 — 152-мм, 13 — 37- и 47-мм орудий.

14 июня 1888 года проект был представлен на рассмотрение адмиралу Н. М. Чихачёву и в июле того же года — в МТК.

Оценка проекта специалистами МТК и контраргументы М. И. Кази

В основе заключения МТК легло мнение исполняющего должность главного корабельного инженера Петербургского порта — Н. А. Субботина, подкреплённое рядом дополнительных соображений. Субботин положительно оценил стремление к высоким проектным характеристикам крейсера: «Проект соответствует потребностям именно нашим, русским… Он так заманчив, так увлекателен и так, действительно желателен для русского флота», но при этом, ссылаясь на практику английского крейсеростроения, возразил против чрезмерного увеличения длины и удлинённости корпуса, ввиду необходимости, в этом случае, значительного усиления конструкции корпуса и как следствие — приращения его относительной массы, в ущерб боевым элементам крейсера. Дополнительные аргументы специалистов МТК: ограниченные возможности докования 130-метрового крейсера — единственный сухой док в Йокогаме, трудности маневрирования на стеснённых рейдах, вредное влияние пробитых водой коффердамных отделений, увеличенное сопротивление трения, чрезмерная валкость и недостаточная остойчивость зауженного корпуса большого удлинения. МТК категорически возразил против частичного бронирования борта, указав на неизбежность увеличения веса брони из-за роста длины корпуса. В итоге, МТК предложил переработать проект, не выходя из пределов водоизмещения 9000 тонн, с учётом всех замечаний…

С вердиктом МТК не согласились присутствующие на заседании корабельные инженеры: Н. Е. Титов, Н. Е. Родионов — автор проекта, и М. И. Кази — управляющий Балтийского завода… Общую позицию несогласных выразил М. И. Кази в письме председателю МТК от 18 ноября 1888 г., в котором привёл следующие аргументы:

  • Два с половиной года назад, при утверждении проекта броненосного крейсера «Память Азова», кораблестроительный отдел МТК, без каких либо возражений, игнорировал английскую статистику и пропустил решение Балтийского завода резко увеличить абсолютную длину корпуса и его удлинённость…
  • Расчёт, выполненный Балтийским заводом, показал, что по противодействию продольно-изгибающему моменту, проектный корпус «Рюрик» равнопрочен корпусу крейсера «Герцог Эдинбургский» и на 27 % прочнее корпуса крейсера «Адмирал Нахимов», чертежи и спецификация последнего были всецело разработаны специалистами МТК, по чертежам и спецификации английских крейсеров «Имперьюз» и «Уорспайт» и в этой связи прочность его корпуса не должна вызывать сомнений.
  • Опыт создания океанских почтовых пароходов использован лишь в части подтверждения того, что «только паровые суда большой длины способны совершать океанские переходы с большой средней скоростью…»
  • Мнение МТК о более благоприятном для прочности характере распределения нагрузки для коммерческих пароходов, по сравнению с военными кораблями, которые, якобы всегда перегружены в оконечностях артиллерией и бронёй — ошибочно… Нагрузка гражданских судов в отличие от военных — крайне нестабильна и может (при освобождении трюмов в средней части и загрузке концевых) вызвать в корпусе более высокие напряжения, чем у военных кораблей, нагрузка которых в плавании почти неизменна, а безопасность её распределения выбирается при проектировании. Поэтому правила Регистра Ллойда предусматривают для коммерческих пароходов более прочные корпуса, чем для военных.
  • Судьба проекта попала в зависимость от субъективных оценок рассматривающих его инженеров и специалистов МТК. В этой связи, для устранения подобной зависимости, М. И. Кази, в письме, впервые предложил в МТК выработать и установить в МТК «Нормы прочности для корпусов военных судов по роду их назначения»…

Но МТК «закусил удила», оставив без ответа все доводы Кази… В журнале № 149 от 28.11.1888 г., МТК — повторил все свои возражения против — чрезмерной удлинённости корпуса крейсера, поскольку находящийся в достройке броненосный крейсер «Память Азова» ещё не доказал своей прочности в практическом плавании. МТК предостерёг «высшее морское начальство», в том, что если оно всё же согласится с проектом Балтийского завода, то вес корпуса «со всеми принадлежностями, для достижения надлежащей крепости» возрастёт до 42 % водоизмещения, вместо проектного 34 %, что приведёт к увеличению водоизмещения до 10 000 тонн. В результате, приказанием Генерал-Адмирала — Великого князя Алексея Александровича (брат императора Александра III) инициативный проект Балтийского завода был отклонён и разработка проекта поручена МТК.

