Рябов, Анатолий Павлович

Анато́лий Па́влович Ря́бов (16 апреля 1894, с. Лобаски Ичалковского района Мордовии — 23 мая 1938, г. Саранск) — эрзянский лингвист, педагог, общественный деятель, профессор, автор эрзянского алфавита на латинской основе, был репрессирован в 1938.

Биографические сведения

Родился в эрзянском селе Лобаски. Закончил Починковское духовное училище, Нежинский педагогический институт (1916).

Преподавал филологические дисциплины в учительской семинарии, педагогическом техникуме Омска. В 1922—1924 — сотрудник Нижегородского губернского отдела образования, 1924—1930 — методист Мордовского бюро (подотдела) Совета национальных меньшинств РСФСР, сотрудник Всесоюзного центрального комитета нового алфавита при Совете национальностей ВС СССР. Там он разработал проект нового эрзянского алфавита на латинской основе (1932).

В 1934—1937 — заведующий кафедрой мордовских языков Саранского агропедагогического института.

В июне 1937 года был арестован и через год расстрелян. Реабилитирован в 1956 г.

Научно-исследовательская деятельность

Научно-исследовательскую деятельность начал в середине 20-х гг. Принимал участие в Первой лингвистической экспедиции АН СССР под руководством Д. В. Бубриха (1927), занимался выявлением диалектной основы эрзянского литературного языка.

С начала 30-х гг. сотрудничал из профессором-лингвистом Е. Д. Поливановым, что повлияло на развитие его научных взглядов. Вместе с ним написал книгу «Систематическая описательная грамматика эрзя-мордовского языка», которая осталась ненапечатанной. Два раздела этой книги хранятся в архиве АН Чехии (Прага).

В области мордовского языкознания Рябов также известен как автор трудов: «Мордовские окончания 1 и 2 pluralis praesents в безобъектном спряжении», «О мордовских образованиях nomina tewus pluralis типа kile’k „берёзы“» (в сб.: Доклады АН СССР, 1928), «К вопросу об обозначении палатализации в новом алфавите» (в ж.: Революция и письменность, 1932 № 4-5), «Об ударении в эрзя-мордовском языке» (там же), «Итоги языковых конференций Мордовии (1933—1935)» (там же, 1936 № 2).

Достижения в мордовском языкознании

Рябов работал над созданием единых норм эрзянского литературного языка. Подготовил 2 проекта эрзянской орфографии.

С докладами и сообщениями по проблемам орфографии, морфологии и терминологии эрзянского языка выступал на 1-й (1933), 2-й (1934), 3-й (1935) научных конференциях в Саранске.

Большое значение придавал также вопросам преподавания в мордовских национальных школах, обеспечения их методической литературой.

Является автором и соавтором азбук «Валдо чи» — «Светлый день» (1925), «Лисьма пря: Букварде мейле ловнома книга» — «Родник: книга для чтения после букваря» (1926); учебного пособия «Уроки эрзянского языка»; школьных учебников — «Эрзянь келень грамматика (Морфология)» — «Грамматика эрзянского языка (Морфология)» (1933), «Эрзянь келень грамматика (Синтаксис)» (1934); двуязычных словарей — «Эрзянь-рузонь валкске» — «Эрзянско-русский словарь» (1930), «Рузонь-эрзянь валкске» — «Русско-эрзянский словарь» (1931).

Рябов разработал и читал в Саранском агропедагогическом институте курс про современный эрзянский литературный язык.

Литература

• Артамошкина Л. Т. Анатолий Павлович Рябов (1884—1938).— Саранск, 1957
• Объедкин В. Д. А. П. Рябов (к 80-летию со дня рождения) // Сов. финно-угроведение.— 1974.— № 2
• Феоктистов А. П. Из истории мордовской лексикографии (1920—1930) // Сов. финно-угроведение. — 1984. — № 3
• Циганкин Д. В. Анатолий Павлович Рябов // Просветители и педагоги мордовского края.— Саранск, 1986
• Мордовия. Кто есть кто. Энциклопедический словарь-справочник. — Ульяновск, 1997. — с.354—355.

Отрывок, характеризующий Рябов, Анатолий Павлович

– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!