СУ-4

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

СУ-4 во время испытаний, 1934 год.
СУ-4 (СПК)
Классификация

Самоходное безоткатное орудие

Боевая масса, т

1,5

Компоновочная схема

переднемоторная, заднеприводная

Экипаж, чел.

4

История
Производитель

Годы производства

19341937

Годы эксплуатации

19341941

Количество выпущенных, шт.

23

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

4600

Ширина корпуса, мм

1630

Высота, мм

2210

Колея, мм

2620+860

Бронирование
Тип брони

частичное бронирование

Лоб корпуса, мм/град.

Борт корпуса, мм/град.

Корма корпуса, мм/град.

Днище, мм

Щиток орудия, мм/град.

6 мм[1]

Вооружение
Калибр и марка пушки

76-мм батальонная пушка образца 1934 года (БПК)

Тип пушки

безоткатное орудие

Углы ГН, град.

360°

Пулемёты

1 × 7,62-мм ДТ в укладке[1]

Подвижность
Тип двигателя
Мощность двигателя, л. с.

40

Скорость по шоссе, км/ч

63,2

Запас хода по шоссе, км

230[2]

Запас хода по пересечённой местности, км

190[2]

Удельная мощность, л. с./т

15,26

Колёсная формула

6×4

Тип подвески

зависимая, на листовых рессорах

Преодолеваемый подъём, град.

30°[3]

Преодолеваемый ров, м

4[2]

СУ-4, известная также как СПК (самоходная пушка Курчевского) — советское самоходное безоткатное орудие, созданное в межвоенный период.

Боевая машина состояла на вооружении РККА, была выпущена малой серией в 23 экземпляра.





История создания

В 1934 году на заводе «Гудок Октября» был создан опытный образец трехосного легкового автомобиля повышенной проходимости на базе ГАЗ-АГАЗ-ТК (трехосный Курчевского); машина, разработанная годом ранее в СКБ Л. В. Курчевского, была спроектирована прежде всего в качестве самоходного шасси для 76-мм батальонной пушки БПК (батальонная пушка Курчевского). В 1934—1935 годах было выпущено 247 машин, из которых 23 были переоборудованы в самоходные артиллерийские установки с БПК, получившие обозначение СУ-4, а остальные предназначались для службы в качестве штабных машин[1][3][2][4].

Описание конструкции

СУ-4 имела капотную переднемоторную, заднеприводную автомобильную компоновку с расположением моторного отделения в передней, отделения управления в средней и боевого отделения в задней части корпуса. Экипаж машины составлял из четырёх человек[1][2][4]: водителя, командира, и двух человек расчёта орудия. Места для орудийного расчёта находились за кабиной, там же размещались зарядные ящики и бензобак[3].

Кузов машины — типа «пикап», открытый с поднимающимся верхом[3][2][4]. Бронирование корпуса отсутствовало, лишь орудие машины было защищено броневым щитком толщиной 6 мм[1].

Вооружение

Основное вооружение машины состояло из динамореактивной 76-мм батальонной пушки образца 1934 года (БПК), установленной в грузовой платформе на тумбовой установке, обеспечивавшей круговое горизонтальное наведение и возможность стрельбы как с машины, так и с грунта[1][3][2][4].

Для защиты от атак вражеской пехоты был предусмотрен 7,62-мм танковый пулемёт ДТ, перевозившийся в укладке[1][3].

Двигатель и трансмиссия

Двигатель — серийный ГАЗ-А. Трансмиссия — механическая, с трёхступенчатой[2] механической коробкой переключения передач. Конические шестерни главной передачи с передаточным числом 4,44 для получения необходимых тяговых качеств при имеющемся двигателе были заменены на шестерни от ГАЗ-АА, имевшие передаточное число 6,66; при этом типовая ведомая шестерня ГАЗ-АА не умещалась в картере ГАЗ-А, и её пришлось делать тоньше[4].

Ходовая часть

Рама машины представляла собой типовую раму ГАЗ-А, удлинённую для установки дополнительного моста на 930 мм путём наложения сзади лонжеронов передней части аналогичной рамы[2].

Подвеска машины — зависимая на полуэллиптических листовых рессорах.

Ходовая часть машины — колёсная, с колёсной формулой 6 × 4[1][2]; все колёса — односкатные. В нишах передних крыльев и за кабиной размещались по два запасных колёса[3]. Для увеличения проходимости машина оснащалась быстросъёмными гусеничными лентами «Оверолл», перевозившимися на задних крыльях[3][4].

Электрооборудование

Электрооборудование машины было типовым, позаимствованным от ГАЗ-А[2].

Служба и боевое применение

Организационная структура

СУ-4 предназначались для вооружения разведывательных батальонов стрелковых и танковых дивизий[1].

Боевое применение

О боевом применении СУ-4 известно крайне мало.

Несколько машин во время советско-финской войны действовали в составе разведывательных батальонов стрелковых дивизий[1].

В начальный период Великой Отечественной войны 6 машин использовались разведывательным батальоном 43-й танковой дивизии РККА. Кроме того, 6 экземпляров СУ-4 находились на вооружении 9-го механизированного корпуса, и как минимум одна — в составе 44-й стрелковой дивизии[1].

