Р-Z

Р-Z
Описание
Назначение	Многоцелевой
Экипаж, чел.	2
Первый полёт	июль 1935
Начало эксплуатации	1935
Производитель	ГАЗ № 1
Размеры
Длина	9,7 м
Размах крыла	15,5/11,6 м
Площадь крыла	42,52 м²
Масса
Пустого	2007 кг
Взлётная	3150 кг
Макс. взлётная
Силовая установка
Двигатель	ПД М-34Н
Мощность	750/850 л.с.
Характеристики
Макс. скорость	316 км/ч (v- 3,5)
Боевой радиус	— км
Дальность полёта	1000 км
Практический потолок	8700 м
Скороподъёмность
Вооружение
Пулемётное вооружение	1х7,62 мм ШКАС и 1 ПВ-1 +4 ШКАС в штурмовом варианте
Кол-во точек подвески	Подфюзеляжные 2хДЕР-6 Крыльевые 8хДер-31
Подвесное вооружение	400 кг бомб (500 кг в перегрузку)

Р-Z — советский многоцелевой одномоторный самолёт 30-х годов XX века — развитие самолёта Р-5, созданного в ОКБ Поликарпова, облегчением конструкции и установкой нового двигателя М-34Н (затем М-34НВ). Последний крупносерийный советский биплан — разведчик и лёгкий бомбардировщик. Поставлялся в Республиканскую Испанию, где был активно задействован как штурмовик до 1939 года (затем захваченные Р-Z применялись франкистами в Марокко). Принимал участие в боях у озера Хасан, на Халхин-Голе, в Польском походе РККА 1939 года, «Зимней войне» 1939/1940 года, походе в Бессарабию в 1940 и на первом этапе Великой Отечественной войны. В Аэрофлоте применялся под маркой П-Z. В отличие от Р-5, налет до списания Р-Z был незначительный из-за не всегда оправданных конструкторских решений по облегчению конструкции.

История создания

Созданный в 1928 году Р-5, несмотря на модификации с более мощным двигателем, устаревал. Его модернизация стала обусловленной требованиями времени. Протоколом заседания моторно-самолётной подкомиссии Реввоенсовета СССР от 28 апреля 1933 г. совершенствование Р-5 было отнесено к числу первоочередных задач. По инициативе директора завода № 1 А. М. Беленковича, главного инженера Е. П. Маркова конструкторами Д. С. Марковым, А. А. Скарбовым и др. были проведены работы по установке нового двигателя М-34 (АМ-34) и облегчению конструкции.

Изменение в конструкции

По сравнению с Р-5 были проведены следующие изменения,- фюзеляж укоротили на 800 мм, придав ему овальное сечение. Хвостовое оперение стало иной формы с осевой аэродинамической компенсацией вместо роговой. Между крылом и фюзеляжем появились зализы. По сравнению с Р-5 уменьшили хорду крыльев и изменили их профиль на более скоростной. Колеса 800х200 мм тормозные, на первых сериях в обтекателях как на ССС потом упразднённых, с масляно-пневматической амортизацией. Кабина летчика — закрытая с фонарём сдвигаемым назад. Турель экранированная в общем обтекателе с фонарём. Для снижения веса полотняная обшивка покрывалась двумя слоями аэролака вместо трёх на Р-5. Новый мотор был мощнее М-17ф устанавливаемого на ССС и развивал на высоте 3500 м мощность 750 л.с., а на взлетном режиме имел 850 л.с . На более поздние серии ставился М-34НА и М-34НВ меньшей высотности. Это в сочетании с усовершенствованием аэродинамики подняло летные данные. Увеличились скорость и скороподъёмность, но одновременно ухудшились взлетно-посадочные качества- увеличился пробег и разбег.

Вооружение

Подкрыльевые бомбодержатели Дер-31, на ухватах которых подвешивали бомбы от ФАБ-16 до ФАБ-250 (2 в перегруз), а также осколочные или специальные аналогичной массы, включая ротативно-рассеивающие (кассетные) РРАБ-250. Вместо бомб самолёт мог взять четыре химических выливных прибора ВАП-4 или два дымогенератора ДАП-100. У стрелка-радиста, выполнявшего также функции бомбардира, был смонтирован электробомбосбрасыватель ЭСБР-1, который дублировался механическими АСБР-2 у стрелка и у пилота. На машинах выпуска 1937 г. вместо бомбосбрасывателей ЭСБР-1, иногда отказывавших при низких температурах, внедрили ЭСБР-3П. Стрелковое вооружение состояло из двух пулемётов. Впереди находился ПВ-1 (как на Р-5) с боезапасом 500 патронов, а сзади — ШКАС (1000 патронов) на турели Тур-32. В версии штурмовика ставилось дополнительно 4 ШКАС под нижним крылом

Серийное производство

В 1936 и 1937 году самолёт выпускался параллельно с ССС. В первый год было выпущено 885 Р-Z. Но уже в 1937 г он был заменен в производстве на лицензионный «Валти» (Vultee). К этому времени был выпущен 1031 P-Z.

