СНВ-III

СНВ-III / New START
Договор между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений Treaty between the United States of America and the Russian Federation on Measures for the Further Reduction and Limitation of Strategic Offensive Arms
Барак Обама и Дмитрий Медведев после подписания договора СНВ-III в Пражском Граде, 8 апреля 2010 года.
Тип договора	Международный договор
Дата подготовки	Апрель 2009 - апрель 2010
Дата подписания	8 апреля 2010 года
— место	Прага
Вступление в силу	5 февраля 2011 года
Окончание действия	5 февраля 2021 года
Подписали	Дмитрий Медведев Барак Обама
Стороны	Россия Россия США США
Статус	Действующий
Языки	Английский, русский

Договор между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений, СНВ-III (англ. Treaty between the United States of America and the Russian Federation on Measures for the Further Reduction and Limitation of Strategic Offensive Arms, New START) — двусторонний договор между Россией и Соединёнными Штатами относительно дальнейшего взаимного сокращения арсеналов развёрнутых стратегических ядерных вооружений. Договор был подписан президентами Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой 8 апреля 2010 года в Праге и вступил в силу 5 февраля 2011 года.

Договор рассчитан на 10 лет с возможным продлением по взаимной договорённости сторон на 5 лет. Договором предусмотрено сокращение ядерных боезарядов до 1550 единиц, межконтинентальных баллистических ракет, баллистических ракет подводных лодок и тяжёлых бомбардировщиков — до 700 единиц. Договор сменил истёкший в декабре 2009 года СНВ-I.

Предыстория

СНВ-III стал седьмым в серии двусторонних договоров между СССР/Россией и США об ограничениях стратегических ядерных сил. Первым таким договором был ОСВ-I, подписанный в 1972 году и закрепивший количество средств доставки ядерного оружия для каждой из сторон на том уровне, на каком они находились в тот момент. Однако к этому времени и в СССР, и в США уже начали оснащать ракеты разделяющимися головными частями с блоками индивидуального наведения. В результате именно в период разрядки начался невиданный прежде, лавинообразный процесс наращивания ядерного потенциала. Договор также предусматривал принятие на вооружение новых баллистических ракет, размещаемых на подводных лодках, строго в том количестве, в котором были ранее списаны устаревшие баллистические ракеты наземного базирования.

Продолжением договора от 1972 года стал ОСВ-II от 1979 года, запрещавший вывод ядерного оружия в космос и установивший «потолки» для пусковых установок, стратегической авиации и ракет (но не собственно ядерных боезарядов) ниже существовавшего уровня: до 2500 единиц (в том числе до 820 пусковых установок МБР, оснащенных РГЧ). Кроме того, были запрещены разработка и развёртывание баллистических ракет, базирующихся на плавсредствах, кроме подводных лодок, и на морском дне; мобильных тяжёлых МБР; крылатых ракет с РГЧ; был ограничен максимальный забрасываемый вес для БРПЛ.

Следующим договором о сокращении СНВ стал бессрочный Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (1987), который поставил под запрет разработку и развёртывание баллистических ракет с дальностью от 500 до 5500 км. В соответствии с договором стороны в течение трёх лет должны были уничтожить все пусковые установки и баллистические ракеты наземного базирования, включая ракеты как в европейской, так и в азиатской части СССР. Этим же договором была впервые введена универсальная классификация баллистических ракет по дальности.

Договор СНВ-I был заключён между СССР и США 31 июля 1991 года в Москве и вступил в силу 5 декабря 1994 года — уже после распада СССР и переброски ядерного оружия, оставшегося в Белоруссии, Казахстане и на Украине, в Россию. Установленный срок его действия — 15 лет. Условия договора запрещали любой из сторон размещать на боевом дежурстве более 1600 единиц средств доставки ядерного оружия (МБР, БРПЛ, стратегические бомбардировщики). Максимальное количество самих ядерных зарядов ограничивалось 6000. 6 декабря 2001 года было объявлено, что Россия и США выполнили обязательства по договору.

В 1993 году Борис Ельцин и Джордж Буш подписали договор СНВ-II, который должен был вступить в силу в день обмена ратификационными грамотами, но не ранее вступления в силу СНВ-I. СНВ-II был ратифицирован в США в 1997 году, в России — в 2000, однако после выхода США 13 июня 2002 года из Договора по противоракетной обороне Россия на следующий день объявила об отказе участвовать в СНВ-II. Договор предусматривал сокращение к 1 января 2003 года числа боезарядов до 3500 единиц, в том числе до 1750 боезарядов на БРПЛ. Планировалось к этому же времени полностью сократить МБР с РГЧ и тяжёлые МБР.

Интересно, что ещё в марте 1997 года в ходе консультаций в Хельсинки Ельцин и Клинтон договорились о незамедлительном начале работ по СНВ-III сразу после вступления в силу СНВ-II. В СНВ-III версии 1997 года планировалось установить «потолки» на уровне 2000—2500 стратегических ядерных боезарядов и, возможно, придать договору бессрочный характер. Переговоры по этому соглашению были безрезультатными.

В мае 2002 года, через несколько месяцев после объявления о выполнении условий договора СНВ-I был подписан договор СНП, ограничивший максимальное количество боезарядов ещё в 3 раза: от 1700 до 2200. При этом состав и структура попадавших под сокращение вооружений определялись сторонами самостоятельно и никак не регламентировались в договоре. Договор вступил в силу 1 июня 2003 года (срок действия истекает 31 декабря 2012 года). Срок действия СНВ-I истек 5 декабря 2009 года. Договор СНВ-III заменил СНВ-I и отменил действие Договора СНП от 2002 года.