Эскизный проект МТК

По сути перехватив инициативу Балтийского завода, в МТК под руководством Н. Е. Кутейникова приступили к переработке эскизного проекта, в вариантах водоизмещения в 9000 и 10 000 тонн… К середине января 1889 года, проект был завершён разработкой и 17 января 1889 года состоялось его первое обсуждение, в присутствии приглашённых представителей плавающего состава флота. 25 мая 1889 года на итоговом обсуждении были утверждены основные проектные характеристики крейсера. В сравнении с отклонённым проектом Балтийского завода, проект МТК имел следующие отличительные особенности:

  • Проектное водоизмещение возросло с 9000 до 10 000 тонн (9000-тонный вариант был отклонён при рассмотрении в вышестоящих инстанциях).
  • Наибольшая длина сократилась со 130,6 до 120,8 м.
  • Длина по КВЛ сократилась со 128,4 до 118,9 м.
  • Наибольшая ширина возросла с 18,6 до 20,4 м.
  • Осадка (средняя) возросла с 7,5 до 7,9 м.
  • Относительная удлинённость (λ = Lквл/В) сократилась с 6,88 до 5,8.
  • Коэффициент общей полноты возрос с 0,5 до 0,53.
  • Проектная относительная масса корпуса возросла и предполагалась в 40 % водоизмещения.
  • Проектная мощность механизмов снизилась с 12 600 до 12 250 л.с. — признана достаточной для обеспечения 18-узловой скорости.
  • Запас угля сократился на 200 тонн (с 1750/2000 до 1528/1917 тонн).
  • Система бронирования сохранена прежней (без броневой палубы), но толщина бортовой брони в средней части увеличена с 203 мм до 254 мм (как у крейсера «Адмирал Нахимов»).
  • Состав артиллерийского вооружения сохранён неизменным, но число минных аппаратов возросло с 4 до 6.
  • Парусность — минимальная, необходимая лишь для тог чтобы держаться в море не расходуя пара.

1 июля 1889 года, десять чертежей крейсера (предварительно одобренные императором Александром III) были направлены в Главное управление кораблестроения и снабжения (ГУК и С) для оформления заказа на постройку. 20 июля 1889 года была подготовлена спецификация.

Рабочее проектирование и постройка

Конструкция

В основу конструкции крейсера было положено традиционное для русских броненосных крейсеров стремление к увеличению автономности и мореходности в ущерб иным характеристикам, включая скорость хода. Это обосновывалось тем, что согласно взглядам российского адмиралтейства — броненосные крейсера должны были служить в качестве рейдеров на Тихом океане, где, исключая Владивосток и Петропавловск-Камчатский[1] (которые могли быть легко блокированы), не имелось других дружественных стоянок. Вероятность же встречи с сильным кораблём противника в Тихом океане была сравнительно невелика: поэтому скоростью хода и мощностью вооружения можно было пожертвовать в пользу дальности плавания и защищённости. «Рюрик» был одним из последних крупных кораблей, ещё имевших анахроничный парусный рангоут. Предполагалось, что за счёт применения парусов удастся экономить уголь в дальних переходах: на практике паруса оказались совершенно бесполезны и на последующих кораблях от них отказались. Крейсер имел высокий борт с приподнятым полубаком для лучшего всхождения на волну. Мореходные его качества оценивались экипажем как превосходные. В то же время, паровая машина крейсера была недостаточно мощной, и скорость составила всего 18 узлов.

Вдоль ватерлинии центральная часть корпуса крейсера прикрывалась броневым поясом из сталеникелевой брони толщиной от 127 до 254 мм. Пояс опирался на выпуклую броневую палубу толщиной 37 мм, прикрывавшую подводную часть. С концов пояса цитадель прикрывали броневые траверсы толщиной 203 мм.

Вне цитадели корпус бронирования не имел (исключая боевую рубку). Артиллерийское вооружение крейсера — четыре 203-мм/35, шестнадцать 152-мм и шесть 120-мм орудий — было расположено в незащищённых установках на главной палубе. При этом схема расположения вооружения была устаревшей: 203-мм орудия располагались по бортам в выступающих спонсонах, а 152-мм орудия — в батарее. Ни орудийная прислуга, ни сами орудия не были совершенно ничем защищены, и одно удачное попадание могло повлечь тяжелейшие последствия. Корабль также имел таран и шесть 381-мм торпедных аппаратов.

