Рюсся

Рю́сся (фин. ryssä) — уничижительное финское прозвище русских. В настоящее время слово употребляется в разговорном языке зачастую в отношении всех находящихся в Финляндии русскоговорящих, происходящих из бывшего СССР, порой включая детей от смешанных браков.

История

Происхождение

Нейтральное обозначение русских на финском языке — «веняляйнен» (фин. venäläinen). «Рюсся», согласно финской этимологии, совершило замысловатый путь. Финское название Швеции, "Ruotsi", связано с названием Русь. Затем слово вернулось в Швецию в виде Ryssland (Россия) и ryss (русский). А оттуда в начале XVIII века — опять, в Финляндию, в форме ryssä и ryssäläinen. Изначально такое прозвище употреблялось по отношению к православному населению (большей частью этнически карельскому) восточных областей Шведской империи, а также областей Карелии, находившихся под контролем Русского царства (например, Олонецкой Карелии). В частности, коробейников-карел, которые вплоть до первой половины XX века активно вели мелочную торговлю по всей Финляндии, называли laukkuryssä или reppuryssä (laukku, reppu — «короб»).

Распространению слова способствовало то, что в шведском языке, который долгое время сохранял ведущее положение в Финляндии, русских называли и называют по сей день словом ryss (стилистически нейтральным); в говорах западной Финляндии, на которые более сильный отпечаток наложили сопредельные шведские говоры, слово ryssä пренебрежительного значения скорее не имеет.

Эволюция

Ещё в литературном финском языке XIX века слово было вполне нейтральным: так, в официальном финском переводе речи Александра I, произнесенной перед сеймом в 1809 году в Порвоо, титул самодержца звучит как «император и самодержец всей Ryssänmaa („земли русских, Русской земли“) и проч., и проч., и проч., Великий князь Финляндский и проч., и проч., и проч.» (фин. Kejsari ja Itzewaldias yli koko Ryssänmaan etc. etc. etc., Suuri Ruhtinas Suomen maasa etc. etc. etc.). Однако уже в XIX веке православная церковь Финляндии воспринимается финнами-лютеранами как ryssän kirkko, «русская церковь» — нечто чужеродное.

Уничижительное значение слово «рюсся» начало приобретать в конце XIX — начале XX веков на фоне проведения в Великом княжестве Финляндском насильственной политики русификации, встречавшей сопротивление со стороны финнов, и особенно после обретения Финляндией независимости, гражданской войны 1918 года и последующих событий. В масштабном исследовании «Россия-2017: три сценария» (2007), проведённого по заказу парламента Финляндии, отмечается следующее:

Для белых было естественным называть своих красных противников «красными рюсся»... Гражданской войне необходимо было придать ореол освободительной войны, когда финны сражались за своё освобождение из-под российского сапога. Испытания гражданской войны из-за их трагичности и кровавости хотели одеть в одежды борьбы западной культуры против заклятого врага с Востока. ...Красные были, конечно же, финнами, но они сбились с пути своей истинной сути и феннофильства под влиянием русских. Итак, имелись все основания пуще прежнего ненавидеть настоящего злоумышленника, то есть «рюсся»... В глазах идеологов Белой Финляндии Советская Россия и вместе с ней всё русское являлись олицетворением зла. «Рюсся» был грязным, коварным, порочным, скотским восточным варваром, который с незапамятных времен угрожал Финляндии. Всё русское служило своего рода зеркалом, в котором все финское казалось чистым и прозрачным, стоящим на страже Западной цивилизации.

К моменту провозглашения независимости в трёхмиллионной Финляндии постоянно проживало лишь около 6 тыс. русских (0,2 % населения), однако уже к 1922 году в стране было официально зарегистрировано 33,5 тыс. бывших российских граждан (1,1 % населения) — весьма мало по меркам России, но ощутимо для небольшой её бывшей автономной провинции. В 1930 году в финском парламенте даже поднимался вопрос о снятии с государственной дотации национального балета из-за засилья там «рюсся».