Помимо истечения срока действия СНВ-I важным фактором, послужившим поводом для начала работ по новому договору, была политическая составляющая. Начало переговоров совпало с так называемой «перезагрузкой» в российско-американских отношениях, которую инициировала администрация Барака Обамы вскоре после его вступления в должность. Многие эксперты сошлись во мнении о том, что новый договор в контексте заявленных перемен во внешней политике США явился личной победой Обамы в политическом противостоянии с Республиканской партией. В этой связи неоднократно упоминалась и связь между углублением сотрудничества с Россией по вопросам разоружения и изменением подхода России к «иранской проблеме».

Состояние стратегических сил России и США

Россия

По состоянию на начало 2010 года на боевом дежурстве в России состояли:

Параметр	РВСН	ВМФ	ВВС	Итого
Носителей:	—	9 667БДР: 4; 667БДРМ: 5	75 Ту-95: 62; Ту-160: 13
Средств доставки:	331 Р-36М/Р-36М2 (РГЧ): 50×10; УР-100Н (РГЧ): 60×6; РТ-2ПМ (моноблочные): 170; РТ-2ПМ2 (моноблочные): 18; РС-24 (РГЧ): 3х4	160 Р-29Р (РГЧ): 64×3; Р-29РМ/Р-29РМУ2 (РГЧ): 80×4	838 Х-55: 682; Х-55СМ: 156
Боезарядов:	1090	576	838	2504

США

Ядерный арсенал США в начале 2010 года:

Параметр	МБР	БРПЛ	КР/АБ	Итого
Носителей:	—	12 «Огайо»: 12	60 B-52H: 93/44; B-2A: 16
Средств доставки:	450 LGM-30G Mk-12A (РГЧ): 250×1-3; LGM-30G Mk-21/SERV (моноблочные): 200	288 UGM-133A Mk-4 (РГЧ): 192×4; UGM-133A Mk-5 (РГЧ): 96x4	316 AGM-86: 216; B61-7, B61-11, B83-1: 100
Боезарядов:	500	1152	316	1968/2468

Переговоры

Первые сообщения о возможности подписания нового договора о ядерном разоружении появились в декабре 2008 — январе 2009 года. 3 февраля 2009 британская газета The Times сообщила об этом со ссылкой на собственный «надежный источник в Белом доме». По информации этого источника, предварительный объём сокращения ядерных потенциалов мог бы составить 80 %. Позднее стало известно, что «неофициальные» предложения о заключении такого договора действительно поступали в Москву задолго до этого сообщения. Подготовка переговоров в администрации президента США Барака Обамы была поручена координатору по политике в сфере оружия массового уничтожения Гэри Сэймору, бывшему советнику Билла Клинтона. Разработка договора началась в апреле 2009 года сразу после встречи Дмитрия Медведева и Барака Обамы в Лондоне. Предварительные переговоры прошли в Риме уже 27 апреля, хотя изначально планировалось провести их в середине мая.

Далее переговоры проходили по следующему графику:

• Первый раунд: 19-20 мая, Москва.
• Второй раунд: 1-3 июня, Женева.
• Третий раунд: 22-24 июня, Женева.
• Четвёртый раунд: 22-24 июля, Женева.
• Пятый раунд: 5-7 сентября, Женева.
• Шестой раунд: 21-28 сентября, Женева.
• Седьмой раунд: 19-30 октября, Женева.
• Восьмой раунд: 9 ноября, Женева.

Утром 6 июля было объявлено о согласовании текста «Совместного понимания по вопросу о дальнейших сокращениях и ограничениях стратегических наступательных вооружений», который был подписан Медведевым и Обамой во время визита американского президента в Москву в тот же день. В документе было продекларировано намерение обеих сторон сократить количество ядерных боезарядов до 1500—1675 единиц, а также их носителей — до 500—1100 единиц.

Ход переговоров и детали разногласий, возникавших в их процессе, были с самого начала засекречены, однако о некоторых проблемных моментах было известно общественности.

Противоракетная оборона США

«Корректировка Вашингтоном планов размещения ПРО в Европе открывает новый этап в диалоге России и США по стратегической стабильности. Я думаю, что последствия этого сегодняшнего решения будут очевидно положительными в том, что касается переговоров по стратегическим и наступательным вооружениям».

Константин Косачёв

Характерной чертой переговоров стала позиция России, которая требовала «увязать» подписание договора с отказом от строительства элементов системы ПРО США в Восточной Европе. Хотя американское правительство ни разу не заявляло об отказе от этих планов, было оговорено, что взаимосвязь между оборонительным и наступательным оружием будет учтена. В частности, об этом говорит пятый пункт рамочного документа. В то же время, о том, какого рода «взаимосвязь» имелась в виду, в договоре ничего указано не было.

17 сентября Барак Обама объявил, что США отказываются от планов размещения стационарной радарной установки в Чехии и ракет-перехватчиков в Польше в пользу усиления уже имеющихся в Западной Европе средств противоракетной обороны и военно-морской группировки в Средиземном море. За несколько часов до этого представитель Совета по национальной безопасности США сообщил сотруднику посольства России в Вашингтоне об изменениях в американских планах. В мировой прессе получил известность «ночной звонок» Обамы в Прагу. К прежним планам планируется вернуться не ранее 2015 года.

