Рязанский 69-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
67-й пехотный Рязанский полк
Годы существования

6 декабря 1703 года — 1918 год

Страна

Россия Россия

Подчинение

командиру полка (полковнику)

Входит в

18-я пехотная дивизия

Тип

пехотный полк

Численность

воинская часть

Дислокация

Люблинская губерния

Участие в

Северная война, Русско-турецкая война 1710—1713,
Персидский поход 1722-23, Русско-турецкая война 1735—1739,
Русско-шведская война 1741—1743, Война за австрийское наследство,
Семилетняя война, Русско-турецкая война 1768—1774,
Русско-шведская война (1788—1790), Швейцарский поход Суворова,
Отечественная война 1812 года, Заграничный поход русской армии 1813—14 гг,
Крымская война, Русско-турецкая война 1877—1878,
Первая мировая война

Рязанский 69-й пехотный полк генерал-фельдмаршала князя Александра Голицына полк — пехотная часть Русской императорской армии.

Полковой праздник — 22 августа

Старшинство по состоянию на 1914 год: 6 декабря 1703 года и 11 июля 1813 года.





История полка

Из 1 000 рекрут сформирован в декабре 1703 году в Москве боярином Стрешневым Пехотный полк полковника Ланга в составе 10 рот. 12 октября 1704 года приведён в состав двух батальонов (по четыре фузелерных роты в каждом) и гренадерской роты. Пожалованы 10 знамён (по числу рот). 10 марта 1708 года наименован Рязанским Пехотным полком. Гренадерская рота отчислена на формирование Гренадерского Энзберга полка. В 1712 году пожалованы новые знамёна (8 штук): одно белое с вензелем Петра I в окружении ветвей, остальные: «Желтыя, съ золотымъ изображеніемъ, въ верхнемъ углу, у древка, Русскаго Князя, съ обнаженнымъ мечемъ въ правой руке»

1 мая 1724 года расквартирован в Московской провинции. 9 июня 1724 года четыре роты, участвовавшие в Персидском походе и находившиеся на тот момент в Дербенте, отчислены на сформирование Дербентского пехотного полка[2]. Взамен сформированы новые. 10 мая 1725 года 3-я фузелерная рота отчислена в состав Гренадерского Компенгаузена полка взамен поступившей из него гренадерской роты. Полк приведен в состав одной гренадерской и семи фузелерных рот.

16 февраля 1727 года наименован по месту дислокации 6-м Московским пехотным полком. 13 ноября 1727 года в связи с отменой дислокации в Московской провинции переименован в Рязанский пехотный полк. 28 октября 1731 пожалованы новые знамёна (8 шт.), полк переформирован в состав восьми фузелерных рот с добавлением по 16-ти гренадер в каждый. 11 декабря 1741 года к полку добавлена гренадерская рота. 27 января 1747 года переформирован в трехбатальонный состав, третьему батальону пожалованы 2 знамени. 25 апреля 1762 года наименован по шефуПехотным Генерал-Майора Графа Фёдора Остермана полком и приведен в состав двух батальонов.

5 июля 1762 году переименован в Рязанский пехотный полк и развёрнут в трехбатальонный состав. 14 января 1763 года приведён в состав двух батальонов, которым были пожалованы новые знамёна (4 шт, по два на батальон). 11 ноября 1780 года пожалованы новые знамёна (4 шт, по два на батальон).

29 ноября 1796 года переформирован в Рязанский мушкетерский полк. 2 апреля 1798 года наименован по шефу — Мушкетерским Генерала от Инфантерии Голенищева-Кутузова полком. 21 августа 1798 года пожалованы 10 знамён (по числу рот), все прежние знамёна отобраны. 24 октября 1799 года наименован по шефу — Мушкетерским Генерал-Майора Алексеева полком.

С 29 марта 1801 года переименован в Рязанский мушкетерский полк. 21 марта 1802 года в полку оставлено 6 знамён (по 2 на батальон), остальные сданы в арсенал. К 30 апреля 1802 года приведён в состав в трёх батальонов. 13 июня 1806 года три роты отделены на формирование 24-го егерского полка, взамен сформированы новые.

22 февраля 1811 года вновь переименован в Рязанский пехотный полк. 19 ноября 1811 года для полка в Белёвском рекрутском депо сформирован резервный батальон[3]. 2 апреля 1814 года всем батальонам полка пожалованы знаки на кивера с надписью «За отличие» за подвиги в войне с Францией в 1812-1814 годах. 21 августа 1814 года в батальонах полка оставлено по одному знамени. 16 февраля 1824 года всем трём батальонам полка пожалованы новые простые знамена, прежние сданы в арсенал. 16 февраля 1831 года 3-й резервный батальон отчислен на формирование Модлинского пехотного полка[4]. Взамен в полку сформирован новый резервный батальон[5].

28 января 1833 года из Рязанского Пехотного полка и 29-го егерского полка составлен Рязанский Пехотный полк шестибатальонного состава. При этом 1-й и 2-й батальоны Рязанского Пехотного полка стали 1-м и 2-м батальонами полка, 1-й и 2-й батальоны 29-го егерского полка — 3-м и 4-м батальонами полка, 3-й резервный батальон Рязанского Пехотного полка и 3-й резервный батальон 29-го егерского полка стали 5-м и 6-м резервными батальонами полка. Полк вплоть до 1918 года имел старшинство обоих полков.

