Рябинин, Михаил Иосифович
Михаил Рябинин | |
Михаил Иосифович Меерович | |
поэт-песенник Михаил Рябинин | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: |
11 октября 1995 (64 года) |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Род деятельности: | |
Жанр: | |
Язык произведений: |
Михаи́л Ряби́нин (наст. имя — Михаи́л Ио́сифович Мееро́вич; 2 марта 1931 — 11 октября 1995) — советский и российский поэт-песенник.
Жизнь и творчество
Михаил Иосифович Меерович родился в Ленинграде 2 марта 1931 года. Стихи начал писать в 12 лет (1943). Закончил техникум, по специальности геолог.
В 1969 году написал стихи к своей первой песне, которая впервые прозвучала в передаче «С добрым утром». В 1973 году Рябинин стал лауреатом третьего Всесоюзного телевизионного фестиваля «Песня года», а с 1977 года добивался этого звания на всех последующих фестивалях.
Песни Михаила Рябинина часто исполнялись по телевидению, по радио и звучали в концертах. Больше всего песен поэт написал совместно с А. Морозовым, О. Фельцманом, В. Добрыниным.[1] Умер 11 октября 1995 года в Санкт-Петербурге после тяжелой болезни.
Известные песни на стихи Михаила Рябинина
- «А день-то какой» (муз. А. Морозова) — исп. Нина Воробьёва и Анатолий Королёв
- «А жизнь продолжается» (муз. А. Морозова) — исп. Эдита Пьеха
- «Айболит» (муз. О. Фельцмана) — исп. ВИА «Пламя»
- «Алёшка без отца» (муз. Р. Майорова) — исп. Валентина Толкунова
- «А с чем сравнить любовь» (муз. А. Экимяна) — исп. София Ротару
- «Бессердечная» (муз. А. Экимяна) — исп.Вахтанг Кикабидзе, Анатолий Королёв
- «Бессонница» (муз. В. Добрынина) — исп. ВИА «Красные маки»
- «Будьте счастливы» (муз. В. Добрынина) — исп. ВИА «Самоцветы»
- «Было бы здоровье» (муз. В. Добрынина) — исп. Евгений Головин
- «В любое время года» (муз. А. Морозова) — исп. Эдуард Хиль
- «Веришь ли ты в первую любовь» (А. Морозова) — исп. Анна Герман
- «Вечер школьных друзей» (муз. А. Морозова) — исп. Валентина Толкунова
- «Влюбился месяц в реченьку» (муз. А. Муромцева) — исп. Гертруда Юхина
- «Вот и вся любовь» (муз. В. Добрынина) — исп. Маргарита Суворова
- «Время сенокоса» (муз. И. Якушенко) — исп. Геннадий Белов, Евгений Головин
- «Время уходит» (муз. Б. Емельянова) — исп. Сергей Беликов
- «Всё в порядке» (муз. А. Морозова) — исп. Эдуард Хиль, Лев Барашков
- «Вторая молодость» (муз. А. Морозова) — исп. Валентина Толкунова, Владимир Трошин
- «Голос ребёнка» (муз. О. Фельцмана) — исп. Ирина Аллегрова
- «Голубые снега» (муз. С. Касторского) — исп. Эдуард Хиль
- «Две дороги» (муз. Р. Майорова) — исп. Владимир Макаров
- «Дождь» (муз. В. Токарева) — исп. Эдита Пьеха, Вилли Токарев
- «Дон Кихот» (муз. В. Кудряшова) — исп. Владимир Макаров
- «Женские глаза» (муз. В. Добрынина) — исп. Филипп Киркоров
- «Жеребёнок» (муз. О. Фельцмана) — исп. Татьяна Чубинидзе
- «Забудь» (муз. А. Морозова) — исп. Эдита Пьеха
- «Зачем же люди расстаются» (муз. Б. Емельянова) — исп. Борис Емельянов, Галина Шевелёва