При этом Барак Обама упомянул, что США готовы привлечь возможности российской системы противоракетной обороны в более широкую, совместную систему защиты.

Проблема учёта зарядов

Не было единой точки зрения в отношении принципа учёта ядерных зарядов на баллистических ракетах, оснащённых РГЧ. Современные ракеты подобного типа могут нести до 14 зарядов (UGM-133A). Делегация США предложила включать в обсуждение лишь те заряды, которые находятся на каждой отдельно взятой ракете в данный момент времени, тогда как в предыдущих договорах за любой «дежурной» ракетой любого типа априори записывалось то количество боевых блоков, с которыми она прошла испытания. Таким образом, возникли опасения, что находящиеся на хранении заряды не попадут в рамки договора и в дальнейшем могут быть смонтированы на ракеты и приведены в боевую готовность.

Около трети от общего количества имевшихся в 2008 году в американском арсенале ядерных боезарядов составляли боеголовки W76, тридцатилетний гарантированный срок хранения наиболее старых из которых заканчивался в том же году. В результате многолетнего хранения боеголовки могут частично утратить свою эффективность. При этом, инициированная Джорджем Бушем в 2004 году «Программа надёжной замены боеголовок» (Reliable Replacement Warhead), в рамках которой планировалось создание замены для W76 и которая, таким образом, была призвана решить эту проблему, была свёрнута администрацией Обамы.

Подписанный договор учёт боевых блоков регламентирует следующим образом: «Количеством боезарядов является количество боеголовок, установленных на развернутых МБР и на развернутых БРПЛ». Таким образом, договор не решает проблему «возвратного потенциала».

РС-24

В октябре 2009 года появились сообщения о том, что подписание нового договора может быть поставлено под угрозу в связи с тем, что в России началась подготовка к принятию на вооружение МБР РС-24 с разделяющейся головной частью, что противоречило положениям СНВ-I. В марте 2009 года было сообщено (а 13 октября подтверждено), что первый ракетный полк РС-24 будет развёрнут в Тейково 5 декабря — в день окончания срока действия СНВ-I. По состоянию на конец марта 2010 года, каких-либо официальных сообщений о развёртывании подразделений РВСН, вооружённых новыми ракетами, не публиковалось, однако в интервью Ю. С. Соломонова, опубликованном в журнале «Национальная оборона» в апреле 2010 года по поводу развёртывания первого подразделения «Ярсов», говорится:

— Кстати говоря, а решение о запуске в серийное производство МБР РС-24 «Ярс» принято?

— Не просто принято, а первое боевое подразделение «Ярса» поставлено на вооружение в четвёртом квартале прошлого года. Государственные испытания завершены, по их результатам госкомиссия вынесла свой вердикт. Постановлением правительства было предусмотрено изготовление необходимой материальной части в прошлом году. И в 2009-м впервые в истории нашего государства, мы в условиях непростой ситуации в оборонно-промышленном комплексе сумели решить эту сложнейшую научно-техническую и производственно-технологическую задачу — освоение серийного изготовления ракетного комплекса РС-24 «Ярс» и поставку его в Вооружённые Силы РФ.

</div>

— Ю. С. Соломонов, интервью журналу «Национальная оборона», № 4, апрель 2010

Договор СНВ-I запрещает оснащение разделяющимися головными частями уже существующих типов «моноблочных» ракет, тогда как РС-24 является модернизированной ракетой РТ-2ПМ2 «Тополь-М», оборудованной РГЧ вместо одного боевого блока. При этом текст СНВ-I чётко разграничивает понятия «новый тип» и «модернизированная ракета» по ряду параметров, тогда как является ли РС-24 новым типом либо модернизацией РТ-2ПМ2, оставалось неизвестным ввиду засекреченности характеристик первой.

В обнародованном сразу после подписания тексте СНВ-III РС-24 числилась как отдельный от РТ-2ПМ2 (РС-12М2 по кодировке СНВ) тип.

Подписание

24 марта 2010 года было объявлено, что все документы для подписания нового договора готовы и согласованы. Церемонию подписания договора по инициативе США было решено провести в Праге 8 апреля. Ранее к Дмитрию Медведеву с предложением принять церемонию в Киеве обращался президент Украины Виктор Янукович. 26 марта была учреждена Двусторонняя консультативная комиссия (ДКК), которая должна «содействовать осуществлению нового договора». Документ рассчитан на 10 лет.

Церемония подписания состоялась в 12:30 по местному времени (14:30 МСК) 8 апреля в Испанском зале президентского дворца в Праге. После подписания договора и протокола к нему Дмитрий Медведев и Барак Обама дали совместную пресс-конференцию. Тексты Договора на русском и английском языках, Протокола на русском и английском языках, а также заявления Президента РФ по противоракетной обороне были опубликованы на сайтах Президента России и США соответственно. По случаю подписания договора в одном из монетных дворов Чехии была выпущена серия юбилейных медалей (500 золотых и 1000 серебряных).

Ратификация

В день подписания договора президент России Дмитрий Медведев высказал мнение о том, что ратификация СНВ-III парламентами России и США должна пройти синхронно.

В России

28 мая документ был внесён Медведевым для рассмотрения в Государственную Думу. 6 июля в Думе состоялись парламентские слушания по договору, на которых присутствовали представители от МИД и Генштаба. 8 июля Комитеты Госдумы по Обороне и Международным делам рекомендовали палате ратифицировать договор.

