Люксембург, Роза

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Р. Люксембург»)
Перейти к: навигация, поиск
Роза Люксембург
Rosa Luxemburg
Имя при рождении:

Rosalia Luxenburg
(Розалия Люксенбург)

Место рождения:

Замостье,
Люблинская губерния,
Привислинский край,
Российская империя

Место смерти:

Берлин,
Свободное государство Пруссия,
Веймарская республика

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Образование:

Цюрихский университет

Учёная степень:

доктор юридических наук

Партия:
Отец:

Элиаш Люксенбург (1830—1900)

Мать:

Лине Лёвенштейн (1835—1897)

Супруг:

Густав Любек (фиктивный брак)

Ро́за Лю́ксембург[1] (нем. Rosa Luxemburg, польск. Róża Luksemburg, настоящее имя Rosalia Luxenburg — Розалия Люксенбург, псевд. Róża Kruszyńska, Maciej Rózga, Spartakus; 5 марта 1871, Замосць, Царство Польское, Российская империя — 15 января 1919, Берлин) — теоретик марксизма, философ, экономист и публицист. Одна из наиболее влиятельных деятелей немецкой и европейской революционной левой социал-демократии. Участвовала в работе кружка польских политических эмигрантов, стоявшего у истоков революционной социал-демократии Польши, вела борьбу против национализма Польской социалистической партии (ППС). За антивоенную агитацию в годы Первой мировой войны подверглась репрессиям — суммарный срок, проведённый в тюрьмах, составил около 4 лет. Одна из основателей антивоенного Союза Спартака и Коммунистической партии Германии. Схвачена и убита вместе с соратником по партии Карлом Либкнехтом после подавления восстания берлинских рабочих в январе 1919 года[1].





Биография

Розалия Люксембург родилась 5 марта 1871 года в Российской империи, в городе Замосце (Замостье)[1]. Она была последним, пятым ребёнком в буржуазной еврейской семье Элиаша Люксенбурга (1830—1900) (отец был коммерсантом-лесоторговцем) и его жены Лин, урождённой Лёвенштейн (1835—1897). В романе Юлиана Семёнова «Горение» говорится, что в Российской империи Роза Люксембург носила отчество «Эдуардовна». Окончила женскую гимназию в Варшаве. В гимназии проявила себя как блестящая ученица. Ещё во время учёбы занялась революционной деятельностью[1].

В 1889 году, скрываясь от преследований полиции за участие в польском революционном подполье «Пролетариат», эмигрировала в Швейцарию, где продолжила образование. Изучала в Цюрихском университете политическую экономию, юриспруденцию, философию. Вела революционную пропаганду среди студентов, участвовала в работе кружка польских политических эмигрантов, положившего начало революционной социал-демократии Польши, вела борьбу против Польской социалистической партии (ПСП). Здесь она повстречалась с социалистом Лео Йогихесом (в российском революционном движении известным под псевдонимом Тышка)[2].

В 1893 году Роза вместе с Яном Тышкой, Юлианом Мархлевским, Адольфом Варским и другими участвовала в основании Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ) и возглавила её печатный орган «Справа роботнича». В это же время она вела ожесточённую борьбу с Польской социалистической партией, хотя Георгий Плеханов и Фридрих Энгельс относились к этой борьбе далеко не одобрительно.

В 1897 году Роза Люксембург защитила диссертацию на тему «Промышленное развитие Польши», получив степень доктора государственного права. В 1898 году переехала в Германию[1].

Чтобы получить немецкое гражданство, ей пришлось оформить фиктивный брак с немецким подданным Густавом Любеком. В 1907 году начался роман с Константином Цеткиным (1885—1980) (сыном Клары Цеткин), о чём свидетельствует многолетняя переписка (написано около 600 писем)[3]. Константин вместе с матерью посещал заседания очередного съезда Второго интернационала, состоявшегося в Штутгарте, и был восхищён речами Розы Люксембург. Вскоре она стала его наставником в изучении марксизма и любовницей. Развод Клары Цеткин со вторым мужем Георгом Фридрихом Цунделем и разрыв Константина с Розой снова сблизил давних подруг — они периодически встречались в доме Клары в Силленбухе под Штутгартом, а также вели переписку[2]. Больше никогда в браке Роза не состояла и детей не имела. Вскоре она стала видной фигурой крайне левого крыла Социал-демократической партии Германии (СДПГ). Роза проявила себя как журналист и оратор. Многократно и подолгу была в заключении в польских и немецких тюрьмах. Она общалась с Плехановым, Августом Бебелем, Лениным, Жаном Жоресом, вела с ними полемику.

