Рёгнвальд Брусасон

Рёнгвальд Брусасон норв. Ragnvald Brusasson
ярл Оркнейских островов
около 1036 — около 1046
Предшественник:	Торфинн Сигурдссон
Преемник:	Торфинн Сигурдссон
Рождение:	1010/1015 Оркнейские острова
Смерть:	около 1046 Папа-Уэстрей
Отец:	Бруси Сигурдссон

Рёгнвальд Брусасон (ок. 1010/1015 — ок. 1046) — ярл Оркнейских островов (1036—1046), племянник и соправитель Торфинна Сигурдссона.

Биография

Единственный сын оркнейского ярла Бруси Сигурдссона (ум. 1030/1035), старшего брата и соправителя Торфинна Сигурдссона.

Братья Бруси и Торфинн, споря из-за удела умершего брата Эйнара Криворотого (ум. 1020), отправились на суд к норвежскому королю Олаву Харальдссону Святому. Ярлы Бруси и Торфинн признали себя вассалами норвежской короны, а взамен Олав Святой утвердил за ними их владения. Кроме своего удела, Бруси получил владение треть умершего брата Эйнара Криворотого, но взамен по требованию Олава Святого вынужден был оставить в заложниках при его дворе своего единственного сына Рёгнвальда.

«Сага об оркнейцах» сообщает об Рёгнвальде: «Волосы у него были пышные и золотистые, как шелк. Он скоро вырос и стал большим и сильным. Он был умен и знал, как вести себя при дворе конунга».

Рёнгвальд Брусасон был сторонником короля Олава Харальдссона Святого, на стороне которого он сражался в 1030 году в битве при Стикластадире. После поражения и гибели Олава Святого Рёгнвальд стал соратником его сводного брата, Харальда Сигурдссона. Рёгнвальд и Харальд с уцелевшими воинами бежали в Швецию, а оттуда перебрались в Киевскую Русь, где поступили на службу к великому князю киевскому Ярославу Мудрому. Вскоре Харальд Сигурдссон с дружиной отправился в Константинополь, а Рёнгвальд остался на службе у Ярослава Мудрого. В 1035 году вместе с Магнусом Добрым, сыном Олава Святого, Рёгнвальд вернулся в Норвегию.

В то время как Рёгнвальд находился за границей, когда его отец скончался. Его дядя Торфинн Сигурдссон стал управлять всеми Оркнейскими островами. Норвежский король Магнус Добрый пожаловал Рёгнвальду титул ярла, передал ему во владение две трети островов и три военных корабля. После своего прибытия на Оркнейские острова, Рёгнвальд отправил гонца к своему дядей Торфинну Сигурдссону, заявив о своих претензиях на удел своего отца Бруси Сигурдссона. Ярл Торфинн Сигурдссон, воевавший тогда с жителями Южных островов и ирландцами, согласился уступить племяннику Рёгнвальду Брусасону земли его отца (две трети островов). В течение восьми лет оркнейские ярлы Торфинн Сигурдссон и Рёгнвальд Брусасон, объединив свои силы, совершали грабительные рейды на Гебриды, побережье Шотландии и Англии.

Тем не менее, в конце концов ярлы-соправители Торфинн и Рёггвальд поссорились и начали междоусобную борьбу за власть. Причиной их ссоры стал Кальв Арниссон, дядя Ингибьёрг Финнсдоттер, дочери Финна Арниссона и жены ярла Торфинна Сигурдссона. Кальв Арниссон прибыл из Норвегии с большой дружиной, спасаясь от короля Магнуса Доброго. Прибывание Кальва и его людей легло тяжелым бременем на казну Торфинна. Оркнейский ярл Торфинн Сигурдссон потребовал от Рёнгвальда Брусасона уступить ему треть ярлства, принадлежавшую ранее его брату Эйнару Криворотому. Рёгнвальд собрал совет, на котором принял решение не уступать своему дяде.

Ярл Торфинн Сигурдссон собрал большие силы и выступил в поход против своего племянника Рёгнвальда Брусасона, который вынужден был бежать в Норвегию, где обратился за помощью к королю Магнусу Доброму. Вскоре с сильным войском Рёгнвальд от отплыл из Норвегии на острова, чтобы вернуть себе владения. Вначале он высадился на Хьяльтланде, собрал там войско и отправился на Оркнейские острова, где еще увеличил свои силы. Ярл Торфинн Сигурдссон, который в то время находился в Кейтнессе, стал собирать силы в Шотландии и на Южных островах.

В морском сражении при Раудабьёрге Рёгнвальд Брусасон, командуя 30 кораблями, потерпел поражение от своего дяди и соперника Торфинна Сигурдссона. В самый разгар битвы норвежцы бросили Рёгнвальда и обратились в бегство. Сам ярл Рёнгвальд Брусасон также бежал в Норвегию к королю Магнусу Доброму. После своей победы ярл Торфинн Сигурдссон со своими воинами остался на Оркнейских островах, полностью подчинив их своей единоличной власти. Норвежский король благосклонно принял Рёгнвальда Брусасона и обещал весной оказать ему военную помощь в борьбе против дяди. Но Рёгнвальд не стал ждать весны и с одним кораблем в начале зимы отплыл на Оркнейские острова.

Ярл Рёгнвальд Брусасон прибыл на Хьяльтланд, где узнал, что его дядя Торфинн с небольшой дружиной находится на Оркнейских островах, не ожидая нападения. Тогда он устремился на Оркни и высадился на острове Хроссей, где проживал ярл Торфинн. Воины Рёгнвальда ночью окружили и подожгли дом, где находился ярл Торфинн и его воины. Однако Торфинн со своей женой Ингибьёрг смог вырваться из окруженного дома и бежал в Кейтнесс. Дом сгорел, а все, кто в нем находился, и кого не выпустили, погибли. Все думали, что ярл Торфинн погиб. После этого Рёгнвальд Брусасон подчинил своей власти все Оркнейские и Шетландские острова, а также Кейтнесс и Южные острова. Между тем Торфинн с несколькими сторонниками скрывался в Кейтнессе. Ярл Рёгнвальд Брусасон обосновался на острове Папей. Здесь на него внезапно напал его дядя Торфинн Сигурдссон. Последний окружил и поджог дом, где находился Рёнгвальд со своими воинами. Однако Рёгнвальд смог вырваться из окруженного дома, но дружинники Торфинна его настигли и умертвили.

Рёгнвальд был похоронен на острове Папей. «Сага об оркнейцах» говорит: «Каждый полагал, что среди оркнейских ярлов он был самый известный и способный. Многие оплакивали его смерть».

В XII веке оркнейский ярл Кали Кольссон получил имя «Рёнгвальд», потому что его мать Гуннхильд утверждала, что ярл Рёгнвальд Брусасон «самым лучшим ярлом на Оркнейских островах».

Литература

• Anderson, Alan Orr, Early Sources of Scottish History A.D 500—1286, volume 1. Reprinted with corrections. Paul Watkins, Stamford, 1990. ISBN 1-871615-03-8
• Anon., Orkneyinga Saga: The History of the Earls of Orkney, tr. Hermann Pálsson and Paul Edwards. Penguin, London, 1978. ISBN 0-14-044383-5
• Crawford, Barbara, Scandinavian Scotland. Leicester University Press, Leicester, 1987. ISBN 0-7185-1282-0
• Sturluson, Snorri, Heimskringla: History of the Kings of Norway, tr. Lee M. Hollander. Reprinted University of Texas Press, Austin, 1992. ISBN 0-292-73061-6

Отрывок, характеризующий Рёгнвальд Брусасон

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.