СУ-100-Y

Су-100-Y в бронетанковом музее в Кубинке
СУ-100-Y
Классификация	САУ
Боевая масса, т	64
Экипаж, чел.	6
История
Производитель	Ижорский завод и Кировский завод
Годы производства	1940
Годы эксплуатации	1940—1945
Количество выпущенных, шт.	1
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	10900
Ширина корпуса, мм	3400
Высота, мм	3290
Бронирование
Тип брони	стальная катаная
Лоб корпуса, мм/град.	60
Борт корпуса, мм/град.	60
Корма корпуса, мм/град.	60
Днище, мм	20-30
Крыша корпуса, мм	20
Лоб башни, мм/град.	60
Вооружение
Калибр и марка пушки	130-мм корабельная пушка Б-13-IIс
Тип пушки	корабельная
Длина ствола, калибров	55
Боекомплект пушки	30
Углы ВН, град.	45°
Дальность стрельбы, км	25,5
Пулемёты	3 × ДТ-29
Подвижность
Тип двигателя	карбюраторный, 12-цилиндровый, V-образный, 4-тактный, жидкостного охлаждения ГАМ-34БТ (ГАМ-34)
Мощность двигателя, л. с.	890
Скорость по шоссе, км/ч	32
Скорость по пересечённой местности, км/ч	12
Запас хода по шоссе, км	120
Запас хода по пересечённой местности, км	60
Тип подвески	торсионная
Удельное давление на грунт, кг/см²	0,75
Преодолеваемый подъём, град.	42
Преодолеваемая стенка, м	1,3
Преодолеваемый ров, м	4
Преодолеваемый брод, м	1,25

СУ-100-Y (читается как СУ-сто-игрек) — экспериментальная советская тяжёлая самоходная артиллерийская установка, построенная на базе опытного тяжёлого танка Т-100. Была выпущена в 1940 году в единственном экземпляре. Эпизодически применялась в ходе битвы за Москву зимой 1941—1942 годов.

История создания

С самого начала «Зимней» советско-финской войны Красная Армия остро ощутила потребность в специальных бронированных инженерных машинах, поэтому в середине декабря 1939 года Военный Совет Северо-Западного фронта обязал завод №185 создать инженерный танк с противоснарядным бронированием на базе Т-100. Эта машина предполагалась для выполнения инженерных задач: наводка моста, перевозка саперов и взрывчатки, эвакуация поврежденных танков с поля боя и тому подобных задач.

Однако в ходе проектирования КБ завода получило от начальника АБТУ РККА Д. Павлова задание на «постановку 152-мм пушки или другой подходящей с большими начальными скоростями на базу Т-100» для борьбы с дотами и другими фортификационными сооружениями. В связи с этим директор завода №185 Н. Барыков обратился в Военный Совет Северо-Западного фронта с просьбой изменить решение фронта. Просьба была удовлетворена, и уже 8 января 1940 года чертежи корпуса Т-100-Х (Т-сто-икс, такое название получила машина) были переданы на Ижорский завод.

Т-100-Х отличался от Т-100 установкой вместо башен бронированной рубки клиновидной формы со 130-мм морской пушкой Б-13. Подвеска машины предполагалась торсионной, её изготовление поручили Кировскому заводу, имевшему опыт в этой области. В ходе изготовления бронедеталей для ускорения общей сборки машины форма рубки была изменена на более простую. Новая самоходная установка получила индекс СУ-100-Y (игрек), хотя в некоторых источниках она фигурирует как T-100-Y. Бронекорпус СУ-100-Y поступил с Ижорского завода 24 февраля, а 1 марта началась сборка машины. Уже 14 марта готовая самоходка совершила свой первый выезд.

Технические характеристики

Самоходная артиллерийская установка СУ-100-Y имела, образно говоря, «морские» корни. Её «сердцем» являлся двигатель ГАМ-34 мощностью 890 л.с., ранее устанавливавшийся на торпедных катерах-глиссерах. Основное вооружение машины составляла морская 130-мм пушка Б-13-IIс, которая, благодаря превосходной баллистике, использовалась для оснащения крейсеров и береговых батарей. Особенностью орудия был ствол длиной 55 калибров, обеспечивающий снаряду начальную скорость свыше 800 м/с, поэтому даже при угле подъёма около 30° удавалось достигнуть дальности стрельбы около 20 км. Пушка также имела высокую скорострельность — 10-12 выстрелов в минуту. Также снаряд Б-13IIc имел 2,5 кг взрывчатки. Для сравнения, у 122-мм Д-25Т снаряд имеет 160 г взрывчатого вещества.