Служба

Бой в Корейском проливе

14 августа 1904 года три крейсера Владивостокского отряда крейсеров: «Рюрик», «Россия», и «Громобой», выдвинувшись на соединение с прорывавшимся из осаждённого Порт-Артура кораблями 1-й Тихоокеанской эскадры, были встречены в Корейском проливе японской эскадрой в составе четырёх броненосных и двух бронепалубных крейсеров. Японские броненосные крейсера превосходили российские по огневой мощи и броневой защите, особенно критическим оказалось неудачное расположение на русских кораблях главного калибра, так что при формальном соотношении количества восьмидюймовых орудий у эскадр 12 к 16, фактически в линейном бою огневая дуэль велась в соотношении 6 к 16. В сочетании с преимуществом японских орудий в скорострельности и мощности взрывчатого вещества, используемого в снарядах, мощность залпа японской эскадры в единицу времени превышала мощность залпа русской в 4—5 раз (последнее сравнение, по массе заряда взрывчатого вещества, лишено смысла, так как японцы использовали фугасные снаряды, характерные для английской школы, а русский флот — бронебойные снаряды французского типа, которые в принципе имеют намного меньший заряд взрывчатки, так как поражают корабль по совершенно иному принципу[2]; более адекватное сравнение — по энергии, высвобождающейся при попадании снаряда в цель и идущей на её поражение, которая слагается из кинетической энергии самого снаряда и энергии взрыва заключённого в нём заряда ВВ; кроме того, мелинит Шимосе не превосходил пироксилин русских снарядов по удельной энергии взрыва (3,4 МДж/кг против 4,2), данное утверждение является ошибочным — «шимоза» имела превосходство по объёму выделяемых газов, что для сравнения собственно поражающих факторов имеет небольшое значения, хотя и делало попадания японских снарядов весьма «эффектными» для внешнего наблюдателя). Кроме того, японский главный калибр располагался в бронированных башнях, а русский в полуоткрытых казематах. Бронирование района ватерлинии у крейсеров типа «Рюрик» не защищало оконечности, а у головного корабля серии — самого «Рюрика» — кормовое отделение, где располагался руль, не было прикрыто даже бронепалубой.

Российские корабли вступили в бой с японскими, но в виду очевидного превосходства японцев в огневой мощи было принято решение уводить корабли во Владивосток. Около 5:30 «Рюрик» получил пробоину в корме ниже ватерлинии, снизил скорость и вышел из кильватерного строя. В 6:28 в ответ на запрос флагмана он поднял сигнал: «Руль не действует». «Рюрик», получив несколько японских снарядов в корму, имел затопленными румпельное и рулевое отделения, разбитые рулевые приводы. Попытка восстановить управление сначала увенчалась успехом, но по злосчастному совпадению уже через несколько минут очередной японский снаряд заклинил рулевую лопасть на правый борт, и хотя бы вернуть её в прямое положение уже не удалось. Крейсер пытался удержаться на курсе, сбавляя ход левой машине или даже давая на неё задний ход, но уже не мог поспеть за другими кораблями отряда. По приказу адмирала Иессена «Россия» и «Громобой» неоднократно предпринимали попытки прикрыть крейсер, оттеснить японские корабли от «Рюрика» и отвлечь огонь на себя, но в результате под сильным огнём японцев, с большими повреждениями и жертвами среди членов команд, были вынуждены уйти от места боя. В 8:20 на флагмане решают идти на Владивосток, оттягивая японские броненосные крейсера на себя, в надежде, что «Рюрик» сможет отбиться от лёгких бронепалубных крейсеров, исправить повреждения и самостоятельно продолжить плавание, дойти до Владивостока или хотя бы выброситься на корейский берег. Ушедшие корабли преследовались японцами, но когда у тех стали заканчиваться снаряды, в 10:04 Камимура приказал повернуть назад.

