СУ-5

СУ-5-1
СУ-5
Классификация	самоходная артиллерийская установка
Боевая масса, т	10,5
Компоновочная схема	Т-26
Экипаж, чел.	5
История
Разработчик	КБ завода № 185
Производитель	завод № 174 имени Ворошилова
Годы разработки	1933—1934
Годы производства	1936—1938
Годы эксплуатации	1938—1941
Количество выпущенных, шт.	33
Основные операторы	СССР СССР
Размеры
Длина корпуса, мм	4840
Ширина корпуса, мм	2440
Высота, мм	2560
Клиренс, мм	380
Бронирование
Лоб корпуса, мм/град.	15
Борт корпуса, мм/град.	10
Корма корпуса, мм/град.	10
Днище, мм	6
Крыша корпуса, мм	6
Щиток орудия, мм/град.	15
Вооружение
Калибр и марка пушки	122-мм гаубица 1910/30
Тип пушки	гаубица
Боекомплект пушки	8 выстрелов
Прицелы	телескопический прицел и панорама Герца
Подвижность
Тип двигателя	Т-26, карбюраторный
Мощность двигателя, л. с.	90
Скорость по шоссе, км/ч	30
Запас хода по шоссе, км	170
Преодолеваемый подъём, град.	32°
Преодолеваемая стенка, м	0,9
Преодолеваемый ров, м	2,5
Преодолеваемый брод, м	0,8
СУ-5 на Викискладе?

СУ-5 — советская лёгкая самоходная артиллерийская установка (САУ) класса самоходных гаубиц, созданная на базе танка Т-26.

Являлась разработкой так называемого «малого триплекса», оптимизацией компоновки САУ, моделей СУ-5-1, СУ-5-2, СУ-5-3.

История

5 августа 1933 года было принято постановление РВС СССР «Система артвооружения РККА на вторую пятилетку», в котором предусматривалось создание «малого триплекса» (трёх типов артиллерийских орудий, установленных на единое шасси). Во исполнение этого решения, весной 1934 года Ленинградский завод опытного машиностроения № 185 имени С. М. Кирова начал разрабатывать самоходное артиллерийское орудие СУ-5 на шасси танка Т-26.

К осени 1934 года конструкторское бюро завода под руководством П. Н. Сячинтова изготовило три самоходно-артиллерийских установки: СУ-5-1, СУ-5-2 и СУ-5-3 — различавшихся, в основном, вооружением. Заводские испытания всех трёх машин прошли с 1 октября до 29 декабря 1934 года.

Производство серийных СУ-5-2 было начато в 1936 году, и к лету 1936 года были выпущены десять машин, две из которых отправили на испытания в войсках. В 1937 году производство СУ-5-2 было прекращено и дальнейшие работы по программе «малый триплекс» были остановлены.

Варианты и модификации

• СУ-5-1 — вариант с 76-мм орудием обр. 1902/30 гг. Боекомплект — 8 снарядов. Поскольку по результатам испытаний были выявлены преимущества АТ-1, СУ-5-1 не приняли на вооружение.
• СУ-5-2 — вариант с 122-мм гаубицей обр. 1910/30 гг. Боекомплект — 4 снаряда и 6 зарядов. СУ-5-2 выпускались малой серией, всего был выпущен 31 экземпляр.
• СУ-5-3 — вариант с 152-мм мортирой обр. 1931 г., изготовлен один опытный образец, который успешно прошёл заводские испытания в конце 1934 года и даже участвовал в параде на Красной площади. В 1935 году от серийного производства СУ-5-3 было решено отказаться, поскольку шасси танка Т-26 оказалось недостаточно прочным для нормальной эксплуатации орудия столь значительного калибра.

Эксплуатация и боевое применение

Летом 1938 года пять СУ-5-2 применялись РККА во время боевых действий у озера Хасан. Хотя боевое применение СУ-5-2 из состава 2-й механизированной бригады РККА в боях у озера Хасан было непродолжительным, в документах военного командования отмечено, что самоходные орудия «оказали большую поддержку пехоте и танкам».

В сентябре 1939 года одна батарея СУ-5 (из состава 32-й танковой бригады РККА) принимала участие в походе в Польшу, машины прошли маршем 320 км, но в боевых действиях участия не принимали.

На 1 июня 1941 года в Красной армии числилось 28 машин этого типа (11 — на Дальневосточном фронте, 9 — в Киевском Особом военном округе и 8 — в Западном Особом военном округе), из них 16 являлись исправными. Ещё 2 серийные машины находились на артиллерийских полигонах, а все три прототипа — в музее в Кубинке.

В дальнейшем, после начала Великой Отечественной войны самоходки СУ-5 участвовали в боях лета 1941 года.

Ссылки

• [aviarmor.net/tww2/tanks/ussr/su-5.htm СУ-5. Триплекс дивизионной артиллерии]

Отрывок, характеризующий СУ-5

– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.