Однако 29 октября председатель думского комитета по международным делам Константин Косачев высказался за возвращение документа на комитетские слушания, отметив, что договор никак не ограничивает деятельность США по противоракетной обороне, а также то, что под договор не подпадают баллистические ракеты, не оснащенные ядерными боеголовками. В то же время председатель Совета Федерации Сергей Миронов предложил не торопиться с внесением поправок или голосованием по договору, а следить за ходом обсуждения в американском Сенате.

После ратификации договора американским Сенатом вечером 22 декабря председатель комитета по международным вопросам Совета Федерации Михаил Маргелов и заместитель председателя комитета Госдумы по международным вопросам Леонид Слуцкий высказали мнение, что российский парламент успеет ратифицировать договор до нового года.

24 декабря законопроект (проект федерального закона № 382931-5-ФЗ «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений») о ратификации СНВ-III обсуждался в Государственной Думе. За принятие документа в первом чтении проголосовали 350 депутатов, против — 58, воздержалось- 0, не голосовало 42. В парламентских дебатах принимали участие министр обороны Анатолий Сердюков и министр иностранных дел Сергей Викторович Лавров, которые отвечали на вопросы депутатов. Лавров отметил, что если бы ратификация в американском парламенте не сопровождалась принятием резолюции по договору, в России договор был бы ратифицирован до нового года.

6 января 2011 года было объявлено, что Госдума подготовила 5 поправок (для рассмотрения во втором чтении) и 2 проекта заявления Думы (в третьем чтении). Поправки касаются уточнения взаимосвязи СНВ и противоракетной обороны и условий выхода России из договора. Об этом же говорится в проекте первого заявления. Во втором заявлении содержится обращение парламента к президенту о развитии стратегического ядерного комплекса, аналогичное принятому американским Конгрессом. Поправки и проекты заявлений были составлены депутатами Виктором Заварзиным, Андреем Кокошиным, Анатолием Стародубцевым, а также председателем комитета по международным делам Константином Косачёвым. Кроме того, был составлен проект парламентской резолюции по договору. 15 января состоялось второе чтение законопроекта о ратификации. 349 депутатов голосовали «за», 57 были «против», двое воздержались. В документе был принят ряд заявлений, которые стали фактически ответом Госдумы на резолюцию по договору, принятую Сенатом США в декабре. Особое внимание было уделено вопросу стратегических вооружений в неядерном оснащении.

25 января состоялось третье, заключительное чтение законопроекта о ратификации. На итоговом голосовании он был утвержден 350-ю голосами «за» и 96-ю «против» при одном воздержавшемся. Одновременно с этим депутаты приняли два заявления. Одно из них содержит обращение к руководству России, в котором говорится о необходимости ускорить обновление ядерных сил. Во втором заявлении указана необходимость «отслеживания» строительства ПРО в Европе, а также вывода с континента американских тактических ядерных сил. 26 января законопроект был единогласно ратифицирован в Совете Федерации (137 голосов «за»). 28 января законопроект подписал президент.

В США

13 мая договор был передан для ратификации в Сенат США. В тот же день министр обороны США Роберт Гейтс выступил со специальным разъяснением, что договор не содержит ограничений на развёртывание системы ПРО. 16 сентября Комитет по международным делам Сената США в присутствии министра обороны, председателя ОКНШ и государственного секретаря рассмотрел договор на открытых слушаниях, 14-ю голосами «за» и 4-мя «против» проголосовав за то, чтобы рекомендовать Сенату его ратифицировать.

Ряд экспертов высказывал опасения относительно процесса ратификации договора в американском Сенате в связи с тем, что обсуждение совпало по времени с «промежуточными» парламентскими выборами, на которых Демократической партии Обамы предсказывали возможную утрату парламентского большинства. Действительно, по итогам выборов 2 ноября Демократическая партия потеряла 6 голосов, тогда как Республиканская получила дополнительные 6. Таким образом, демократы не лишились большинства, но оно оказалось минимальным: в 4 голоса (51 против 47), также демократы имеют поддержку двух независимых кандидатов. Конгресс нового (112-го) созыва должен был начать работу 3 января 2011 года. До этого Сенат работал в старом составе (58 демократов и 42 республиканца). Для ратификации необходимо было 67 голосов «за». В этой связи противники договора (в основном республиканцы) старались как минимум затянуть финальное голосование до нового года. Лидер парламентского большинства Гарри Рид заявил, что не отпустит Сенат на новогодние каникулы, если решение по договору не будет принято до их начала.

14 ноября на саммите АТЭС в Иокогаме Барак Обама пообещал Дмитрию Медведеву, что договор будет ратифицирован до конца 2010 года. 2 декабря пять бывших госсекретарей США написали совместную статью в The Washington Post: Генри Киссинджер, Джордж Шульц, Джеймс Бейкер, Лоуренс Иглбергер и Колин Пауэлл выступили в защиту СНВ-III. 15 декабря Сенат проголосовал за начало дебатов по СНВ (66 голосов — «за», 23 — «против» при необходимых 2/3 голосов). К этому времени на различных уровнях в Сенате США слушания по СНВ проводились 18 раз.