По поручению партии она работала среди польских горняков Силезии, в то же время теоретически и политически сражаясь против оппортунизма внутри германской и международной социал-демократии. Выступала против министериализма (мильеранизма) и оппортунистических компромиссов с буржуазными партиями. Опровержению ревизионизма она посвятила ряд статей, составивших книгу «Социальная реформа или революция?» (1899, русский перевод 1907). После начала российской революции в 1905 года Люксембург тайно поехала в Варшаву и приняла участие в революционных действиях польского пролетариата. Царская охранка арестовала её, и Роза провела долгие месяцы в тюрьме под угрозой расстрела или каторги. Немецкие друзья выручили её из тюрьмы, и в 1907 году Люксембург навсегда переехала в Германию.

Находясь летом 1906 года в Финляндии, написала брошюру «Массовая забастовка, партия и профсоюзы» (1906, в русском переводе — «Всеобщая забастовка и немецкая социал-демократия», 1919), в которой обобщила опыт русской революции и сформулировала в свете этого опыта задачи германского рабочего движения. Брошюра получила высокую оценку Ленина.

На Штутгартском конгрессе Второго интернационала (1907) Люксембург совместно с Лениным внесла поправки в резолюцию Августа Бебеля по вопросу об отношении к империалистической войне и милитаризму. В поправках, в частности, указывалось, что при возникновении войны нужно использовать порождаемый ею кризис для свержения господства буржуазии.

Ещё до начала Первой мировой войны Роза Люксембург окончательно порвала не только с официальным центром, но и с Карлом Каутским. В течение ряда лет она возглавляла леворадикальную оппозицию в партии.

В годы между Первой русской революцией и Первой мировой войной Люксембург начала уделять внимание росту и развитию империализма. В течение нескольких лет она вела курсы экономики в партийной школе СДПГ. Её работа «Накопление капитала» (1913) содержит ряд положений и выводов, положивших впоследствии начало так называемому «люксембургианству»[4]. Накануне войны, в 1913 году, за речь против милитаризма Люксембург была приговорена к году тюрьмы. С начала войны она начала революционную агитацию против войны, возглавляя группу «Интернационал». Во время войны — интернационалистка, единомышленница Карла Либкнехта, вместе с которым основала «Союз Спартака».

18 февраля 1915 года после выступления на митинге во Франкфурте-на-Майне Роза Люксембург была арестована и заключена в тюрьму. Через год она вышла на свободу, но уже́ через три месяца, в 1916 году, вновь была взята под арест — на этот раз приговорена к двум с половиной годам тюрьмы. Однако, даже находясь в тюрьме, Роза не прекратила агитационной и пропагандистской работы, посылая конспиративно брошюры, листовки и воззвания против войны. Так, под псевдонимом «Юниус»[5] она написала брошюру «Кризис социал-демократии», в которой теоретически предвосхитила полное разложение II Интернационала и создание III Интернационала. Владимир Ленин прочёл эту брошюру, опубликованную в июне 1916 года, и похвалил её, не зная, кто являлся автором[6]. В сентябре 1918 года написала статьи, изданные посмертно в 1922 году брошюрой под заглавием «Русская революция. Критическая оценка слабости». Роза Люксембург предсказала, во что выльется подавление политических свобод ленинской «диктатурой пролетариата»:

С подавлением свободной политической жизни во всей стране жизнь и в Советах неизбежно всё более и более замирает. Без свободных выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь отмирает во всех общественных учреждениях, становится только подобием жизни, при котором только бюрократия остаётся действующим элементом… Господствует и управляет несколько десятков энергичных и опытных партийных руководителей. Среди них действительно руководит только дюжина наиболее выдающихся людей и только отборная часть рабочего класса время от времени собирается на собрания для того, чтобы аплодировать речам вождей и единогласно одобрять предлагаемые резолюции. Таким образом — это диктатура клики, несомненная диктатура, но не пролетариата, а кучки политиканов.

Люксембург Р. Русская революция. Критическая оценка слабости. 1918

После освобождения из тюрьмы Роза Люксембург вместе с Карлом Либкнехтом в декабре 1918 года руководила учредительным съездом Коммунистической партии Германии. Будучи (как и Либкнехт) против свержения шейдемановского правительства, ввиду слабости компартии, Люксембург тем не менее приветствовала начавшееся в начале января 1919 года выступление берлинских рабочих. Выступление было подавлено. Социал-демократы опасались, что действия Либкнехта и его сторонников могут привести к гражданской войне. Центральный орган СДПГ «Форвертс» потребовал преследования вождей Коммунистической партии Германии. За головы Карла Либкнехта и Розы Люксембург было назначено 100 000 марок. По дороге в тюрьму Моабит 15 января 1919 года Розу Люксембург убил один из конвоиров. По поздним показаниям капитана Вальдемара Пабста, который допрашивал Розу Люксембург, её увезли из отеля «Эден», где проводился допрос, всю в крови, поскольку фрайкоровец Отто Рунге нанёс ей несколько ударов прикладом. Воспользовавшись катером для транспортировки арестованной, в безлюдном месте Ландверканала между парком Тиргартен и Зоопарком подчинённый Пабста лейтенант флота Герман Сушон выстрелил женщине в голову и сбросил тело в канал между мостами в районе прибрежной улицы Katharina-Heinroth-Ufer (район Тиргартен, округ Митте). Позже Пабст признался, что разрешение на убийство Розы Люксембург он получил от рейхсминистра обороны правого социал-демократа Густава Носке[7]. Тело было найдено почти через пять месяцев — 31 мая. Роза Люксембург была похоронена 13 июня 1919 года на кладбище Фридрихсфельде в Берлине, где в конце января был похоронен Либкнехт и другие участники неудавшегося восстания.