Несмотря на то что свыше двух третей русских иммигрантов той волны в скором времени реэмигрировали в страны Европы и Америки, резко отрицательное отношение к русским не пропало, а усугубилось из-за советско-финских войн 1939—1940 и 1941—1944 годов и связанных с ними территориальных потерь Финляндии. Ойво Сююракки, пулемётчик созданной финнами «Карельской гвардии», вспоминает эпизоды Зимней войны — для него спустя 10—15 лет употребление «рюсся» было, очевидно, привычным:

Теперь за фронт отвечает гвардия. Рюсся об этом тоже каким-то образом узнали. Из-за поля слышится речь: — Солдаты Карельской гвардии, мы знаем, что теперь вы здесь на фронте. Убивайте ваших мясников-офицеров, бросайте оружие и расходитесь по домам, пока непобедимая Красная Армия вас не перебила до последнего человека. С удивлением глядим друг на друга. — Ну, у нас планы другие, ещё посмотрим, кто кого... Мы на передовой. Рюсся примерно в трёхстах метрах, за болотом.

Современность

По свидетельству бывшего министра иностранных дел Эркки Туомиойа, финские политики стремились заиметь свой личный советский контакт в посольстве СССР для того, чтобы добиться карьерных преимуществ; «свой русский» на жаргоне назывался kotiryssä.

В середине-конце XX века параллельно с «рюсся» бытовала кличка neukku («советский», «совок», от фин. neuvosto — совет и Neuvostoliitto — СССР), однако если ещё в 1989-1990 годах шведско-датский видеофильм «Russian Ninja» распространялся в Финляндии под названием «Neukku Ninja», в дальнейшем, с распадом СССР, это слово практически вышло из употребления. Прозвище же «рюсся», напротив, получило второе дыхание, всё чаще прорываясь в обычно политкорректные СМИ страны (см. ниже).

Популярный коктейль Black Russian по-фински звучит как Musta Ryssä — «чёрный русак». Выражение «русская рулетка» переводится как ryssä rulettaa даже на сайте депутата Европарламента, несмотря на наличие политкорректного варианта fi:Venäläinen ruletti.

От ryssä происходит бытующий в разговорном финском языке глагол ryssiä — «портить». В декабре 2011 года Этический совет по рекламе вынес порицание компании Hartwall за использование глагола ryssiä в рекламной кампании алкогольного напитка long drink Otto, где использовалась фраза «Uuudistimme maun, mutta ryssimme tavutuksen», однако в Hartwall с этим не согласны и считают, что глагол ryssiä уже давно стал означать «терпеть неудачу» и носит нейтральный характер.

Помимо интернационального нейтрального термина «русофобия» в финском языке бо́льшее распространение получил другой термин — «рюссявиха» (fi:ryssäviha), который можно перевести как «ненависть к русакам».

На сегодняшний день (2009) численность русскоязычной общины Финляндии, по официальным данным, более 45 тысяч человек (примерно 1 % населения страны), что более чем вдвое больше, чем десять лет назад. По-видимому, с этим отчасти связана и повысившаяся актуальность межэтнических проблем. В отчёте рабочей группы при Совещательной комиссии по этническим отношениям при министерстве труда Финляндии, в частности, отмечается:

Почти все отметили трудности русскоязычных детей в школе, связанные с их иностранным происхождением. Трудности возникали, в частности, в связи с оскорблениями (обзывали «рюсся»), расизмом и предрассудками. Из опрошенных Эве Кюнтяйя (2002) русских, эстонцев и ингерманландских финнов многие не хотят или не решаются публично говорить по-русски, боясь, что их сочтут за преступников.

В 2013 году по результатам внутриведомственного расследования, проведенного в надворном суде Хельсинки, было выявлено, что судьи употребляли расистские выражения (в частности «рюсся») в перерывах, что было негативно оценено министром юстиции Анной-Майей Хенрикссон.