Парламентские прения начались 17 декабря. Как и ожидалось, большинство представителей Республиканской партии высказывались против ратификации договора вообще либо в том виде, в котором он существует. Так, сенатор от Вайоминга Джон Баррассо сформулировал позицию противников договора следующим образом: «Россия пытается заставить США выбирать между противоракетной обороной и договором. В таком случае я выбираю противоракетную оборону». Джон Маккейн настаивал на внесении поправок в преамбулу договора касательно взаимосвязи СНВ с противоракетной обороной. За это предложение высказались 37 сенаторов, 59 голосовали «против». 19 декабря попытку повторил сенатор от штата Айдахо Джим Риш: тогда уже 32 проголосовали «за» внесение поправок, 60 — «против». Риш также указал на опасность стратегического паритета с Россией в контексте существенного превосходства России в тактических ядерных вооружениях В последний день дебатов были также внесены на обсуждение и отклонены поправки Джона Инсайна (Невада) о включении в текст резолюции ясного определения российских железнодорожных мобильных пусковых комплексов, Роджера Уикера (Миссисипи) о Двусторонней консультативной комиссии, Джона Кайла об ужесточении режима взаимных инспекций ядерной инфраструктуры и об ограничениях для развертывания морской составляющей стратегических ядерных сил России.

Против договора также агитировали лидер республиканского меньшинства Джон Кайл, Ричард Берр (Северная Каролина), Джефф Сешнс (Алабама), Джон Энсайн (Невада) и другие. Между тем, уже 20 декабря стало известно, что демократам удалось заручиться поддержкой недостающих в Сенате голосов: в частности, республиканец Скотт Браун (Массачусетс) выступил в поддержку договора и заявил о намерении голосовать «за». 21 декабря Сенат проголосовал (67-ю голосами против 28-и) за окончание дебатов и назначил финальное голосование на 22 декабря.

Итоговое голосование состоялось 22 декабря в 14:30 по местному времени (22:30 МСК). Договор был ратифицирован 71-м голосом против 26-и, трое сенаторов отсутствовали. «За» высказались все 56 демократов, два независимых сенатора, а также 13 республиканцев: Ламар Александер (Теннесси), Роберт Беннетт (Юта), Скотт Браун (Массачусетс), Тад Кохран (Миссисипи), Сьюзан Коллинз (Мэн), Роберт Коркер (Теннесси), Джад Грегг (Нью-Хэмпшир), Джонни Айзаксон (Джорджия), Майк Йоханнс (Небраска), Ричард Лугар (Индиана), Лиза Меркауски (Аляска), Олимпия Сноу (Мэн) и Джордж Войнович (Огайо). Все голосовавшие «против» были республиканцами.

С ратификацией Сенат также принял резолюцию, которая не вносит поправок в текст договора или протокола, но описывает отношение Сената к принятому договору. В документе говорится о том, что новый договор не накладывает ограничений на создание систем американской ПРО. К тексту резолюции сенаторы приняли две поправки — относительно обязательств администрации США обеспечить модернизацию ядерного комплекса страны и о необходимости провести с Россией переговоры по вопросам тактических ядерных вооружений. 3 февраля Барак Обама подписал ратификационный документ к договору.

Вступление в силу

5 февраля 2011 года министр иностранных дел России Сергей Лавров и государственный секретарь США Хиллари Клинтон в ходе 47-й Мюнхенской конференции по безопасности обменялись ратификационными грамотами договора, после чего тот формально вступил в силу. Согласно условиям договора, не позднее чем через 45 дней после этого происходит обмен данными по стратегическим вооружениям, через 2 месяца начинается инспекционная деятельность.

Структура

Соглашение представляет собой сам договор, протокол к договору на русском и английском языках и заявление президента Российской Федерации относительно противоракетной обороны.

• Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений
  • Преамбула
  • Статья I — обязательства по договору.
  • Статья II — суммарные предельные уровни стратегических наступательных вооружений.
  • Статья III — порядок засчёта стратегических наступательных вооружений и их полный список.
  • Статья IV — базирование стратегических наступательных вооружений.
  • Статья V — модернизация стратегических наступательных вооружений.
  • Статья VI — переоборудование и ликвидация стратегических наступательных вооружений.
  • Статья VII — огласка сведений по стратегическим наступательным вооружениям.
  • Статья VIII — неясные ситуации.
  • Статья IX — обмен телеметрической информацией.
  • Статья X — контроль за исполнением из космоса.
  • Статья XI — инспекционный контроль.
  • Статья XII — Двусторонняя консультативная комиссия.
  • Статья ХIII — иные международные обязательства сторон.
  • Статья ХIV — срок действия и порядок выхода из договора.
  • Статья XV — поправки к договору.
  • Статья XVI — регистрация договора.
• Протокол к Договору между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений
  • Глава первая — Термины и их определения (стр. 2-14). Даётся определение 90 последовательно пронумерованным терминам в алфавитном порядке, используемым в текстах договора и протокола (в скобках указан номер термина в иноязычной версии).
  • Глава вторая — Категории данных в отношении стратегических наступательных вооружений (стр. 15-71). Определяется порядок оформления данных и их обмена.
  • Глава третья — Процедуры переоборудования или ликвидации стратегических наступательных вооружений (стр. 72-79). Определяется порядок утилизации или переоборудования ракет, пусковых установок, тяжелых бомбардировщиков и подводных лодок.
  • Глава четвёртая — Уведомления (стр. 80-86). Приводится полный список уведомлений относительно данных, касающихся стратегических наступательных вооружений, относительно передвижения стратегических наступательных вооружений, относительно пусков МБР или БРПЛ и обмена телеметрической информацией, относительно переоборудования или ликвидации, относительно инспекционной деятельности и относительно деятельности ДКК.
  • Глава пятая — Инспекционная деятельность (стр. 87-115). Определяются квоты на различные типы инспекционных поездок и порядок их осуществления.
  • Глава шестая — Двусторонняя консультативная комиссия (стр. 116—118). Определяется принцип работы ДКК.
  • Глава седьмая — Телеметрическая информация (стр. 119). Определяется порядок обмена телеметрической информацией по пускам.
  • Глава восьмая — Временное применение (стр. 120—121). Приводится список положений договора, вступивших в силу до его ратификации.
  • Глава девятая — Согласованные заявления (стр. 122—137). Приводятся десять согласованных заявлений сторон относительно ряда особых вопросов.
  • Глава десятая — Заключительные положения (стр. 138).
• Заявление Российской Федерации относительно противоракетной обороны

Условия

Впервые конкретные условия договора были опубликованы 26 марта 2010 года.

