Бунзен, Роберт Вильгельм

Запрос «Бунзен» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Роберт Вильгельм Бунзен
нем. Robert Wilhelm Bunsen
Роберт Вильгельм Бунзен
Дата рождения:	31 марта 1811(1811-03-31)
Место рождения:	Гёттинген
Дата смерти:	16 августа 1899(1899-08-16) (88 лет)
Место смерти:	Гейдельберг
Научная сфера:	химия
Учёное звание:	член-корреспондент СПбАН
Научный руководитель:	Фридрих Штромейер
Известные ученики:	Жак-Луи Соре
Награды и премии:	Медаль Копли (1860) Медаль Дэви (1877) Медаль Гельмгольца (1892) Медаль Альберта (Королевское общество искусств) (1898)

Роберт Вильгельм Бу́нзен (нем. Robert Wilhelm Bunsen; 31 марта (по некоторым данным 30 марта) 1811 года, Гёттинген — 16 августа 1899 года, Гейдельберг) — немецкий химик-экспериментатор.

Биография

Бунзен родился в Гёттингене, четвёртым сыном профессора литературы Кристиана Бунзена (1770—1837). Первоначальное образование Бунзен получил в гимназиях — гёттингенской и гольцмюнденской, а в 1828 году поступил в университет своего родного города, где изучал физику, химию и геологию.

Завершив своё образование в Париже, Берлине и Вене, он защитил в 1833 году диссертацию по химии в Геттингенском университете, а в 1836 году занял кафедру химии в Кассельском политехническом институте, освободившуюся по уходу оттуда Вёлера. В Касселе он пробыл до 1838 года, пока не был приглашён в качестве экстраординарного профессора химии в Марбургский университет, где в 1841 году был избран ординарным профессором и директором химического института.

В 1846 году вместе со знаменитым геологом Вольфгангом Сарториусом посетил Исландию.

В 1851 году Бунзен переселился в Бреслау по приглашению университета и предпринял там постройку химической лаборатории. Но вскоре (в 1852 году) Бунзен покинул Бреслау и занял кафедру химии в Гейдельбергском университете. Здесь на своём 50-летнем докторском юбилее, 17 октября 1861 года, Бунзен получил чин тайного советника первого класса и только в 1889 году передал кафедру Виктору Мейеру.

Научные достижения

Первые работы Бунзена касаются различных вопросов неорганической химии, но вскоре его внимание было привлечено арсеноорганическими соединениями. Результатом этих исследований стало, кроме прочего, получение какодила (арсендиметила), с таким восторгом встреченное сторонниками теории сложных радикалов. Работы с газообразными веществами привели Бунзена к открытию новых методов, совокупность которых создала нынешний анализ газов.

Наиболее важным и замечательным открытием Бунзена, сделанным им в сообществе с его другом Густавом Кирхгофом в 1860 году является спектральный анализ, с помощью которого, как самим Бунзеном, так и другими химиками, было открыто немало новых редких элементов, встречающихся в природе лишь в очень малых количествах (рубидий, цезий и др.).

Своими исследованиями в области органической, физической, аналитической, и минеральной химии Бунзен много содействовал развитию химических знаний и всюду умел предложить новые, оригинальные методы; его профессорская и педагогическая деятельность, охватывающая более половины столетия, была весьма плодотворна: у Бунзена в Гейдельберге учились точным приемам анализа и минеральной химии значительное количество учителей химии не только из немцев, но из англичан и русских. Среди тех, кто учился и работал у Бунзена, обретаясь в конце 1850-х — начале 1860-х в гейдельбергской русской колонии, были Д. И. Менделеев, К. А. Тимирязев, Д. А. Лачинов, А. Г. Столетов, Ф. Ф. Бейльштейн и многие другие выдающиеся естествоведы эпохи.

Кроме упомянутых работ в области химии, особенного внимания заслуживают: открытие рубидия и цезия и изучение этих редких элементов, исследование двойных цианистых солей, работы относительно химического сходства, определение атомного веса индия, анализы пороховых газов (совместно с Л. Н. Шишковым) и газов доменных печей, систематическое изложение реакций окрашивания в пламени бунзеновской горелки.

Человечество обязано Бунзену открытием противоядия (водной окиси железа) при отравлении мышьяком (мышьяковистой кислотой). Во время своей летней поездки в Исландию, в 1846 году, Бунзен произвел целый ряд геолого-химических исследований, весьма важных для понимания вулканических явлений. К области физики и физической химии относятся исследования относительных удельных весов, влияния давления на температуру затвердевания расплавленных веществ; исследования, иллюстрирующие справедливость закона Генри — Дальтона о зависимости растворимости газов от давления, работы относительно явлений горения газов и о сгущении сухой угольной кислоты на поверхности стекла, калориметрические исследования и др.; сюда же примыкают: получение электролитическим путём щелочных и щёлочноземельных металлов и фотохимические исследования (например, закон взаимозаместимости); магнезиальный свет, нашедший себе применение в фотографии и для других целей, также открыт в 1860 году Бунзеном, впервые получившим магний в больших количествах.

В химической и физической практике в большом ходу многие приборы, изобретенные Бунзеном и носящие его имя, например: Колба Бунзена, Бунзеновская горелка, Бунзеновский водяной насос и регулятор, Бунзеновская батарея, Бунзеновский абсорбциометр и др.

Публикации

Список трудов

Большинство работ Бунзена напечатано в специальных химических журналах (главным образом «Liebig’s Annalen der Chemie und Pharmacie» и «Poggendorff’s Annalen der Physik und Chemie»).