Зеркальное оскорбительное обозначение финнов в русском языке — чухна, чухня (в финской транскрипции — fi:tšuhna). Ещё в словаре Даля отмечено: «Чухонец, чухонка, петербуржское прозвание пригородных финнов». В финском языке существует и пейоративное обозначение шведов — hurri.

Мнения экспертов

В качестве докладчиков были приглашены известные ученые К. Кетола, В. Пууронен, П. Райттила, К. Либкинд, вплотную занимавшиеся проблемой особого отношения к русским — в историческом, социальном, социопсихологическом аспектах, глава Полицейского управления МВД Й. Тойванен, советник Управления народного образования Финляндии Л. Ниссиля, Уполномоченный по делам меньшинств Й. Суурпяя…

Й. Суурпяя озвучила несколько очень существенных моментов. Оскорбительное слово «рюсся» необходимо вывести из обращения: простительное для ветеранов (поскольку связано с их прошлым), оно живёт новой опасной жизнью в прессе, мелькает в речи подростков и отбивает у русскоязычных всякое желание общаться с финнами…

В. Пууронен дал обзор законодательного положения основных языковых меньшинств Финляндии и провел краткий исторический экскурс: «русоненавистничество» началось не во время Северной войны и т. н. «великой ненависти», и даже не в период пресловутой «русификации», а вскоре после получения независимости, в 1917-18 году. Использование слова «рюсся» связано с чувством национального превосходства. Именно поэтому оно наследуется из поколения в поколение.

— «Спектр», № 1, 2008 год, с. 8

У финнов тройственное отношение к русскости: общая военная история, русская культура и русский менталитет. Ко всему этому финн относится эмоционально — иногда даже слишком — за и против. Русский никогда не оставит финна равнодушным. «Рюсся — он всегда рюсся, хоть в масле изжарь», — фраза, которая отражает явную ненависть к русскости, но было бы очень странно, если этого можно было бы избежать.

— Арто Паасилинна, писатель

Цитаты из СМИ

Такая практика напоминает полицейским, служащим в органах безопасности, ситуацию 20-30-летней давности, когда сотрудники тогдашних советских тайных институтов поддерживали регулярные связи с финляндскими политиками. В те годы говорили о «родных рюсся» (рюсся — оскорбительное финское название русского, что-то вроде «москаль» — прим. перев.)… Явление это по масштабам значительно меньше, чем в годы разгула «родных рюсся», когда финляндские политики хвастались тем, у кого из них более влиятельный «домашний совок», с которым можно доверительно пошептаться на щекотливые темы.

Меня обзывали «рюсся» (это пренебрежительное прозвище русских) и били, — рассказывает Яни Вялитало. — Когда я спрашивал: «За что?», отвечали: «Так у нас же с русскими война была. А у тебя мать русская». <…> Не так давно «национальный вопрос» дошёл до суда. Житель Лахти подал иск на своего работодателя за то, что тот назвал его сына «рюсся». Работодателя обязали выплатить крупную компенсацию.

Вдруг в бар ввалилась компания, явно настроенная на шумное веселье. Финские ребята уже явно перебрали где-то… «Куда ни придёшь, везде эти „рюсся“», — один из вошедших явно хотел задеть «чужаков», употребив хорошо здесь известное словечко. По-шведски «рюсся» — всего лишь «русский», нейтральное по смыслу обозначение национальности. Но, перекочевав в финский, оно получило статус ругательства — оскорбления.

Но особенно достаётся детям в финских школах, ведь маленьким гражданам чужда дипломатия и они говорят, что думают. Очень грустно, когда ребёнок, нередко даже имеющий финское гражданство, приходит домой в слезах, и говорит маме: «Почему меня называют „рюсся“?». Только из-за того, что кто-то из родителей русскоязычный. Некоторые финны признались нам, как в школьную бытность тоже сильно страдали из-за того, что мама была русская, или, например, родители дали русское имя. Признались, что, зная о существующей русофобии, не решаются говорить об этом вопросе открыто. Конечно, ведь такое чревато неприятностями — мы убедились в этом на собственном опыте.