12 мая 1833 года 3-му и 4-му действующим и 6-му резервному батальонам, прежде составлявшим 29-й егерский полк, пожалованы простые знамена без надписей, и знаки на кивера с надписью «За отличие» для уравнения со старыми батальонами Рязанского полка. К 30 августа 1834 года 6-й резервный батальон переформирован в запасной полубатальон № 69 запасных войск. 12 декабря 1836 года 5-му резервному батальону пожаловано простое знамя без надписи. 20 июня 1838 года к знаменам 1-го и 2-го батальонов пожалованы юбилейные александровские ленты. 20 января 1842 года запасной полубатальон № 69 переформирован в 6-й запасной батальон полка с сохранением в составе запасных войск. 23 февраля 1845 года 3-й действующий батальон отчислен в состав Модлинского пехотного полка[6]. Взамен сформирован новый 3-й действующий батальон. 28 февраля 1845 года 3-му действующему батальону пожаловано простое знамя без надписи и юбилейная александровская лента[7].

10 марта 1854 года сформированы 7-й и 8-й запасные батальоны. При формировании им были выданы знамёна. 29 октября 1855 года 1-му батальону пожаловано георгиевское знамя с надписью «За отличие при штурме крепости Карса 17-го Сентября 1855 года», на которое была возложена юбилейная лента (1838 года) с прежнего батальонного знамени[8]. 23 августа 1856 года расформированы 7-й и 8-й запасные батальоны. Чины 5-го и 6-го батальонов уволены в бессрочный отпуск.

25 марта 1864 года переформирован в 69-й Рязанский пехотный полк. 13 августа 1864 года приведён в состав трёх батальонов. 4-й батальон расформирован поротно на составление резервных батальонов (упразднены в 1873 году). 5-й и 6-й батальоны формально расформированы. 17 апреля 1878 года 2-му и 3-му батальонам пожалованы Георгиевские знамена с надписью «За переправу через Дунай у Галаца 10 июня 1877 года». 17 октября 1878 года 1-му батальону пожалованы две георгиевские трубы с надписью «За переправу через Дунай у Галаца 10 июня 1877 года». В 1879 году из стрелковых рот батальонов полка сформирован 4-й батальон. Батальону выдано простое знамя прежнего 4-го батальона.

В 1884 году установлено общее старшинство полка от 6 декабря 1703 года с сохранением старшинства 56-го егерского полка, 11 июля 1813 года.

25 марта 1891 года переименован в 69-й Рязанский пехотный Генерал-Фельдмаршала Князя Александра Голицына полк. 6 декабря 1903 года пожаловано юбилейное георгиевское знамя с надписью «За отличие при штурме крепости Карса 17-го Сентября 1855 года и за переправу через Дунай у Галаца 10 июня 1877 года» с юбилейной александровской лентой «1703-1903».

Боевые Кампании полка

Знаки отличия полка к 1914

  • юбилейное георгиевское знамя с надписью «За отличие при штурме крепости Карса 17-го Сентября 1855 года и за переправу через Дунай у Галаца 10 июня 1877 года» с юбилейной александровской лентой «1703-1903»
  • 2 георгиевские трубы с надписью «За переправу через Дунай у Галаца 10 июня 1877 года»
  • знаки нагрудные для офицеров и головные для нижних чинов с надписью: «За отличие»

Знаки различия

Офицеры

Описание Знаки различия по состоянию на 1911/1915 г.
Погоны
Классный
чин
Полковник Подполко́вник Капитан Штабс-капитан Пору́чик
(походная форма)
Подпору́чик Пра́порщик Ефрейтор Рядовой
Группа Штаб-офицеры Обер-офицеры Унтер-офицеры Рядовые

Шефы полка

Шеф (почётный командир) полка:

Командиры полка

Напишите отзыв о статье "Рязанский 69-й пехотный полк"

Примечания

  1. Илл. 983. Гренадер и Штаб-офицер Рязанского Мушкетерского полка. 1797-1801. // Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова.Коллекция Винкёйзена
  2. Расформирован в 1743 году.
  3. Расформирован в ноябре 1812 года на пополнение действующих частей.
  4. В модлинском полку этот батальон стал 5-м резервным батальоном, а с 1863 года составил 2-й батальон 133-го пехотного Симферопольского полка. При переводе батальон сохранил знамя, пожалованное в 1824 году, в 1838 году к знамени была пожалована юбилейная лента (сдана в арсенал в 1884 году)
  5. В новом резервном батальоне до 1836 года знамени не было
  6. Стал 3-м действующим батальоном Модлинского полка. Вместе с батальоном было передано знамя, пожалованное в 1833 году (знаки отличия не переданы). Старшинство 56-го (29-го) егерского полка сохранялось в 3-м батальоне Модлинского полка до 1884 года.
  7. Батальону установлено старшинство 1703 года, как сформированному из чинов 1-го и 2-го батальонов.
  8. С 1884 года по 1903 год георгиевское знамя 1-го батальона было полковым знаменем, у других батальонов полка сохранялись простые знамена

Литература

  • Шенк В. К.Гренадерские и пехотные полки. Справочная книжка императорской главной квартиры. СПб., 1909
  • Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера
  • Хроника Российской Императорской Армии том V, 1851. Санкт-Петербург, Военная типография

Ссылки

  • [elibrary.ru/item.asp?id=11732915 Григоров А. И. 69-Й ПЕХОТНЫЙ РЯЗАНСКИЙ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА ГОЛИЦЫНА ПОЛК (К 300-ЛЕТИЮ НАИМЕНОВАНИЯ ПОЛКА «РЯЗАНСКИМ»)]
  • [www.history-ryazan.ru/node/10328 Шеленговский И. И. История 69-го пехотного Рязанского полка (1700-1900г.). Том III.]
  • [www.ordinari.ru/product_info.php?products_id=679 Полковой знак]

Отрывок, характеризующий Рязанский 69-й пехотный полк

– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.