Рябинин, Николай Егорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Егорович Рябинин
Дата рождения

10 августа 1813(1813-08-10)

Дата смерти

18 сентября 1880(1880-09-18) (67 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Звание

контр-адмирал

Командовал

бриги «Неарх» и «Тезей»

Сражения/войны

Кавказская война, Крымская война

Награды и премии

Орден Святой Анны 3-й ст. (1848), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1854), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1865), Орден Святой Анны 2-й ст. (1874), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1878)

Николай Егорович Рябинин (1813—1880) — контр-адмирал, участник Севастопольской обороны, морской писатель.

Происходил из дворян Новгородской губернии, сын Новгородского губернатора Е. М. Рябинина, родился 10 августа 1813 года.

В 1827 году Рябинин поступил в Морской кадетский корпус, 18 января 1830 года был произведён в гардемарины и совершил плавание от Кронштадта до острова Гогланда и обратно на корабле «Арсис» а в следующем году ходил от Кронштадта до острова Борнгольма и обратно на корабле «Св. Георгий Победоносец». 21 декабря 1832 года был произведён в мичманы, с назначением в 13-й флотский экипаж и в следующем году на корабле «Императрица Александра», под командой капитана 1-го ранга Епанчина, с 22 июня по 28 августа, ходил по Балтийскому морю и Финскому заливу.

В 1834 году, на тендере «Лебедь», плавал от Ревеля до Свеаборга, острова Сескар, Гогланда, Оденгольма и обратно в Ревель, а оттуда в Кронштадт. В 1835 году, с 6 июля по 15 октября, на бриге «Филоктет», под командой капитан-лейтенанта барона Левендаля, Рябинин плавал от Кронштадта до Ревеля и находился в стоянии на Кронштадтском рейде.

2 июня 1836 года он был переведён в Морской кадетский корпус; через год, 17 апреля 1837 года, снова назначен был в 13-й флотский экипаж и на корабль «Великий Князь Константин», где 8 апреля 1838 года был произведён в лейтенанты; в 1839 году находился на корабле «Великий Князь Михаил». 22 января 1840 года был переведён в 7-й флотский экипаж и служил на корабле «Березина».

27 января 1843 года Рябинин был назначен адъютантом к начальнику 1-й флотской дивизии, вице-адмиралу А. П. Лазареву, и плавал по Балтийскому морю до Дании на кораблях «Фершампенуаз», «Россия» и «Император Александр I» и фрегате «Церера».

28 октября 1848 года определён в 5-й флотский экипаж, с оставлением в прежней должности, и в том же году, 6 декабря, награждён орденом св. Анны 3-й степени, а ровно через год, 6 декабря 1849 года, произведён в капитан-лейтенанты.

25 января 1850 года Рябинин был переведён на Чёрное море в 32-й флотский экипаж, 25 мая того же года — в 37-й флотский экипаж, с назначением командиром брига «Неарх», и 6 мая 1853 года — в 31-й флотский экипаж с назначением командиром брига «Тезей»; плавал по черноморским портам и у берегов Кавказа обеспечивал десантные операции русских войск и снабжение крепостей.

1 июня 1854 года Рябинин находился в деле при отражении бомбардировки англо-французским флотом Севастополя, с 14 августа был командиром бастиона № 3; с 4 октября командовал бастионом № 6, но уже 7-го числа того же месяца назначен был, в составе 44-го флотского экипажа, на Малахов курган, где и был ранен в левую ногу с обнажением кости. 22 декабря 1854 года Рябинин был пожалован, за отличие при обороне Севастополя, орденом св. Владимира 4-й степени, 1 ноября 1855 года, за защиту Севастополя, награждён серебряной медалью на Георгиевской ленте, а спустя несколько дней, 24 ноября, переведён в 9-й флотский экипаж, откуда 6 мая 1856 года был прикомандирован, на правах раненых, к Морскому кадетскому корпусу. 26 августа того же года Рябинин был награждён бронзовой светлой медалью на Андреевской ленте в память войны 1853—1856 годов.

22 августа 1857 года пожалован знаком отличия беспорочной службы за XX лет; 30 сентября 1857 года, с разрешения генерал-адмирала, назначен был командиром учебного фрегата, находившегося в кадетском лагере в Ораниенбауме, 12 февраля 1858 года назначен состоять по флоту, а 26 сентября того же года, за отличие по службе, произведён был в капитаны 2-го ранга.

11 января 1860 года Рябинин был зачислен по резервному флоту, но уже 25 апреля зачислен на действительную службу, 7 мая прикомандирован к Инженерному и Артиллерийскому училищу Морского ведомства, как раненый 2-го класса, и 1 января 1862 года произведён в капитаны 1-го ранга. 27 марта 1863 года Рябинин был причислен к Инженерному артиллерийскому училищу, 4 апреля 1865 года награждён орденом св. Станислава 2-й степени.

1 января 1870 года произведён в контр-адмиралы а 22 января 1874 года назначен членом в Комиссию для разбора и описания дел Архива Морского Министерства за время до 1805 года. За труды в этой комиссии был награждён орденами св. Анны 2-й степени (31 марта 1874 года) и св. Владимира 3-й степени (1 января 1878 года)

Умер Рябинин 18 сентября 1880 года (по данным С. В. Волкова — 3 октября, но этого числа он был исключён из списков флота как умерший), погребён в селе Шереховичи Боровичского уезда Новгородской губернии, при Покровской церкви.

С 1849 года Рябинин регулярно печатал свои статьи по разным отраслям морского дела и военной истории в «Морском сборнике».



Источники

  • Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. — Т. II. Л—Я. — М., 2009.
  • Некрологи:
    • «Кронштадтский вестник», 1880 г., № 113
    • «Новое время», 1880 г., № 1650
  • Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
  • Список лицам, Главный морской штаб составляющим, на 1866 год

Напишите отзыв о статье "Рябинин, Николай Егорович"

Отрывок, характеризующий Рябинин, Николай Егорович

– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…