По словам историка Исаака Дойчера, с убийством Люксембург «свой последний триумф праздновала кайзеровская Германия и первый — нацистская». В эпоху ГДР на набережной южного берега Ландверканала около моста Lichtensteinbrücke установлен памятник Розе Люксембург[8] в виде бронзовых букв её имени, уходящих с перил набережной в воду канала, и мемориальной доски, а в 200 м севернее был поставлен памятный знак на месте убийства Карла Либкнехта[9]. На кладбище Фридрихсфельде будущий знаменитый архитектор Людвиг Мис ван дер Роэ в 1926 году создал монумент погибшим революционерам (разрушен нацистами в 1930-х годах)[10].

Сочинения

Среди литературного наследия Розы Люксембург особо следует отметить работы:

  • «Социальная реформа или революция» (1899),
  • «Массовая стачка, партия и профсоюзы» (1906),
  • «Накопление капитала» (1913),
  • «Кризис социал-демократии» (1916),
  • «Анти-критика» (1916),
  • «Русская революция. Критическая оценка слабости» (1922, посмертно).
  • [revarchiv.narod.ru/rosaluxemburg/oeuvre/crisis.html Кризис социал-демократии] 1915
  • [trst.narod.ru/rl/00.htm Накопление капитала] или [www.aha.ru/~intcentr/ogl-rl.htm текст] Издание пятое. Государственное социально-экономическое изд-во, Москва (1934)
  • [revolt.anho.org/archives/359 О социализме и русской революции.] (недоступная ссылка с 14-05-2013 (3972 дня) — история) Избранные статьи, речи, письма. Москва, Издательство политической литературы, (1991)

Цитаты

Самая безоглядная революционная решительность и самая великодушная человечность — только в них истинное дыхание социализма. Мир должен быть перевёрнут, но каждая пролитая слеза, которую можно осушить, — это обвинение, а каждый человек, который, спеша по важному делу, просто по грубой невнимательности давит бедного червя, совершает преступление[11]
Социализм без политической свободы — не социализм… Свобода только для сторонников правительства, только для членов партии, как бы многочисленны они ни были, — это не свобода. Свобода непременно предполагает свободу для тех, кто мыслит иначе. Не из-за фанатизма «справедливости», а потому, что всё живительное, благотворное и очистительное в политической свободе является её сущностью, и становится несостоятельным, когда «свобода» становится привилегией, — строки из тюремных заметок Розы Люксембург о русской революции 1917 года[12][13]

Оценка деятельности

Владимир Ильич Ленин высоко ценил революционные заслуги Розы Люксембург. Он называл её «орлом, великой коммунисткой, представителем нефальсифицированного, революционного марксизма», подчёркивая, что её работы

…будут полезнейшим уроком для воспитания многих поколений коммунистов всего мира.

— Ленин В. И. «К истории вопроса о диктатуре» (1920)[14]

В то же время Ленин подверг критике люксембургианскую теорию империализма и накопления капитала, которая, как отмечает БСЭ, «по существу являлась обоснованием теории автоматического краха капитализма»[15]. В письме к Каменеву он указывал: «Читал новую книгу Розы „Die Akkumulation des Kapitals“. Наврала жестоко! Переврала Маркса. Я очень рад, что и Паннекук и Экштейн и О. Бауэр её единодушно осудили и сказали против неё то, что я в 1899 г. говорил против народников. Собираюсь писать о Розе в „Просвещении“ для № 4 197.»[16]. В марте — апреле 1913 года В. И. Ленин работает над своей статьей «Неудачное дополнение теории Маркса Розой Люксембург», пишет план статьи, составляет статистические таблицы, делает выписки из «Капитала» К. Маркса, однако его статья о книге Р. Люксембург в печати так и не появилась[17].