В бою с лёгкими японскими крейсерами «Рюрик», лишившийся рулевого управления, маневрировал, варьируя обороты левой и правой машин, что позволяло менять скорость и радиус циркуляции. Поскольку огонь крейсера существенно ослаб, японские корабли сблизились с «Рюриком», продолжая методично его добивать. В это время русский крейсер, резко увеличив ход, на очередной циркуляции попытался протаранить один из неприятельских кораблей, одновременно выпустив по второму торпеду из последнего исправного торпедного аппарата. Уклонившись от этих манёвров, японские крейсера отошли на дальнюю дистанцию и больше не предпринимали попыток сближения, пока «Рюрик» не начал тонуть. Это был один из единичных в истории случаев применения крупным надводным кораблём в реальном бою торпедного вооружения, как и один из последних случаев попытки боевого тарана крупным кораблём с использованием специально для этой цели делавшегося подводного носового «таранного выступа».

Командир (капитан 1-го ранга) Евгений Александрович Трусов и старший офицер были смертельно ранены в самом начале боя. Из 22 офицеров убиты и умерли от ран 6, ранено 9, остались невредимыми 7. Из 800 человек команды 200 было убитых, раненых тяжело и легко 278. К моменту окончания пятичасового боя в живых на «Рюрике» из старших офицеров остался только один лейтенант Иванов 13-й (по принятой тогда в российском флоте нумерации однофамильцев), из вооружения в строю осталось всего одно 47-мм орудие, расстрелявшее весь боезапас. Возвращавшийся с основными силами Адмирал Камимура ждал капитуляции «Рюрика», о чём японские корабли несколько раз подавали сигналы. Убедившись, что все средства сопротивления исчерпаны, Иванов-Тринадцатый отдал приказ уничтожить крейсер. Поскольку подрывные заряды оказались повреждёнными, были открыты кингстоны. Корма крейсера понемногу погружалась в воду; в 10:20 крен усилился, и крейсер опрокинулся на левый борт, на мгновение обнажился таран и в 10:42 крейсер окончательно затонул неподалёку от острова Ульсан.

Бой устарелого и плохо бронированного «Рюрика» сначала в общем строе с двумя другими русскими крейсерами против броненосных крейсеров Камимуры, а затем в уже беспомощном состоянии, без руля, с крейсерами «Нанива» и «Такачихо» был оценён как образец доблестного поведения не только русскими, но и рядом иностранных, в том числе и японских авторов.

Оценка проекта

Броненосный крейсер «Рюрик» создавался в рамках традиционной рейдерской доктрины русских броненосных крейсеров. Рассматриваясь в первую очередь как стратегическое оружие на случай войны с Великобританией, крейсера создавались для длительного автономного крейсирования в Тихом океане.

Британский флот с Китайской Станции, безусловно, мог без особого труда блокировать Владивосток и Петропавловск-Камчатский — основные базы российского флота на Тихом океане. Но на огромных просторах Тихого и Индийского океана, вероятность встречи русского рейдера с тяжёлыми британскими кораблями была крайне мала. Наиболее вероятным противником для русских крейсеров были бы британские бронепалубные крейсера 1-го и 2-го ранга, над которыми «Рюрик» за счёт своей мощной артиллерии и поясного бронирования имел бы преимущество. В то же время, на столкновение с броненосными крейсерами «традиционного» типа, имевшими преимущество в скорости хода и хорошо защищённую артиллерию, «Рюрик» не был рассчитан. Это и привело к гибели крейсера в бою, когда — ввиду ограниченного масштаба японского судоходства — русские крейсера были вынуждены оперировать в сравнительной близости от Японии, что не предполагалось при их строительстве. Однако стоит отметить, что сама гибель была обусловлена стечением ряда обстоятельств, к коим стоит отнести как технические (получение пробоины снизившей ход), так и управленческие (ранее «Рюрик», самый медленный из владивостокских крейсеров, старались не брать в рискованные походы и только просьбы Витгефта склонила Иессена на столь рискованный шаг). Надо также заметить, что ни один из кораблей порт-артуровской эскадры не пошёл на встречу шедшим им на помощь кораблям.

Командиры

Другие корабли с тем же названием

Напишите отзыв о статье "Рюрик (крейсер, 1892)"

Примечания

  1. На момент закладки крейсера, Порт-Артур ещё не находился в распоряжении России.
  2. В. И. Семёнов. Расплата.

Ссылки

  • Р. М. Мельников. [militera.lib.ru/tw/melnikov1/08.html «Рюрик» был первым].
  • [www.simvolika.org/vv037.htm Крейсер «Рюрик»]. Краткая справка по справочнику Бережного.

Отрывок, характеризующий Рюрик (крейсер, 1892)

– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!