Варфоломей (Ремов)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рёмов, Николай Фёдорович»)
Перейти к: навигация, поиск

Варфоломе́й (в миру Никола́й Фёдорович Ре́мов; 3 (15) октября 1888, Москва — 10 июля 1935, Москва) — епископ Русской Церкви; епископ Сергиевский, викарий Московской епархии (19211928), затем епископ, с 1934 года архиепископ на покое. Одновременно тайный викарий апостольского администратора в Москве для католиков восточного обряда (Российская грекокатолическая церковь, 1933—1935).





Образование

Сын московского священника [1]. Окончил Заиконоспасское духовное училище (1902), Московскую духовную семинарию (1908), Московскую духовную академию (1912) со степенью кандидата богословия.

Монах и учёный

10 июня 1911 года был пострижен в монашество, с 23 июня 1911 — иеродиакон, с 18 февраля 1912 года — иеромонах.

С 1912 года исправлял должность доцента кафедры Священного Писания Ветхого Завета Московской духовной академии.

С 1913 года — благочинный академического Покровского храма.

В ноябре 1913 года защитил магистерскую диссертацию «Книга пророка Аввакума: Введение и толкование» и в январе 1914 года утверждён в должности доцента. Магистерская диссертация была основана на детальном анализе греческого и еврейского текстов пророка Аввакума с учётом славянских рукописей; внимание автора было сосредоточено на текстуальной критике и «историческом истолковании книги пророка Аввакума».

С 20 августа 1916 года — сверхштатный экстраординарный профессор.

С 1919 года — архимандрит и настоятель академического Покровского храма.

В 1920 году Патриарх Тихон назначил его директором Высшего богословского института.

В 1920 году выступил с проповедью против вскрытия мощей преп. Сергия Радонежского и 6 сентября был за это арестован; через полгода, 28 февраля 1921 года, освобождён по состоянию здоровья (из тюрьмы его вынесли на носилках).

Митрополит Сергий (Страгородский) поручил ему исправлять все церковные службы, песнопения, поступающие на отзыв в Московскую Патриархию.

Православный архиерей

С 28 июля 1921 года — епископ Сергиевский, викарий Московской епархии. После закрытия Троице-Сергиевой лавры, в 19231929 — настоятель Высокопетровского монастыря в Москве.

В 1929—1935 — настоятель храма Рождества Богородицы, что в Путинках — в этот храм после закрытия монастыря перешли клирики, служившие вместе с епископом Варфоломеем, и близкие к нему прихожане. Пользовался уважением верующих как аскет, молитвенник и исповедник, имел репутацию старца. Организатор тайных монашеских общин. Оставался в юрисдикции Заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), критически относился к его церковно-политическому курсу.

В 1928 году был арестован, обвинён в «укрывательстве шпиона». Находясь в заключении, подписал обязательство сотрудничать с ОГПУ, после чего был освобождён. В качестве агента не давал чекистам информации, на которую те рассчитывали. С самого начала своего «сотрудничества» с ОГПУ выполнял обязанности агента формально, стремясь сохранить в Москве тайное монашество, «прикрыв» его от репрессий со стороны властей.

13 мая 1934 года направил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) рапорт, в котором поздравлял его с возведением в достоинство митрополита Московского и Коломенского[2]

9 июня 1934 года возведён в сан архиепископа.

Тайный католик восточного обряда

В 1928 году познакомился с апостольским администратором в Москве епископом Пием Эженом Невё, с которым затем постоянно общался (в ОГПУ считали, что епископ Варфоломей будет осведомлять чекистов о настроениях и деятельности епископа Невё). На деле рассматривал сближение с католиками как возможность для облегчения судьбы Русской церкви, передавал представителю Ватикана в России информацию о гонениях на церковь для того, чтобы довести её до международной общественности. Постепенно стал проявлять симпатии к католичеству, однако ещё в 1931 году епископ Невё в одном из писем выражал сомнение в том, что владыка Варфоломей может стать католиком, так как он «ограничивается расплывчатыми словами о своих симпатиях и очень боится себя скомпрометировать». Однако уже в ноябре 1932 года тайно перешёл в католичество, создал небольшую тайную католическую общину из прихожан своего храма. О своём переходе в католичество не поставил в известность ни чекистов[3][4][5], ни Московскую ПатриархиюК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3173 дня].

3 июля 1933 года получил официальные документы о своих полномочиях от папской комиссии Pro Russia за подписью главы этой комиссии епископа Мишеля д’Эрбиньи. В документах говорилось об учреждении титулярной кафедры Сергиевской в юрисдикции папы римского и о поставлении на неё «уже облечённого епископским саном в восточном обряде» епископа Варфоломея в качестве викария епископа Неве[4][6][7].

Поскольку Его Святейшество, Божиим Промыслом наш Госпо­дин Папа Пий XI, счел подобающим учредить в России, в Московс­кой провинции, Сергиевскую кафедру и новый епископский титул, настоящим декретом Его Святейшество учреждает эту титулярную кафедру и назначает Монсеньора Варфоломея (Николая Федорови­ча Ремова), уже облеченного епископским саном в восточном об­ряде, определив ему быть титулярным епископом Сергиевским[8]

Д’Эрбиньи высоко оценивал решение владыки Варфоломея (первый такой пример в России XX века), рассматривая тайного католического епископа как будущего Патриарха восточного обряда в юрисдикции Папы[4][7].