"Я презираю Либкнехта, Люксембург и т.д. они не политики, а дикие социалисты" Томас Манн. Рассуждения аполитичного. 6.01.1919

Память

В центре Берлина (район Митте) в память о Розе Люксембург властями бывшей ГДР названы площадь (нем. Rosa-Luxemburg-Platz) и станция метро (нем. Rosa-Luxemburg-Platz (Berlin U-Bahn)) (названия сохранились после воссоединения Германии в 1990 году). Кроме того, в Германии создан неправительственный фонд Розы Люксембург, связанный с партией «Левые».

Именем Розы Люксембург названы:

Существовали также площади и улицы имени Розы Люксембург в городах Абакане (ныне улица Г. А. Вяткина), Азове (ныне улица Александра Невского), Астрахани (ныне Никольская), Батуми (Грузия) (ныне улица Мераба Костава), Николаеве (ныне Никольская), Одессе (ныне улица И. Бунина), Симферополе (ныне улица Александра Невского), Старобельске (ныне улица Лангемака), Феодосии (ныне Адмиральский бульвар), Харькове (ныне Павловская площадь), Хмельницком (ныне улица Грушевского).

Именем Розы Люксембург были названы промышленные предприятия (кондитерская фабрика в Одессе (ныне ОАО «Комбинат»), шерстопрядильная фабрика в посёлке Волга, Некоузский район, Ярославская область (не действует)) и санаторий в посёлке Гаспра.

Напишите отзыв о статье "Люксембург, Роза"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Люксембург Роза / Айзин Б. А. // Ломбард — Мезитол. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — С. 110—112. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 15).</span>
  2. 1 2 [www.evreyskaya.de/archive/artikel_616.html Еврейская газета: Старейший депутат Рейхстага#Подруга Роза].
  3. [www.zeit.de/1984/41/selbst-im-gefaengnis-trost-fuer-andere/komplettansicht Die Zeit 5. Oktober 1984]. Rosa Luxemburg in ihren Briefen  (нем.)
  4. Бирюков И., Ивашкина И. [left.ru/2008/6/biryukov175.phtml Роза Люксембург и «русская революция»]. Лефт.ру (2008).
  5. Юниус, автор «Писем Юниуса» // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  6. Harding N. [books.google.de/books?id=o8TMf9Lvn7IC&pg=PA372&lpg=PA372 Lenin’s Political Thought: Theory and Practice in the Democratic and Socialist Revolutions]. — Haymarket Books, 2010. — ISBN 1-931859-89-2. — P. 372.
  7. [www.zeit.de/2014/08/rosa-luxemburg-erster-weltkrieg-pazifismus Erster Weltkrieg: Die Pazifistin Rosa Luxemburg]. // Die Zeit.
  8. [www.panoramio.com/photo/69772155 Памятник на месте нахождения тела Розы Люксембург через 5 месяцев после убийства.].
  9. [www.panoramio.com/photo/76415615 Фотография места убийства Либкнехта.].
  10. [synthart.livejournal.com/148451.html Памятник Революционерам авторства Мис Ван Дер Роэ.].
  11. Luxemburg R. Gesammelte Werke. В., 1974. Bd. 4. S. 385.
  12. Rosa Luxemburg: Zur russischen Revolution. In: GW 4, Berlin 2000, S. 359, Anmerkung 3
  13. [www.e-slovo.ru/198/8pol1.htm Возвращение]
  14. Ленин В. И. «К истории вопроса о диктатуре» (1920)
  15. [www.bse2.ru/book_view.jsp?idn=030302&page=131&format=html Введенский Б.А. . Большая советская энциклопедия Том 37 - Большая Советская Энциклопедия Второе издание]. Проверено 22 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GCxp5jgw Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  16. Ленин ПСС, т. 48, с. 173
  17. Ленин ПСС, т. 48, с. 389
  18. </ol>

Литература

Список произведений

  • [istmat.info/node/32464 Введение в политическую экономию (М.: изд-во социально-экономической литературы. 1960)]
  • [trst.narod.ru/rl/00.htm Накопление капитала: Том I и II]. — 5-е изд. — М.-Л.: Соцэкгиз, 1934. — XLIV, 463 с.

Библиография

Ссылки

  • [www.rosalux.ru/main/index.php Фонд Розы Люксембург в России]
  • [www.marxists.org/archive/luxemburg/index.htm Архив Р. Люксембург]  (англ.)
  • [shkolazhizni.ru/archive/0/n-25935/ Какой она была — пламенная революционерка Роза Люксембург?]
  • [the100.ru/womens/page904.html Роза Люксембург] (недоступная ссылка с 14-05-2013 (3972 дня) — история) — Великие женщины
  • Малюк А. [commons.com.ua/relevantnost-kontseptsii-imperializm/ Актуальность идей Розы Люксембург в контексте современного глобального кризиса]

Отрывок, характеризующий Люксембург, Роза

В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].