Ряд положений договора, перечисленных в главе VIII Протокола к СНВ-III, вступил в силу в момент подписания, то есть до ратификации. Среди них, в частности, пункт второй статьи пятой договора о возможности обсуждения в Двусторонней контрольной комиссии (ДКК) появления новых типов стратегических носителей; статья VIII договора о предупреждении противоположной стороны о повышении уровня боеготовности СЯС и некоторые другие.

Двусторонняя консультативная комиссия

Двусторонняя консультативная комиссия (ДКК) — непостоянный межгосударственный рабочий орган, призванный содействовать осуществлению договора и сохранению его дееспособности. Сессии ДКК созываются на нерегулярной основе по запросу любой из сторон. Повестка дня заседаний комиссии и её работа не придаётся огласке, если только сторонами не согласовано иное. ДКК состоит из представителей, заместителей представителей, членов, советников и экспертов. В составе комиссии по инициативе представителей любой из сторон могут образовываться рабочие группы для обсуждения различных проблем.

Ограничение объёмов СНВ

Договор ограничивает общее число развёрнутых ядерных боезарядов 1550 единицами для обеих сторон. Число развёрнутых межконтинентальных баллистических ракет, развёрнутых баллистических ракет подводных лодок и развёрнутых стратегических бомбардировщиков-ракетоносцев для России и США не будет превышать 700 единиц. Количество развёрнутых и неразвёрнутых пусковых установок МБР, развёрнутых и неразвёрнутых пусковых установок БРПЛ и развёрнутых и неразвёрнутых тяжёлых бомбардировщиков не будет превышать 800 единиц. Таким образом, у сторон есть возможность хранить в неразвёрнутом состоянии ещё 100 носителей. Для расчёта в суммарное предельное количество боезарядов каждый развернутый и неразвёрнутый тяжелый бомбардировщик правилами учёта засчитывается как одна единица, тогда как, например, самолёт Ту-160 способен нести на борту до 12 ядерных крылатых ракет Х-55 дальностью 2500 км. Запрещено развёртывание стратегических наступательных вооружений за пределами национальной территории каждой из сторон.

Вооружения, попадающие под действие договора

Договор распространяется на следующие типы стратегических вооружений:

Россия МБР: РС-12М («Тополь») РС-12М2 («Тополь-М») РС-18 (УР-100Н) РС-20 (Р-36М УТТХ, Р-36М2 «Воевода») РС-24 («Ярс») БРПЛ: РСМ-50 (Р-29Р) РСМ-52 (Р-39) РСМ-54 (Р-29РМ/РМУ2 «Синева») РСМ-56 (Р-30 «Булава») Тяжёлые бомбардировщики: Ту-95МС Ту-160

США МБР: Минитмен-II Минитмен-III Пискипер БРПЛ: Трайдент II Тяжёлые бомбардировщики: B-52G В-52Н В-1В В-2A

Договор также распространяется на все транспортно-пусковые контейнеры (ТПК) и пусковые установки указанных типов МБР и БРПЛ. Договор не распространяется на МБР и БРПЛ, на их ТПК и пусковые установки, а также на тяжёлые бомбардировщики в случаях, если вооружение включено в стационарную экспозицию, используется для обучения личного состава или запуска космических объектов.

Договор не распространяется на боезаряды, находящиеся на долговременном хранении.

Обмен телеметрическими данными

Помимо ограничения количества ядерного оружия договор подразумевает двусторонний обмен телеметрическими данными, полученными в ходе испытательных пусков. Такой обмен производится раз в год не более чем по пяти пускам МБР или БРПЛ.

Инспекции

Инспекционная деятельность является главным инструментом взаимного контроля за исполнением договора. Инспекционная деятельность начинается по истечении двух месяцев после вступления договора в силу. В инспекции могут принимать участие не более 300 человек. Списки инспекторов согласуются в течение одного месяца, после этого инспекторам выдаются двухлетние визы, и инспектируемая сторона уже не может отвести того или иного инспектора. Для каждой стороны устанавливаются два пункта въезда инспекционных групп. Инспекторы, члены инспекционных делегаций и лётных экипажей, а также их самолёты пользуются на территории инспектируемой стороны полной неприкосновенностью.

Предусматриваются два типа инспекций. Инспекции первого типа имеют целью подтвердить достоверность заявленных количеств развёрнутых стратегических наступательных вооружений. Инспекции второго типа позволяют подтвердить достоверность данных о неразвёрнутых, переоборудованных или ликвидированных вооружениях. Такие инспекции проводятся в местах загрузки МБР, местах загрузки БРПЛ, местах складского хранения МБР, БРПЛ и мобильных пусковых установок МБР, местах ремонта МБР, БРПЛ и мобильных пусковых установок МБР, на испытательных полигонах и в местах обучения. В течение года разрешается проводить не более 10 инспекций первого типа и не более 8 инспекций второго типа. Каждая из сторон имеет право проводить в любой данный момент времени не более одной инспекции на чужой территории.