Некоторые почитатели владыки Варфоломея считали сведения о его переходе в католичество ложными (в первой половине 1990-х годов всерьёз рассматривался вопрос о возможности его причисления к лику православных святых). Они считали, что православный архиерей в своих отношений с католиками не пошёл дальше консультаций и передачи им информации. По их мнению, признания на допросах были «выбиты» сотрудниками НКВД, а документы, исходившие от д’Эрбиньи, сомнительны[9]. Однако их аргументация отвергается как православными, так и католическими учёными, считающими доказанным факт принятия епископом католичества. В Генеральном Архиве монахов Августинцев Ассумпционистов в Риме хранится переписка владыки Варфоломея с епископом Невё, доказывающая его католичество[4].

Последний арест и гибель

В начале 1928 года Ремов был арестован и выпущен, поскольку он дал подписку в том, что становится тайным осведомителем ОГПУ. Однако, когда 21 февраля 1935 года Ремова арестовали, его обвинили именно в том, что он никогда ни о чём НКВД не осведомлял и расстреляли «за нарушение служебного долга». Вместо того, чтобы передавать в НКВД информацию о собратьях по вере, он передавал представителю Ватикана в России информацию о гонениях на Церковь.

21 февраля 1935 года был арестован и отправлен в Бутырскую тюрьму. Обвинён в измене и нарушении служебного долга по отношению к НКВД. 17 июня 1935 года приговорён к расстрелу военной коллегией Верховного суда СССР и вскоре расстрелян.

В «Обвинительном заключении» по делу владыки Варфоломея сказано:

Неоднократно встречался в Москве с неофициальным представителем Ватикана в Москве Пием Эженом Невё... Ремов передавал Невё сведения о якобы имеющих место в Советском Союзе гонениях на Церковь, зная, что Невё передаёт эти сведения за границу с целью создания антисоветской кампании[7]

Из всех, арестованных с ним, он один был расстрелян. Для 1935 года приговор был достаточно жестоким. Возможно, это было вызвано твёрдостью Ремова на допросах, в частности, в ответ на вопрос, почему он не доносительствовал, епископ ответил: «Я старался найти соответствующий материал, но его не находил»[10].

После расстрела Ремова епископ Невё писал:

Вне всяких сомнений, причиной ареста преосвященного Вар­фоломея была ненависть к христианской вере и то, что он до конца остался верен в исповедании католической религии и послушании Святому Отцу[6]

Труды

  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/420-varfolomej-remov/9045-varfolomej-remov-kniga-proroka-avvakuma-magisterskaya-dissertatsiya-1913 Книга пророка Аввакума. Введение в толкование. Сергиев Посад, 1913.]
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/420-varfolomej-remov/14906-varfolomej-remov-prorok-very-rech-pered-zashchitoj-magisterskoj-dissertatsii-kniga-proroka-avvakuma-vvedenie-i-tolkovanie-sergiev-posad-1913-1914 Пророк веры. // Богословский вестник. 1914, январь.]
  • Об изучении Священного Писания. // Христианин, 1914, № 1;
  • Пророк последних дней первого Иерусалима. // В книге: В память столетия (1814—1914) Московской духовной академии. Сергиев Посад. 1915, ч. 2.

Напишите отзыв о статье "Варфоломей (Ремов)"

Примечания

  1. По одним сведениям — священника успенской церкви на Малой Дмитровке, по другим — церкви Иоанна Предтечи на Пресне.
  2. [www.sedmitza.ru/data/2011/04/03/1233680879/08_dokumenty_mp.pdf Документы Московской Патриархии: 1934 год]. / Публ. и коммент. А. К. Галкина // Вестник церковной истории. 2010. № 3/4 (19/20). // Вестник церковной истории. 2010. № 3-4 (19-20). стр. 203—204.
  3. [www.apostolische-nachfolge.de/clandestine_hierarchy.htm Clandestine Hierarchy]
  4. 1 2 3 4 [www.pravenc.ru/text/154407.html «Варфломей» //Православная энциклопедия. Т. 6, С. 716—717]
  5. «Варфоломей Ремов» //Католическая энциклопедия. М.:Изд. францисканцев, 2002. Т.1 Ст. 834
  6. 1 2 [krotov.info/history/20/tsypin/page09.htm Антуан Венгер. Рим и Москва. 1900—1950. Гл. VII. Исповедники веры]
  7. 1 2 3 «В тени Лубянки…» О судьбах настоятелей церкви Святого Людовика Французского в Москве: воспоминания Леопольда Брауна и обзор материалов следственных дел/ Сост. И. И. Осипова — М.:Братонеж, 2012. ISBN 978-5-7873-0691-0. Стр. 46
  8. Цит. по "Антуан Венгер. Рим и Москва. 1900 - 1950. Гл. VII. Исповедники веры"
  9. [aliom.orthodoxy.ru/arch/018/018-varf-fr.htm А. Л. Беглов Жизненный путь архиепископа Варфоломея]
  10. [vselenskiy.narod.ru/remow.htm Владыка Варфоломей Ремов]

Литература

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4084 Биография]
  • [vselenskiy.narod.ru/remow.htm Биография]
  • [krotov.info/spravki/history_bio/20_bio/remov.html Биография]
  • [www.bogoslov.ru/persons/52682/index.html Биография]

Отрывок, характеризующий Варфоломей (Ремов)

– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.