Трофейные машины

По крайней мере одна машина, находившаяся в расположении 44-й стрелковой дивизии, была захвачена в 1941 году германскими войсками. Информация о техническом состоянии и дальнейшей судьбе трофея отсутствует[1].

Оценка

Шасси

Шасси СУ-4, ГАЗ-ТК, представляло собой результат создания в короткие сроки максимально дешёвого автомобиля повышенной проходимости путём установки дополнительной третьей оси и ряда других изменений, оказавшийся весьма неудачным: машина вышла крайне ненадёжной и отличалась низкой ремонтопригодностью. В документах УММ РККА об этом говорилось следующее:

Типовая рама от ГАЗ-А для обеспечения монтажа заднего моста увеличена на 930 мм путём наложения на неё в задней части сверху рамы лонжеронов передней части той же рамы ГАЗ-А. Эти накладные лонжероны прикреплены к основной раме болтами и заклепками. Двигатель, главное сцепление, коробка перемены передач, передний мост [182] и колеса поставлены от ГАЗ-А. Карданный вал заднего моста — типовой, ведущая и коронная шестерни специальной заготовки.

В дифференциал среднего моста введена 2-я ведущая шестерня, находящаяся в зацеплении с коронной шестерней среднего дифференциала, которая и передает крутящий момент через второй карданный вал на второй задний мост. Карданный вал от среднего моста к заднему — специальный, с типовым шарнирным соединением от ГАЗ-АА. Ведущая и коронная шестерни в заднем мосту такие же, как в среднем. Картер дифференциала и кожух кардана — специальной заготовки. В остальном задний мост ничем не отличается от среднего. Подвеска рессоры заднего моста осуществляется путём крепления усиленной рессоры непосредственно к траверсе. Траверса имеет шарнирное соединение с лонжеронами рамы, допускающее горизонтальное перемещение рессоры вместе с задним мостом. Бензобак — один, специальный, емкостью 78 л. Электрооборудование — типовое, от ГАЗ-А... Таким образом, изготовление шасси ТК связано: а). с поделкой новой рамы, состоящей из двух рам ГАЗ-А; б). со значительными изменениями конструкции заднего моста, в который введено 27 штук новых деталей; в). поделкой нового среднего моста, скомпонованного из 23 штук новых деталей и деталей автомобиля ГАЗ; г). изменением передних и задних рессор, их подвески.

То есть шасси ТК не может быть изготовлено из типовых деталей и агрегатов ГАЗ-А и ГАЗ-АА и требует изготовления большого количества новых отливок, поковок и т. д.

Однако, несмотря на многочисленные недостатки, машина имела и существенное достоинство — её проходимость была значительно выше, чем у ГАЗ-А.[2]

Боевые качества

В. С. Архипов, в 1941 году служивший командиром разведывательного батальона 43-й танковой дивизии, в своей книге «Время танковых атак» положительно отзывается о боевой эффективности СУ-4[сн 1]:

Особенно эффективно работали гаубичный дивизион и пушки РПД. Снаряд этой пушки свободно прошивал даже лобовую броню немецких средних танков, не говоря уже о легких Т-1 и Т-2.[1]

Напишите отзыв о статье "СУ-4"

Примечания

Сноски

  1. В книге машины фигурируют как «пушки РПД на вращающихся тумбах, смонтированные на платформах грузовиков»

Источники

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [www.aviarmor.net/tww2/tanks/ussr/su-4.htm СУ-4]. Энциклопедия авиации и бронетанковой техники Aviarmor. Проверено 3 апреля 2011. [www.webcitation.org/69TSBgDuL Архивировано из первоисточника 27 июля 2012].
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Коломиец, 2007, с. 181—188.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 Кочнев Е. Д. ГАЗ-ТК // Автомобили Красной Армии 1918—1945 / Евгений Кочнев. — М.: Яуза, Эксмо, 2009. — С. 183—185. — 544 с. — (Война моторов). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-36762-7..
  4. 1 2 3 4 5 6 [www.avtomash.ru/katalog/histori/muzei_a/1932/1932-6.html Автомобили повышенной проходимости]. История отечественного автомобилестроения. 1932-1940 годы. Avtomash.ru. Проверено 3 апреля 2011. [www.webcitation.org/67ZenWOoI Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Литература

  • Коломиец М. В. Броня на колёсах. История советского бронеавтомобиля 1925—1945 гг. — М.: Яуза, Стратегия КМ, Эксмо, 2007. — 384 с. — (Советские танки). — 6000 экз. — ISBN 978-5-699-21870-7.
  • Кочнев Е. Д. Автомобили Красной Армии 1918—1945 / Евгений Кочнев. — М.: Яуза, Эксмо, 2009. — 544 с. — (Война моторов). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-36762-7..

Ссылки

  • [www.avtomash.ru/katalog/histori/muzei_a/1932/1932-6.html Автомобили повышенной проходимости]. История отечественного автомобилестроения. 1932-1940 годы. Avtomash.ru. Проверено 3 апреля 2011. [www.webcitation.org/67ZenWOoI Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  • [www.aviarmor.net/TWW2/tanks/ussr/su-4.htm СУ-4](недоступная ссылка — история). Энциклопедия авиации и бронетанковой техники Aviarmor. Проверено 3 апреля 2011. [www.webcitation.org/1343408196119417 Архивировано из первоисточника 27 июля 2012].

Отрывок, характеризующий СУ-4

На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.