Рённе, Егор Карлович

Егор Карлович Рённе
Дата рождения	20 марта 1790(1790-03-20)
Место рождения	Митава, Российская империя
Дата смерти	14 июля 1838(1838-07-14) (48 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Звание	генерал-майор
Командовал	Владимирский уланский полк, лейб-гвардии Уланский полк
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1806—1812, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 годов, Польская кампания 1831 года
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1825), Орден Святой Анны 2-й ст. (1826), «Virtuti Militari» 3-й ст. (1831), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1835), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1835)

Егор (Георгий, Григорий) Карлович Рённе (дат. Rønne 1788—1838) — барон, генерал-майор, командир лейб-гвардии Уланского Её Величества полка.

Биография

Егор Рённе происходил из дворянского рода Курляндской губернии, переехавшего в Курляндию из Дании. Родился 20 марта 1790 года в Митаве, сын барона Карла-Христофора Карловича Рённе и его жены Гертруды урождённой фон Альбедиль, вероисповедания лютеранского.

Образование получил в Пажеском корпусе, откуда 13 февраля 1807 году поступил прапорщиком в Мингрельский егерский полк и 7 марта выступил в поход против турок в Молдавию. Затем сражался за Дунаем, находился при взятии крепости Мачина и укрепления Кюстенджи и в сражении при селении Татарище, за отличие 7 ноября 1808 года получил чин подпоручика. В 1810 году был при взятии Силистрии, при осаде и взятии Шумлы и при взятии Никополя. В 1811 году был снова в Молдавии и Бессарабии и 14 июля 1811 года получил чин поручика с переводом в Северский драгунский полк.

С 22 августа 1812 года участвовал во многих сражениях с французами в России, отличился в деле при Борисове. В кампании 1813 года находился в делах при Торне, Кенигсварте и под Бауценом. 13 июля 1813 года, за отличие в сражении под Бауценом, был произведён в штабс-капитаны.

25 апреля 1814 года Рённе был переведён в лейб-гвардии Конно-егерский полк, 2 апреля 1817 года произведён в капитаны, 16 марта 1820 года — в подполковники, 17 марта 1825 года — в полковники. 22 августа 1825 года награждён орденом Св. Владимира 4-й степени и 22 августа следующего года получил орден Св. Анны 2-й степени.

1 января 1827 года назначен командиром Владимирского уланского полка и 8 ноября 1830 года ему была пожалована императорская корона к ордену Св. Анны 2-й степени. В кампании 1831 года против восставших поляков Рённе участвовал в разных делах в Гродненской, Минской и Волынской губерниях и в сражении под Вильной. Награждён знаком «Virtuti Militari» 3-й степени.

Произведённый 6 октября 1831 года в генерал-майоры с назначением состоять при начальнике 2-й уланской дивизии, он 10 ноября того же года переведён был состоящим при начальнике 2-й лёгкой гвардейской кавалерийской дивизии, а 20 января 1832 года назначен был командиром лейб-гвардии Уланского полка, который и принял 23 марта.

1 декабря 1835 года он за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах получил орден св. Георгия 4-й степени (№ 5108 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова), а 6 декабря того же года награждён орденом Св. Владимира 3-й степени.

Командовал он лейб-гвардии Уланским полком до дня своей смерти, последовавшей в Санкт-Петербурге 14 июля 1838 года (из списков полка исключён 2 августа), похоронен на Волковом лютеранском кладбище.

Его брат Фридрих (Фёдор) был полковником и впоследствии статским советником и камергером.

Источники

• Бобровский П. О. История лейб-гвардии уланского Её Величества полка. Приложения к 2 тому. СПб., 1903
• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. М., 2009
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869
• Фрейман О. Р. Пажи за 183 года (1711—1984). Биографии бывших пажей с портретами. Фридрихсгамн, 1894

Отрывок, характеризующий Рённе, Егор Карлович

Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.