Бомбардировщики B-1B

Действие договора в части авиационной составляющей СЯС США распространяется помимо B-2 и B-52 на самолёты B-1B. Эти бомбардировщики, разработанные в 1970-х годах и предназначавшиеся для нанесения ракетных ударов по СССР, с 1990-х годов проходят постепенное переоборудование для обычных вооружений, и к моменту окончания срока действия СНВ-III США не планируют использовать их как носители ядерного оружия. В связи с этим Договором предусмотрено исключение B-1B из расчёта и прекращение действия Договора в отношении этих самолётов, как только последний из них будет переоборудован.

Противоракетная оборона

Договор прямо не налагает чётких ограничений на развитие систем ПРО в Европе, однако из статьи XIV договора и одностороннего заявления Президента России, являющегося неотъемлемой частью договора, следует, что «качественное и количественное наращивание возможностей систем ПРО США» попадает в категорию «исключительных обстоятельств, ставящих под угрозу высшие интересы Российской Федерации», и является основанием для выхода России из договора.

Мнения

В России

Президент России Дмитрий Медведев после подписания заявил, что подписание договора «упрочило не только безопасность России и США, но и безопасность всего мирового сообщества». Также, по мнению президента, «договор может действовать и быть жизнеспособным только в условиях, когда нет качественного и количественного наращивания возможностей системы ПРО США».

Начальник Генштаба ВС России генерал армии Николай Макаров считает, что «достигнутые в СНВ-III договоренности снимают взаимные озабоченности и полностью отвечают интересам безопасности России».

Заместитель начальника Главного оперативного управления Генштаба генерал-майор Сергей Орлов отмечает: «Договор не накладывает никаких ограничений на развитие и совершенствование российской ядерной группировки. Количественные параметры, зафиксированные в данном договоре, по нашим расчетам, позволяют Вооружённым силам России обеспечить в полном объеме стратегическое сдерживание в мирное время и поражение ядерных объектов противника с гарантированной вероятностью — в военное».

По мнению главы комитета СФ по международным делам Михаила Маргелова, СНВ-III позволит России сэкономить «миллиарды долларов на переоснащении существующих средств доставки, не тормозя при этом модернизацию вооружений».

Председатель ЦК КПРФ Геннадий Зюганов считает, что ядерное оружие — «это последний довод, который есть у России, и любое сокращение потенциала бьет, прежде всего, по нашей безопасности».

По мнению лидера ЛДПР Владимира Жириновского, договор существенно ослабляет военную мощь России. Он также заявил, что вся фракция ЛДПР в Думе проголосует против ратификации договора.

Президент Академии геополитических проблем Леонид Ивашов позитивно оценил подписанный договор: «Россия не поддалась давлению американцев и заключила выгодный для себя договор. Во-первых, нам удалось сбросить с себя „контролирующие оковы“, когда американцы зорко следили не только за производством наших баллистических ракет, например, на том же Воткинском заводе, но и даже отслеживали маршруты передвижения мобильных ракетных комплексов. Теперь, по условиям договора, этого не будет» (в соответствии с Договором СНВ-I стороны имели право отслеживать выпуск новых МБР друг друга, на Воткинском заводе до 2009 года работала миссия американских наблюдателей (Votkinsk Portal Monitoring Facility). Аналогичная миссия России в США прекратила работу в США в 2001 году, в связи с прекращением партнером производства ракет).

В США

Президент США Барак Обама назвал новый договор СНВ «самым всеобъемлющим за последние два десятилетия соглашением по контролю над вооружениями. Новый российско-американский договор по СНВ означает важную веху в отношениях между двумя странами и в обеспечении безопасности во всем мире».

Глава Объединённого комитета начальников штабов, адмирал Майкл Маллен назвал договор по СНВ «очень значимым договором, результатом которого в случае его ратификации станет сокращение количества ядерного оружия», и отметил, что «очень поддерживает договор в том виде, в котором он был создан».

По мнению одного из кандидатов-республиканцев на президентских выборах 2008 года и бывшего губернатора Массачусетса Митта Ромни подписание СНВ-III является «величайшей ошибкой Обамы». По его словам «Договор не распространяется на российские мобильные МБР и пусковые установки, которые перемещаются по железной дороге», что, впрочем, не соответствует действительности, поскольку все ПГРК на вооружении РВСН (РТ-2ПМ и РТ-2ПМ2) попадают под действие договора (Ст. III, п. 8, подп. a-ii), а все БЖРК были утилизированы в 2003—2007 годах. Позиция Ромни была в числе прочего раскритикована демократом Джоном Керри (также кандидатом на президентских выборах в 2004 году).

Американское общественное мнение выступило в поддержку договора. По данным CNN за ратификацию СНВ-III высказались 73 % американцев, 24 % — против.

Критика

Высокоточное оружие

По мнению некоторых комментаторов, в частности, президента «Академии геополитических проблем» генерал-полковника Ивашова, Договор СНВ-III «губителен для России», поскольку он игнорирует превосходство США в обычном, в том числе высокоточном вооружении, которым можно было бы нейтрализовать стратегические силы России (стоит отметить, что это мнение было высказано ещё до подписания и публикации текста договора). Критики этой позиции указывают на новую военную доктрину России, которая в этом случае предполагает нанесение ответного удара ядерными средствами.