Шасси артиллерийской установки было полностью заимствовано у танка Т-100. Просторная, полностью закрытая боевая рубка высотой в человеческий рост сваривалась из бронелистов толщиной 60 мм, представлявших эффективную защиту даже от огня полевой артиллерии противника. Боекомплект самоходки включал 30 выстрелов раздельного заряжания, что повлияло на численность экипажа, в состав которого входили два заряжающих. В качестве оборонительного вооружения предусматривались 3 пулемета ДТ калибра 7,62 мм. Мощный двигатель позволял тяжелой машине передвигаться по шоссе со скоростью 32 км/ч, однако на пересеченной местности эта скорость уменьшалась вдвое.

Служба и боевое применение

В конце марта СУ-100-Y прибыла в Карелию, однако война к этому времени уже закончилась, и испытать СУ-100-Y в боевой обстановке не удалось. Однако самоходка всё же была испытана на остатках оборонительных линий финнов, уничтожая ДОТы обстрелом с больших дистанций по настильной траектории. Основными недостатками CY-100-Y были признаны большая масса и значительные размеры, затруднявшие транспортировку машины по железной дороге.

Что касается самого Т-100, то ещё в ходе Советско-финской войны была предпринята попытка модернизировать его путём усиления вооружения. В январе 1940 года заместитель наркома обороны командарм 1-го ранга Г. Кулик дал указание «усилить вооружение Т-100 установкой на него 152-мм гаубицы М-10 для борьбы с надолбами». К середине марта 1940 года была изготовлена новая башня с 152-мм гаубицей М-10. Её предполагалось установить вместо имевшейся на Т-100 башни с 76-мм пушкой Л-11. Машина с такой артсистемой получила индекс Т-100-Z, однако башня не была установлена на танк в связи с принятием на вооружение КВ-1 и КВ-2. АБТУ прекратило все работы по дальнейшему совершенствованию Т-100.

В связи с прекращением работ дальнейшая судьба СУ-100-Y была предрешена. Самоходная установка была передана в Кубинку летом 1940 года. С началом войны САУ не эвакуировалась, а в ноябре 1941 года во время обороны Москвы СУ-100-Y вместе со 152-мм опытными САУ СУ-14 и СУ-14-1 вошла в состав самоходного артиллерийского дивизиона особого назначения. В ходе обороны Москвы они обстреливали с закрытых позиций в районе станции Кубинка немецкие войска. Однако точных сведений о боевом применении СУ-100-Y обнаружить не удалось до сих пор.

В отличие от Т-100, следы которого затерялись, СУ-100-Y сохранилась до наших дней и находится в Военно-историческом музее бронетанкового вооружения и техники в подмосковной Кубинке.

В массовой культуре

В игровой индустрии

• СУ-100-Y представлена в популярной компьютерной игре «World of Tanks», выпущенной белорусской компанией Wargaming.net, как премиальная советская ПТ-САУ 6 уровня.
• Также СУ-100-Y представлена в компьютерной онлайн стратегии «В Окопе», как советская артиллерия, получить её можно проходя операцию «Эльбрус»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).
• СУ-100-Y представлена в компьютерной игре «War Thunder» от российской компании Gaijin Entertainment, как премиумная советская САУ 3 ранга.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).
• СУ-100-Y представлена в компьютерных играх «Блицкриг 2», Блицкриг 3 от российской компании Nival Interactive

Ссылки

• [www.battlefield.ru/su100y.html Описание и фотографии СУ-100Y на сайте BATTLEFIELD.RU]
• [www.museum-tank.ru/IIwar/pages2/su100u.html Краткие характеристики и фотография СУ-100Y]
• [zw-observer.narod.ru/books/cannon/self-propelled_artillery_SU_100Y.html Тактико-технические данные СУ-100Y]
• [bronetehnika.narod.ru/su100y/su100y.html История САУ СУ-100Y]

Отрывок, характеризующий СУ-100-Y

Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.