Рябинин, Трофим Григорьевич
Поделись знанием:
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
(перенаправлено с «Рябинин Т.»)
| Трофим Григорьевич Рябинин | |
 | |
| Род деятельности: |
народный сказитель |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
дер. Гарницы, Сенногубского погоста, Олонецкая губерния |
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
14 февраля 1885 (83 года) |
| Место смерти: |
дер. Серёдка, Кижского погоста, Олонецкая губерния |
Трофи́м Григо́рьевич Ряби́нин (Ря́бов; 1801 — 1885) — олонецкий крестьянин, один из выдающихся сказителей русских былин, родоначальник династии былинных сказителей Рябининых[1].
Биография
Родился в крестьянской семье, рано осиротел и воспитывался крестьянским миром.
Былинам про «Илью и Калина-царя» и «Молодца и худую жену» Трофим Рябинин научился, работая вместе со сказителем Ильёю Елустафьевым из деревни Шляминская. Много былин Т. Г. Рябинин «понял» от своего дяди Игнатия Иванова, у которого служил работником, а также от его зятя, Василия Сафронова (или Сарафанова). От дяди Т. Г. Рябинин также научился былинам про «Вольгу», «Илью и Соловья-разбойника», «Илью, узнающего свою дочь», «Дуная», «Потыка», «Королевичей из Кракова и Скопина». Былины про «Добрыню в борьбе со змеем» и про «Добрыню с Василием Казимировым» он узнал ещё в детстве, от крестьянина Ивана Агапитова Завьялова. Про «Дюка» — от старика Ивана Кокойкина, про «Ивана Годиновича» — от крестьянина Фёдора Трепанина. 23 былины из репертуара сказителя (считая, в том числе и отрывки) записаны Павлом Николаевичем Рыбниковым. Сын Трофима Григориевича — Иван (родился в 1844 году), также стал сказателем былин, восприняв от отца песенный материал, заключавшийся в 14 былинах и трёх духовных стихах. В 1892 году он пел былины в Петербурге. Иван Трофимович пел некоторые из былин иначе и подробнее, чем отец, знал наизусть более 6000 стихов.
Похоронен на кладбище Кижского погоста.
Список текстов (былин)
- Вольга и Микула
- Илья и Соловей
- Илья Муромец и Калин Царь
- Илья Муромец в ссоре с Владимиром
- Илья Муромец и его дочь
- Добрыня и Маринка
- Добрыня и Змей
- Добрыня и Василий Казимиров
- Дунай
- Михайло Потык
- Иван Годинович
- Хотен Блудович
- Дюк
- Сорок калек
- Королевичи из Крякова
- Скопин
- Молодец и худая женщина
- Горе
- Самсон-богатырь
- Святогор
- Дунай Иванович
- Вольга Святославович
- Илья Муромец
- Илья Муромец и паленица удалая
- Илья Муромец и поганое Идолище
- Ермак Тимофеевич
- О Добрыне Микитинце
- Михайла Потык сын Иванович
- Михайла Потык Иванович
- Сорок калик со каликою
- Ставр Годинович
- Дюк Степанович
- Василий Буслаевич
- Поездка Василия Буслаевича
- Садко купец, богатый гость
- Грозный царь Иван Васильевич
- Князь Скопин и Никита Романович
- О двух королевичах из Крякова - Петрое Петровиче и Луке Петровиче
- Горюшко и добрый молодец
Напишите отзыв о статье "Рябинин, Трофим Григорьевич"
Литература
- Захарова О. В. Былины. Поэтика сюжета. — Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1997. — 192 с. — 500 экз. — ISBN 5-230-0907-8 (ошибоч.).
Примечания
- ↑ Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: «ПетроПресс», 2011. — 384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3) — стр. 54
Ссылки
- [kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-1995/119.html С. В. Воробьёва, Биография сказителя Т. Г. Рябинина]
- [dlib.rsl.ru/download.php?path=/rsl01003000000/rsl01003183000/rsl01003183339/rsl01003183339.pdf&size= Книга былин: с портретом певца былин Рябинина работы Л. А. Серякова и рисунками А. В. Прохорова и Н. Н. Каразина / сост. В. П. Авенариус. — Санкт-Петербург: Тип. М. Стасюлевича, 1880]
- [gov.karelia.ru/Karelia/574/40.html Память сердца]
- [ethnomap.karelia.ru/person.shtml?id=392&map_id= Список текстов былин]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
Отрывок, характеризующий Рябинин, Трофим Григорьевич
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