Стратегическое неядерное оружие

В исследовании Центра по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ утверждается, что условия СНВ-III делают возможным развертывание МБР в неядерном оснащении без каких-либо ограничений. В частности, пусковая установка на незащищённой позиции не попадает ни в категорию развёрнутых, ни в категорию неразвёрнутых, и потому такие ПУ не попадают под установленный потолок. Если в таких ПУ будут находиться МБР, то такие МБР будут считаться как неразвёрнутые, а потому ни количество МБР в незащищённых ПУ, ни количество боеголовок на них не подлежат ограничению.

В резолюции, принятой Государственной Думой России при ратификации договора во втором чтении, указывается, что развёртывание стратегических наступательных вооружений в обычном оснащении, в случае если решение об этом не было пропущено через Двустороннюю консультативную комиссию, является исключительным условиям для выхода России из договора.

Участие третьих ядерных держав

Договор подвергается критике за свой двусторонний характер, который не позволяет контролировать арсеналы третьих стран (помимо России и США ядерным оружием обладают ещё 7 государств, в том числе две страны НАТО).

Как отметил во время парламентских слушаний первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Александр Бурутин, система двусторонних соглашений по разоружению себя практически исчерпала, и предположил, что в ближайшее десятилетие начнётся работа по первому многостороннему договору об СНВ.

Особую опасность представляет проблема британского ядерного арсенала, который с 1962 года включен в американскую систему ядерного планирования. На вооружении Великобритании стоят четыре атомных подводных лодки типа «Вэнгард» вооружённые ракетами «Трайдент-2» американского производства. Каждая британская подлодка может нести по 16 ракет. Их подлётное время до жизненно важных объектов на территории РФ значительно меньше, чем американских. Кроме того, США снабдили свои ракеты «Трайдент-2» системой быстрого перенацеливания. А под эту систему могут попасть и британские ракеты, что даст возможность США использовать их по собственному усмотрению. Теоретически США могут развивать военные программы совместно с Британией и обходить лимиты СНВ-III. В июле и октябре 2010 г. российская сторона пыталась включить этот вопрос в повестку переговоров в рамках Евроатлантической инициативы безопасности. Однако Госдепартамент США сослался на независимый характер британского ядерного потенциала.

Значение

Рядом экспертов неоднократно отмечалось, что договор для России в отличие от США является скорее договором о наращивании СНВ, а не об их сокращении. Так, на момент вступления договора в силу Россия уже не нарушала порога по носителям, установленного договором: 611 единиц против предельных 700; и превышала лишь по боезарядам: 2679 (1911 по новым правилам) единиц против предельных 1550. Предположительно, Россия сможет нарастить СНВ до установленных договором показателей лишь к 2018 году. Также, Министерство обороны не планирует проводить сокращения войсковых частей на основании договора.

Тем не менее, указывалось и на то, что вступление договора в силу снимет часть бремени с военного бюджета и позволит экономить «миллиарды долларов». При этом расходы военного бюджета по пункту «Ядерно-оружейный комплекс» неизменно повышаются: в 2010 году на эти цели было выделено 18,8 млрд рублей, в 2011 — 26,9 млрд (для сравнения, больше чем расходная часть бюджета Екатеринбурга годом ранее), в 2012 планируется выделить 27,5 млрд, а в 2013 — 30,3 млрд рублей.

Результаты

Согласно договору между Россией и США происходит обмен данными о состоянии ядерных арсеналов. По информации государственного департамента США на 1 марта 2013 года вооружённые силы США имели 766 единицы развернутых стратегических наступательных вооружений, включая межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), баллистические ракеты на подводных лодках (БРПЛ) и тяжёлые бомбардировщики; против 499 — развернутых в России.

При подсчете ядерных зарядов выясняется, что США обладают 1654 ядерными боеголовками на различных носителях против 1480 — у России.

Всего у США в настоящее время имеется 930 развернутых и неразвернутых единиц стратегических наступательных вооружений против 816 — у России.

См. также

• Отношения России и США
• СНВ-I
• СНВ-II
• Ядерное разоружение
• Быстрый глобальный удар

Ссылки

Документы

• [www.america.gov/st/peacesec-russian/2009/July/20090708173111xjsnommis0.8078577.html?CP.rss=true Текст «Совместного понимания по вопросу о дальнейших сокращениях и ограничениях стратегических наступательных вооружений» (рамочный документ)]
• [news.kremlin.ru/ref_notes/512 Текст СНВ-III (рус.)]
• [news.kremlin.ru/media/events/files/41d2ef6d0dc8b2e65fc5.pdf Текст Протокола к СНВ-III (рус.)]
• [www.state.gov/documents/organization/140035.pdf Текст СНВ-III (англ.)]
• [www.state.gov/documents/organization/140047.pdf Текст Протокола к СНВ-III (англ.)]
• [news.kremlin.ru/ref_notes/511 Текст заявления Президента России относительно противоракетной обороны]
• [asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/(ViewDoc)?OpenAgent&work/dz.nsf/ByID&357E37F58FDC0E7AC325775A0036EAA5 Заключение Комитета Государственной Думы по обороне]
• [asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/(ViewDoc)?OpenAgent&work/dz.nsf/ByID&72383C4ADE35F640C3257802006153E0 Заключение Комитета Государственной Думы по международным делам]

Прочее

• [www.rian.ru/infografika/20100408/219459535.html РИА Новости. Инфографика. Новый договор по СНВ.]
• [www.armscontrol.ru/start/rus/ Центр по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии при МФТИ]

Отрывок, характеризующий СНВ-III

«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.