Эксплуатация в ВВС СССР

В июне 1936 г. первую серию Р-Z получила 34-я дальнеразведывательная эскадрилья в Монино. В сентябре 1936 их начали получать 15, 18-й и 92-й авиаотряды в Забайкалье. С началом эксплуатации стали выявляться конструктивные дефекты облегченной конструкции- гнулись педали у пилота, трескались, оказавшиеся слишком тонкими, капоты моторов, бензобаки в верхнем крыле вибрировали и текли. Сообщалось о частых случаях прогиба стоек центроплана. Кроме этого были и производственные дефекты: раскалывались бобышки амортизатора костыля; управляемый костыль становился неуправляемым из-за растяжения его пружины. На пробеге это часто приводило к поломке плоскостей. Трескались стаканы амортизаторов (по сварным швам), срезало шпильки колес. Летчики обращали внимание конструкторов на плохой обзор при рулении и посадке, малый сектор обстрела и неуверенную работу турели Тур-32, неэффективность закрылков, отказы тормозов колес, плохую вентиляцию кабин, перетяжеленность хвостовой части (из-за чего костыль увязал в грунте) и невозможность пилотирования из задней кабины . В 1937 на испытаниях на штопор у одно из Р-Z сложилась коробка крыльев. После этих событий на P-Z наложили ряд ограничений при эксплуатации: запретили выполнять штопор, перевороты, крутые спирали. Ответственность за неудачи была возложена на Д. С. Маркова, который в итоге оказался в ОКБ-29 НКВД. Самолёты Р-Z вместе с Р-5 тем не менее стали основными в штурмовой и войсковой авиации до появления Ил-2 и затем замененный на более дешевый У-2 в ночной авиации.

Не нашёл такого широкого применения в авиашколах как его более старые собратья.. Но в связи с распространённостью им укомплектовывались академии, курсы усовершенствования начальствующего состава в округах, да и отдельные авиашколы, такие как Харьковская и Борисоглебская.

Эксплуатация в Гражданском Воздушном Флоте

В 1936 ГВФ получил 100 самолётов без вооружения, под обозначением П-Z. Но в отличие от Р-5, гражданский вариант которого П-5 эксплуатировался на почтовых и грузовых линиях до середины 40-х годов XX века, П-Z быстро изнашивались — из-за нагруженности конструкции. Несмотря на обновление парка, частично поступавшего от ВВС к началу 1939 г. почти весь он был списан.

Боевое применение

ВВС Республиканской Испании

Использовались под наименованием «Наташа». Первую партию (31 самолёт) доставили на Пиренеи в феврале 1937 г. Машины собрали на аэродроме Ла Рабаса под Аликанте и направили на укомплектование 20-й авиагруппу, состоявшую из двух эскадрилий. Каждая из них получила по 12 P-Z, остальные оставили в резерве. Первый боевой вылет состоялся 12 марта в ходе сражение за Гвадалахару. В условиях временного превосходства республиканцев в воздухе эскадрильи действовали с высокой эффективностью. В апреле одну из эскадрилий перебросили в Андалусию. В мая прибыла новая партия Р-Z и 20-й группе была сформирована 3-я эскадрилья, преобразованная затем в 50-ю отдельную. Летом 1937 г. самолёты P-Z активно использовались на фронте. В отличие от Р-5, они продолжали летать днём как штурмовики и лёгкие бомбардировщики, тем не менее усиление ПВО и истребительной авиации франкистов вскоре сделали их применение более сложным. Основная доля сбитых приходилась на долю зенитной артиллерии. Испанцы обычно летали на задания группами из 3-15 P-Z. Бомбили с горизонтального полёта с высоты 400—1000 м — в зависимости от интенсивности зенитного огня. От итальянских Фиатов CR.32 и немецких Хенкелей Не-51 Р-Z отбивались, в построении «клин» или «клин звеньев». Разогнавшись на пологом пикировании, экипажи оставляли нападавшим незначительное преимущество в скорости и последние почти не могли воспользоваться лучшей маневренностью своих машин. При этом все стрелки сосредоточивали огонь на головной машине противника.

В конце сентября 46 имевшихся у республиканцев P-Z свели в четыре эскадрильи новой, 30-й группы. В декабре 1937 г. экипажи штурмовиков оказали заметное влияние на ход сражения за Теруэль. К началу 1938 г. в строю оставалось ещё около 40 боеспособных «Наташ», а к концу лета после боев под Теруэлем и на р. Эбро — 32-33 самолёта.

