Рёнтген, Давид
| Давид Рёнтген | |
| нем. David Roentgen | |
 | |
| Род деятельности: |
изготовление мебели |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Херенхаг |
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
12 февраля 1807 (63 года) |
| Место смерти: | |
| Сайт: |
[www.kreis-neuwied.de/der_landkreis/kultur_stiftungen/roentgen_museum_neuwied_kreismuseum_neuwied/index.html www.kreis-neuwied.de] |
Давид Рёнтген (1743—1807) — европейский мебельный мастер XVIII века.
Коммерсант, обладавший баснословной энергией и практической хваткой, он был талантливым и тонким художником. В начале 1770-х гг. Давид возглавил мастерскую отца, Абрахама Рёнтгена (1711—1793) в Нейвиде на Рейне и создал невиданное по тем временам предприятие, не имевшее себе равных в Европе. Ранние изделия мастерской, исполненные в стиле рококо, отличались необыкновенным маркетри — декором наборного дерева, выполненным с особой тонкостью и изяществом. Хитроумные механические устройства для них изготовлял механик и часовой мастер Петер Кинцинг. Мебель Рентгена быстро получила известность в Европе.
С 1774 года мастер начал работать в Париже, стал придворным поставщиком французского короля, членом Парижской корпорации эбенистов. Под влиянием французского искусства Рёнтген постепенно перешел от рококо к классицизму. Работы мастера, привезенные в Петербург, отличают благородные пропорции и элегантность форм, применение элементов архитектуры в конструкции и декоре, сочетание ценных пород дерева с золоченой бронзой — черты так называемого «рентгеновского» классицизма.
Весной 1784 г. по рекомендации дипломата и писателя Ф. М. Гримма Давид Рёнтген привез в Санкт-Петербург первую партию мебели. Уникальное «Бюро с Аполлоном» вызвало восхищение императрицы Екатерины II и вошло в её коллекцию. Роскошное бюро благородных форм отделано красным деревом и декорировано золоченой бронзой, процесс его «раскрытия» с помощью механического устройства напоминает удивительный фокус. Оно экспонируется в Белом зале Зимнего дворца. Поставки мебели для русского двора были огромны: с 1784 по 1790 г. в Петербург было отправлено несколько транспортов. Великолепная мебель как нельзя более подходила для убранства любимого детища императрицы — Большого Эрмитажа, возведенного к 1784 г. В составе крупных партий мебели были уникальные, коллекционные вещи, такие как письменный стол-пюпитр, бюро с курантами и бюро с медальоном Платона. Императрица заказала мастеру шесть шкафов для хранения коллекций медалей и резных камней. В один из своих приездов Рентген принимал участие в ремонте эрмитажной мебели.
В 1780-е гг. Рёнтген достиг вершины своей славы. Великая французская революция стала переломным событием в его жизни: мастерская в Париже была разгромлена, склад конфискован, и сам мастер объявлен эмигрантом. Рёнтген успел бежать в Германию, но былой славы достичь уже не удалось.
- Mahogany bureau with a figure of Apollo.jpg
Бюро красного дерева с фигурой Аполлона, Эрмитаж
- Zylinderbureau KGM Leihgabe.jpg
Цилиндрическое бюро
- David Roentgen - table.JPG
Стол мастерской Давида Рентгена, 1780-1790
- Anthing-DavidRoentgenhighres.jpg
Рентген в Царском Селе, Санкт-Петербург, бумажная картина Иоганна Фридриха Антинга, 1784
- Roentgenmöbel2.jpg
Письменный стол, 1780/90
- Roentgenkommode3.JPG
Комод (Шинуазри)
Напишите отзыв о статье "Рёнтген, Давид"
Литература
- Hans Huth, 1974. Roentgen furniture: Abraham and David Roentgen, European cabinet-makers
- Ханс Михаэльсен. Столы из мастерской Давида Рёнтгена — пример вариантности одного типа. Перевод В. И. Осипова // Памятники истории и культуры Петербурга. Выпуск 7. — СПб: Белое и Чёрное, 2004. — 358 с. — ISBN 5-89771-043-0
Ссылки
- [www.detskiysad.ru/art/455.html Д. Рентген (1743—1807)]
Отрывок, характеризующий Рёнтген, Давид
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