- «Здравствуй, сынок» - исп. Валентина Толкунова
- «Золотые горы» (муз. С. Муравьева) — исп. Алиса Мон
- «И всё-таки вальс»
- «Иван Иваныч»
- «Кайры»
- «Как ты могла забыть»
- «Камушки»
- «Каторга» - исп. Сергей Беликов
- «Когда растаяли снега»
- «Когда цвели сады» - (муз. В. Шаинского) - исп. Анна Герман
- «Кончается шампанское» - исп. Сергей Беликов
- «Красавица»
- «Кто бы мог подумать»
- «Луна и мы»
- «Люди говорят»
- «Маленькая зима»
- «Мне кто-то позвонил»
- «Мужество»
- «На теплоходе музыка играет» - (муз. В. Добрынина) - исп. Ольга Зарубина
- «Наши дети»
- «Не говорите мне „Прощай!“» (муз. Ю. Антонова) - исп. Юрий Антонов
- «Не довелось»
- «Не переживай»
- «Не расставайтесь»
- «Невеста»
- «Незабудка» (муз. В. Добрынина) — исп. Ион Суручану
- «Нелюбимая»
- «Неприметная красота» (муз. А. Морозова) - исп. И. Понаровская и ВИА «Поющие гитары» (1973г., Д—00034081-2)
- «Неужели»
- «Никто тебя не любит так, как я» - исп. Вячеслав Добрынин
- «О чём ты говоришь»
- «Обручальное кольцо» - (муз. В. Шаинского) - исп. вокально-инструментальный ансамбль "Лейся, песня"
- «Однажды»
- «Останься»
- «Остров детства», исп. Михаил Боярский
- «Острова разлуки»
- «Осьминог»
- «Оттепель»
- «Первая конная»
- 1993 — «Пиковая дама» (муз. В. Добрынина), исп. Вячеслав Добрынин
- «Подари мне солнце»
- «Помогите влюблённым»
- «После дождя» - исп. группа Цветы
- «Пою о любви»
- «Прописные истины» - исп. Ивица Шерфези
- «Прощание с полком»
- «Пять колец» - исп. Эдуард Хиль и Большой детский хор Всесоюзного радио и Центрального телевидения
- «Ради матушки-земли»
- «Раз и навсегда»
- «Родительский дом» - (муз. В. Шаинского) - исп. Лев Лещенко
- «Русская раздольная», исп. Анна Герман
- 1994 — «Сердце не камень» - (муз. В. Добрынина), исп. Лев Лещенко
- «Синегория»
- «Синий туман», исп. Вячеслав Добрынин
- «Старый паровоз»
- «Страна чудес», (муз. Ю. Антонова) - исп. Юрий Антонов
- «Счастливый день» - исп. Майя Кристалинская, Эдуард Хиль
- «Счастье — это ты»
- «С чем сравнить любовь»
- «Такое чудо»
- «Танцуйте, люди»
- «Твои глаза»
- «Ты меня забыла»
- «Ты хочешь расстаться»
- «Улыбайся, человек!»
- «Утренний туман»
- «Фронтовая сестра»
- «Хозяюшка»
- «Холодный вечер»
- «Хохлома»
- «Храни нас Бог»
- «Чародеи»
- «Что бы ни случилось»
- «Что-нибудь для души» - исп. Лев Лещенко
- «Цикады»
- «Школьному другу»
- «Это было не со мной»
- «Это так»
- «Я Вас не тороплю»
- «Я прошу твоей руки»
- "Я вернулся домой" (муз Валерия Белянина)исп Валерий Белянин
Напишите отзыв о статье "Рябинин, Михаил Иосифович"
Примечания
- ↑ [www.blatata.com/vinylp/8072-pesni-vjacheslava-dobrynina-i-mikhaila-rjabina.html Песни Вячеслава Добрынина и Михаила Рябинина]
Ссылки
- [kkre-49.narod.ru/p/ryabinin.htm Михаил Рябинин на сайте проекта «Красная книга российской эстрады» (биография, записи песен)]
Отрывок, характеризующий Рябинин, Михаил Иосифович
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.