Рябинин, Михаил Ильич

Михаил Ильич Рябинин
Дата рождения	1725(1725)
Дата смерти	17 мая 1790(1790-05-17)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	флот
Звание	вице-адмирал
Командовал	корабли «Город Архангельск» и «Москва»,
Награды и премии	Орден Святой Анны 1-й ст. (1780)

Михаил Ильич Рябинин (1725—1790) — вице-адмирал, генерал-контролер.

Родился в 1725 году. Поступив в 1743 году в ученики Морской академии, он уже в 1744 году был произведён в гардемарины, с 1745 по 1747 год ежегодно находился в кампаниях в Балтийском море и на корабле «Архангел Рафаил» сделал переход из Архангельска в Кронштадт.

В 1746 году Рябинин был произведён в мичманы и с 1748 по 1751 год, командуя ботом, принимал участие в гидрографических работах в восточной части Балтийского моря, в 1751 году был произведён в унтер-лейтенанты, а в следующем году был в Казани, где заведовал отправкой в Санкт-Петербург дубовых лесов.

В 1754 году Рябинин был произведён в корабельные секретари, а в 1756 году — в лейтенанты, затем два года плавал в Балтийском море и сделал переход из Архангельска в Кронштадт. Затем, в 1759 году произведённый в капитан-лейтенанты и переведённый в галерный флот, Рябинин в 1762 году произведён был в капитаны 3-го ранга и в том же году, 2 сентября, был определён в штат Морского кадетского корпуса.

В следующем году, командуя 54-пушечным кораблём «Город Архангельск», он совершил с гардемаринами практическое плавание в Немецком море. В 1764 году Рябинин был произведён в капитаны 2-го ранга и назначен командиром корабля «Москва», 1 января следующего 1765 года был произведён в полковники и назначен в советники Интендантской экспедиции, а в 1768 году, в звании советника Интендантского департамента, был командирован в Донскую экспедицию.

Назначенный затем в 1769 году, за обер-интенданта при постройке в Новопавловске судов нового типа. В 1769 году Михаил Ильич руководил кораблестроением на Икорецкой верфи . Рябинин 27 ноября 1771 года был послан из Киева на Дунай начальником экспедиции для заведения флотилии в завоёванных княжествах; в 1772 году был пожалован в действительные обер-интенданты в Главной интендантской экспедиции Адмиралтейской коллегии, в 1776 году произведён был в генерал-интенданты и в следующем году был уже в Санкт-Петербурге.

24 ноября 1780 года Рябинин был награждён орденом св. Анны 1-й степени. 28 июля 1782 года Рябинин был произведён в вице-адмиралы и назначен генерал-контролером.

Умер 17 мая 1790 года и погребён на Смоленском православном кладбище с женой Екатериной Михайловной урожденной Колошиной (умерла в 1788 году).

Его именем названа банка в Финском заливе.

Двух из оставшихся после него сыновей было тогда же Высочайше повелено принять во флот, а дочь его была взята во дворец.

Впоследствии его сын Егор был Новгородским губернатором и посланником в Бадене. Другой сын — Андрей — был назначен флигель-адъютантом при Вице-президенте Адмиралтейств-коллегии графе И. Г. Чернышеве, принимал участие в походах, был первым директором Московского Ассигнационного Банка, был членом-учредителем Императорского Московского Общества Сельского Хозяйства. Дочь Александра вышла замуж за генерала И. П. Пущина и была матерью декабристов Ивана и Михаила Пущиных.

Литература

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. — Т. II. Л—Я. — М., 2009.
• Лурье В. М. Морской биографический словарь. Деятели Российского флота XVIII века. — СПб., 2005.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Воронежская энциклопедия. — Справочно-энциклопедическое издание. — Воронеж: Центр духовного возрождения Чернозёмного края, 2008. — Т. 1 (А—М). — 524 с. — ISBN 978-5-900270-99-9. Издание осуществлено по решению администрации Воронежской области

Отрывок, характеризующий Рябинин, Михаил Ильич

– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.