К моменту капитуляции республиканского правительства в Мадриде, две эскадрильи P-Z (20 самолётов) находились в Баррахасе, а одна (13 машин) перелетела в Алжир и была интернирована французами. Вместе с возвращёнными французскими властями франкисты получили в общей сложности 36 P-Z в различном техническом состоянии. Ими укомплектовали авиагруппу 2-G-43, дислоцировавшуюся в начале 40-х гг. в Марокко.

ВВС СССР

В составе ВВС Отдельной Краснознамённой Дальневосточной Воздушной Армии они в 1938 г. действовали у озера Хасан, годом действовали на Халхин-Голе. В сентябре 1939 г., когда части Красной Армии перешли польскую границу, среди поддерживавших их самолётов было много P-Z, которые вели разведку и использовались как связные до завершения компании в октябре 1940. По меньшей мере 1 был потерян. В большом объёме были задействованы в «зимней войне» 1939/40 годов с Финляндией. Их применяли как лёгкие дневные и ночные бомбардировщики, ближние разведчики, артиллерийские корректировщики, а временами — и как транспортные самолёты для сброса грузов окруженным частям или отрезанным подразделениям. На них летал, например, 311-й разведывательный авиационный полк, а также несколько корректировочных.

В начале Великой Отечественной войны штурмовая и войсковая авиация понесла значительные потери. Тем не менее пережившие первые месяцы войны наряду с У-2 и Р-5 в октябре-ноябре 1941 г. P-Z были направлены для формирования ночных легкобомбардировочных полков. Укомплектовали ими пять полков; ещё несколько частей, например 719-й лбап, получили одновременно Р-5 и P-Z. Для сравнения, Р-5, например, оснастили 27 полков.

К концу 1942 г. P-Z на фронте практически не осталось. Кое-где их продолжали использовать как самолёты связи и транспортные. Например, пять P-Z до весны 1944 г. служили в 18-м транспортном отряде ВВС Черноморского флота. К началу 1945 г. их в частях ВВС не осталось.

Варианты и модификации

• P-Z — разведчик и лёгкий бомбардировщик, основной серийный вариант.
• P-Z штурмовик — штурмовик, вооружение дополнительно 4х7,62-мм пулемётов ШКАС под нижним крылом.
• P-Z рекордный — ещё более облегченный самолёт с улучшенной аэродинамикой (небольшие зализы и отполирован до блеска), одноместный. Разработан В. В. Никитиным. Летчик В. В. Шевченко 7 мая 1937 года достиг высоты 10 380 м, а 8 мая — 11 100 м.
• P-Z с грузовыми кассетами — на серийные самолёты ставили на нижнем крыле фанерные обтекаемые кассеты у бортов фюзеляжа.
• Р-Z телемеханический — беспилотный радиоуправляемый вариант. Облегчен за счёт снятия стрелкового вооружения и некоторого оборудования, оснащён автопилотом отечественного производства. Предполагалось использовать в качестве самолёта-снаряда. Наведение осуществлялось с земли с помощью пульта-тумбы и мобильной радиостанции. Переоборудован 1 экземпляр в 1937 году, испытывался в НИИ ВВС. Забракован из-за ненадёжности системы радиоуправления.
• Р-Z-ТК — высотный разведчик с двигателем М-34НФ (взлётная мощность 985 л.с.) и двумя турбокомпрессорами ТК-1. Переоборудован 1 экземпляр; проходил госиспытания 22 января — 6 марта 1939 г. в Евпатории. Достигнут потолок 10 230 м, скорость на высоте 8000 м — 295 км/ч (у обычного Р-Z — 184 км/ч). Предписание начальника ВВС РККА А. Д. Локтионова от 3 апреля 1939 г. о постройке серии 15 экз. для войсковых испытаний не было выполнено.
• П-Z — почтово-транспортный самолёт, всего для гражданского воздушного флота СССР было выпущено около 200 шт. Полезная нагрузка 275 кг. Эксплуатировался в ГВФ и ведомственной авиации в 1937-39 гг. (последние — до 1942 г.)
• ПТ- АМ-34НБ — 1 экземпляр, переоборудованный силами Аэрофлота в почтово-грузовой. На нижнем крыле установлены грузовые контейнеры по типу почтового П-5. Верхнее крыло смещено на 50 мм назад, на нижнее поставлены закрылки. Дополнительные расчалки в хвостовом оперении, усилена радиоаппаратура. Полезная нагрузка возросла до 494 кг, но лётные данные снизились.

Литература

• Шавров, В. Б. [www.eroplan.boom.ru/shavrov/sh_cont.htm История конструкций самолётов в СССР до 1938 г]. — 3-е. — М.: Машиностроение, 1985. — 752 с.
• В. Р. Котельников. Разведчик и лёгкий бомбардировщик Р-Z (Р-Зет). — Авиаколлекция №5'2009. — М.: Моделист-Конструктор, 2009. — 1150 экз.

Ссылки

• [www.airwar.ru/enc/other1/rz.html Р-Z на сайте AirWar.ru]

Отрывок, характеризующий Р-Z

– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.