Рябиков, Илья Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илья Григорьевич Рябиков
Место рождения

дер. Колодино, Краснинский уезд, Смоленская губерния, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Илья Григорьевич Рябиков (20 июля 1924, Смоленская область — 18 августа 2008, Сосновый Бор, Ленинградская область) — советский военнослужащий, участник Великой Отечественной войны, полный кавалер ордена Славы, телефонист миномётной роты 346-го стрелкового полка, ефрейтор — на момент представления к награждению орденом Славы 1-й степени.





Биография

Родился 20 июля 1924 года в деревне Колодино (ныне — Монастырщинского района Смоленской области). Окончил 5 классов. Трудился в колхозе. В начале войны семнадцатилетний Илья Рябиков оказался на временно захваченной врагом территории. Скрывался от угона в Германию, помогал партизанам. Когда в сентябре 1943 года Красная Армия освободила Монастырщинский район Смоленщины, юноша пришел в военкомат.

В Красной Армии и на фронте в Великую Отечественную войну с октября 1943 года. Воевал на Западном, 3-м Белорусском фронтах. Был солдатом минометной роты 346-го стрелкового полка 63-й стрелковой дивизии и по штатному расписанию значился телефонистом, однако в быстро менявшейся боевой обстановке воину приходилось выполнять и другие обязанности. Он умело корректировал огонь минометов; были случаи, когда телефонист заменял выбывшего из строя наводчика. Был четыре раза ранен и трижды контужен.

В течение зимы 1943—1944 годов принимал участие во многих боях местного значения, приобрел опыт, закалился и возмужал. Когда же началось летнее наступление 1944 года на главном направлении, красноармеец Рябиков проявил мужество и геройство.

25 июля 1944 года в бою под деревней Траки сразил 5-х противников. 31 июля одним из первых ворвался в населенный пункт Уштоки, истребил несколько вражеских солдат.

Приказом от 19 сентября 1944 года красноармеец Рябиков Илья Григорьевич награждён орденом Славы 3-й степени.

17 октября 1944 года в бою у населенного пункта Лауцкайме уже командир отделения минометно-пулеметной роты ефрейтор Рябиков, встав за наводчика, из 82-миллиметрового миномета уничтожил до 10 противников и 3 пулемета. 18 октября при форсировании реки Шеймена юго-западнее города Науместис поразил огневую точку и 4-х противников, что способствовало продвижению наступающих стрелковых подразделений.

Приказом от 14 декабря 1944 года ефрейтор Рябиков Илья Григорьевич награждён орденом Славы 2-й степени.

13 января 1945 года войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление в Восточной Пруссии. Противник оказывал упорное сопротивление. Бои шли днем и ночью.

16 января 346-й стрелковый полк завязал бой за укрепленный пункт Валлинджен. В течение дня телефонист Рябиков 30 раз выходил на линию под огнём противника, чтобы устранить нарушение связи. Он был ранен, но из строя не ушел, оперативно восстанавливал порывы провода. 17 января, когда в одном из минометных расчетов были тяжело ранены все номера, выполнял обязанности наводчика. Был вторично ранен осколком снаряда, но остался в строю.

20 февраля 1945 года участвовал в бою за деревню Доммитен и железнодорожную станцию Куссен, метким огнём подавил 3 пулемета и вывел из строя до десятка противников. В конце февраля командир полка подполковник Киселев представил героя-минометчика к ордену Славы 1-й степени.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года за исключительное мужество, отвагу и бесстрашие, проявленные в боях с вражескими захватчиками, ефрейтор Рябиков Илья Григорьевич награждён орденом Славы 1-й степени. Стал полным кавалером ордена Славы.

Штурмом Кёнигсберга закончил Рябиков свой поход на запад, но не войну. В августе 1945 года в составе 1-го Дальневосточного фронта он участвовал разгроме японских самураев и здесь заслужил новую награду — орден Красной Звезды.

В 1946 году был демобилизован. Жил в деревне Домашковицы Ленинградской области, работал плотником в колхозе. Член КПСС с 1952 года. Последние годы жил в городе Сосновый Бор той же области. Скончался 18 августа 2008 года. Похоронен на городском Ковашевском кладбище[1].

Награждён орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, Славы 1-й, 2-й и 3-й степени, медалями, в том числе «За отвагу».

На родине, в городе Монастырщина в Аллее Героев установлена стела.

Напишите отзыв о статье "Рябиков, Илья Григорьевич"

Примечания

  1. [www.sbor.ru/city/zassosnov/geroi/ryabikov Рябиков Илья Григорьевич]. Официальный сайт города Сосновый Бор (Ленинградская область). Проверено 26 сентября 2015.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11007 Илья Григорьевич Рябиков]. Сайт «Герои Страны». Проверено 23 августа 2014.

Литература

  • Кавалеры ордена Славы трёх степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д. С. Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000. — 703 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01883-9.
  • Рощин И. И. Солдатская слава. — Кн. 6. — М., 1982.

Отрывок, характеризующий Рябиков, Илья Григорьевич

Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.