См. также

Белофинны Раски

Русские в Финляндии Тибла

Финляндизация Njet, Molotoff!

Литература

• Вихавайнен, Т. [www.nordicbook.ru/detailed.php?id=1640&type=Books Из «рюсся» в «советикусы» — из «советикусов» в русские] Революция в представлении соседей (перевод: Б. И. Сергеев) — в сборнике «Два лика России» — М.: Европейский дом — 2007 ISBN 978-5-8015-0212-0
• Antikainen, Ari. Arkipäivän rasismi. Teoksessa Pitkänen, Pirkko (toim.). Näkökulmia monikulttuuriseen Suomeen. — Helsinki. Edita. — 1997 (фин.)
• Davies, Christie. Ethnic Humor Around the World. A Comparative Analysis. — Indiana University Press. Bloomington and Indianapolis. — 1990 (англ.)
• Essed, Philomena. Understanding Everyday Racism. An Interdisiplinary Theory. — Sage. Newbury Park. — 1991 (англ.)
• Immonen, Kari. Ryssästä saa puhua… Neuvostoliitto suomalaisessa julkisuudessa ja kirjat julkisuuden muotona 1918-39. — Otava. Helsinki. — 1987 (фин.)
• Luostarinen, Heikki. Perivihollinen. Suomen oikeistolehdistön Neuvostoliittoa koskevan viholliskuva sodassa 1941-44: tausta ja sisältö. — Vastapaino. Tampere. — 1986 (фин.)
• Myrdal, Gunnar. An American Dilemma: The Negro Problem and Modern Democracy. — Harper and Row. New York. — 1944/1964 (англ.)
• Nygård, Toivo. Suur-Suomi vai lähiheimolaisten auttaminen. Aatteellinen heimotyö itsenäisessä Suomessa. — Otava. Helsinki. — 1978 (фин.)
• Van Ausdale, Debra: Feagin, Joe R. The First R. How Children Learn Race and Racism. — Rowman & Littlefield Publishers, Inc. Lanham. — 2001 (англ.)

Ссылки

• Протасова, Е. [window.edu.ru/window_catalog/files/r68763/sbornik_mcvz.pdf «Рюсся»: кто это?] // Межкультурные взаимодействия в полиэтничном пространстве пограничного региона. — Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2005.
• Байков, И. [www.tribuna.ru/news/2008/11/20/news3309/ Приют убогого «чухонца»] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3987 дней)). — «Трибуна», 20 ноября 2008 года.
• Протасова, Е. [www.isras.ru/files/File/Socis/2003-05/Protasova.pdf Финны и русские в зеркале русскоязычной прессы Финляндии]. — Университет Хельсинки, 2003.
• Vesa Puuronen [www.joensuu.fi/syreeni/vesapuuronen/arkirasi.htm Arkipäivän rasismi Suomessa] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3987 дней) — история, копия). — Joensuun yliopisto. Viitattu 2. helmikuuta, 2005. (фин.)
• Osmo Kuusi, Hanna Smith, Paula Tiihonen [web.eduskunta.fi/dman/Document.phx?documentId=fc13607155759048&cmd=download Venäjä 2017: kolme skenaariota] — ISBN 978-951-53-2949-3  (фин.) ([web.eduskunta.fi/dman/Document.phx?documentId=oo17607151656666&cmd=download] (рус.))
• [www.youtube.com/watch?v=GJGIMt2ksIo Видео] и [m.lyricsmode.com/lyrics/k/klamydia/ryss_mun_leipni_sy.html слова] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3987 дней)) песни Ryssä Mun Leipääni Syö (Рюсся ест мой хлеб) финской панк-группы Klamydia (фин.)
• [www.vdorogu.org/articles/Finskaya-mest/ Финский юмор о россиянах]

Отрывок, характеризующий Рюсся

После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.