В отдельном издании имеются следующие сочинения:

• «Enumeratio ас descriptio Hygrometrorum» (Геттинг., 1830);
• «Das Eisenoxyd, ein Gegengift der arsenigen Sдure»(вместе с Бертольдом, Геттинген, 1834; 2 изд., 1837);
• «Schreiben an Berzelius ьber die Reise nach Island» (Марб., 1846);
• «Ueber eine volumetrische Methode von sehr allgemeiner Anwendbarkeit» (Гейдельб., 1854);
• «Gasometrische Methoden» (Брауншвейг, 1857; 2 изд., 1877; перевед. Роско на английский и Шнейдером на французский яз.);
• «Anleitung zur Analyse der Aschen und Mineralwasser» (Гейдельб., 1874).

Важнейшие работы, помещенные в Poggendorff’s Annalen:

• «Eigenthumliche Verbindungen d. Doppelcyanure mil Ammoniak», 34, 131;
• «Untersuchung d. Doppelcyanure», 36, 404;
• «Organische Verbindungen mit Arsen als Bestandtheil» 40, 219 и 42, 145;
• «Untersuchung d. Hochofengase und deren Benutz. als Brennmaterial», 45, 339 und 46. 193;
• «Spannkraft einig. condensirt. Gase», 46, 97;
• «Untersuchung d. Gichtgase d. Kupferschieferofens zu Friedrichshutte», 50, 81 и 637;
• «Anwendung der Kohle z. Voltasch. Batterien», 54, 417;
• «Bereit. ein. Kohle als Ersatz d. Platins in d. Grove’schen Kette», 55, 265;
• «Verbesserte Kohlenbatterie», 60, 402;
• «Physikalische Beobachtungen uber die Geisire Islands», 72, 159;
• «Einfluss d. Drucks auf die chem. Natur d. pluton. Gesteine», 81, 562;
• «Ueber die Processe vulcan. Gesteinsbildung in Island», 83, 197;
• «Darstellung d. metall Chroms auf galvan. Wege», 91, 619;
• «Ueber electrolytische Gewinnung d. Erd- u. Alkalimetalle», 92, 648;
• «Zur Kenntnis d. Сдsiums», 119, 1;
• «Thermoketten von grosser Wirksamkeit», 123, 505;
• «Ueber die Erscheinungen beim Absorptionsspectrum des Didyms», 128, 100;
• «Ueber die Temperatur der Flammen des Kohlenoxyds und Wasserstoffs», 131, 161;
• «Calorimetrische Untersuchungen», 141, 1;
• «Spectralanalytische Untersuchungen», 155, 230 и 366:
• «Verdichtung v. trockner Kohlensuare an blanken Glasflachen» 20, 545 (1883) и 22, 145 (1884);
• «Ueber Kapillare. Gasabsorption», 24, 321 (1885);
• «Zersetzung des Glases durch Kohlensдure enthaltende Capillare Wasserschicht», 29, 161 (1886);
• «Ueber die Dampfcalorimeter», 31, 1 (1887).

Совместно с Л. Н. Шишковым:

• «Chemische Theorie des Schisspulvers», 102, 321.

Вместе с Роско (Roscoe):

• «Photochemische Untersuchungen», 96, 373; 100, 43; 100, 481;101, 235; 108, 193; 117, 529.

С Кирхгофом:

• «Chemische Analyse durch Spectralbeobachtungen», 110. 161; 113, 337.

В Liebig’s Annalen:

• «Untersuchungen uber die Kakodylreihe», 37, 1; 42, 14; 46, 1;
• «Beitrag zur Kenntniss d. island. Tulfgebierges», 61, 265;
• «Ueber d. innern Zusammenhang d. pseudovulcan. Erschein. Islands», 62, 1 и 65, 70 (Bemerkungen);
• «Ueber quantitative Bestimmung d. Harnstoffs», 65, 375;
• «Darstellung des Magnesiums auf electrolyt. Wege», 82, 137;
• «Zusammensetzung d. Jodstickstoffs», 84, 1;
• «Untersuch. uber d. chem. Verwandschaft», 85, 137;
• «Ueber Sartorius v. Waltershausen’s Theorie d. Gesteinsbild», 89, 90;
• «Darstellung d. Lithiums», 94, 107; «Darstellung reiner Cerverbindungen; Ceroxyde», 105, 40 и 45;
• «Unterscheidung und Trennung d. Arseniks von Antimon und Zinn», 106, 1;
• «Lothrohrversuche», 111, 257;
• «Flammenreactionen», 138, 257;
• «Verfahren zur Bestimmung des specif. Gewichts von Dдmpfen und Gasen», 141, 273;
• «Ueber das Rhodium», 146, 265;
• «Ueber das Auswaschen der Niederschlage», 148, 269;
• «Trennung d. Antimons vom Arsenik», 192, 305.

Вместе с Баром:

• «Ueber Erbinerde uud Yttererde», 137, 1.

Этот далеко не полный список работ свидетельствует о разностороннем и необыкновенном даровании Бунзена, как химика-экспериментатора, и о тех важных заслугах, которыми ему обязана наука.

Память

В честь Роберта Вильгельма Бунзена в 1964 году назван кратер на Луне.

Литература

• Бунзен, Роберт-Вильгельм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• Храмов Ю. А. Бунзен Роберт Вильгельм // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 49. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49728.ln-ru Профиль Роберта Вильгельма Бунзена] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Бунзен, Роберт Вильгельм

Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.