Ленинградская средняя художественная школа

Санкт-Петербургский государственный академический художественный лицей имени Б. В. Иогансона Российской Академии художеств (СХШ)
Прежние названия	Средняя художественная школа
Год основания	1934
Ректор	Л. Н. Кириллова
Расположение	Россия Россия, Санкт-Петербург Санкт-Петербург
Юридический адрес	190000, Санкт-Петербург, Детская ул., д. 17 корп. 1

К:Учебные заведения, основанные в 1934 году

Ленингра́дская сре́дняя худо́жественная шко́ла (ныне Санкт-Петербургский государственный академический художественный лицей им. Б. В. Иогансона Российской Академии художеств) — первое в стране детское среднее специальное художественное учебное заведение. В настоящее время является учреждением среднего (полного) общего образования с художественным направлением при 12-летнем обучении.

Основание школы и довоенный период

Начальная школа рисования при В. А. Х. (Всероссийской Академии Художеств) была создана 10 февраля 1934 г. Деятельное участие в создании школы принимал С. М. Киров, секретарь ЦК ВКП(б), возглавлявший в этот период партийную организацию Ленинграда. В 1934 году Киров посетил смотр детского творчества в помещении Дома художественного воспитания детей и вскоре после этого им было принято решение о создании «Начальной школы рисования» при Всероссийской Академии художеств. С 1 марта 1934 года Начальная школа рисования стала называться «Школой юных дарований» при В. А. Х.

Школа юных дарований была вечерним учреждением, дети проходили курс обучения, не отрываясь от занятий в обычной школе; никаких общеобразовательных дисциплин в школьную программу не включалось. Уроки проходили три раза в неделю, начинаясь в три часа дня. В школе учились дети в возрасте от 12 до 17 лет; в 1934 г. в школу поступило 70 учеников, и ещё 36 учеников были приняты на конкурсной основе. Преимущественно, в школе обучались дети из семей рабочих, военных, крестьян, а также дети-сироты. Школа являлась первой ступенью начального художественного образования.. Учащимся назначались стипендии в размере 40 рублей в месяц, а особо талантливым ученикам поощрительные стипендии по 100 рублей.. Продолжительность обучения в школе составляла четыре года.

Программа художественных дисциплин утверждалась Академией художеств, в их число входили рисунок, лепка с живой натуры, беседы по истории искусств. Главным моментом обучения было рисование с натуры и рисование по представлению различными способами. Живопись (натюрморты) почти не преподавалась, занятий композицией в программе не было. Завершением каждого учебного года были входившие в программу обучения отчётные выставки.

1 октября 1936 года Комитет по делам искусств при Совнаркоме СССР своим распоряжением преобразовал школу в «Среднюю художественную школу-одиннадцатилетку (СХШ» с подчинением Комитету по делам искусств при СНК СССР. Приказом по Всероссийской Академии художеств от 29 ноября 1936 года была проведена реорганизация «Школы юных дарований» в дневную «Среднюю художественную школу» (СХШ при В. А. Х.) с переводом в последнюю всех учеников. Школа стала дневной с общеобразовательным курсом в объёме десятилетки. В школу набирались преподаватели самой высокой категории, среди них были партийные и беспартийные преподаватели, что отмечалось особо, а также преподаватели разных национальностей. Работу школы в этот период организовывал преподаватель Иван Никанорович Ефимов.

Школа располагалась на третьем этаже исторического здания Академии художеств на Университетской набережной, дом 17. Два первых этажа здания и прочие помещения занимал Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры.

«Отличие СХШ от других художественных школ зависело прежде всего от того, что наша школа находилась в институте. Дети, хотя учились в школе, но чувствовали себя студентами..ходили на защиту дипломов.. я помню и защиту Мыльникова, и защиту Мальцева, то есть ныне известных художников..там выступил Игорь Эммануилович Грабарь, то есть выходили люди, известные уже в начале 20 века.»

— В. Г. Траугот

При СХШ был организован интернат для иногородних и нуждающихся учеников, приезжавших на обучение из разных городов, областей и республик: Донбасса, Тулы, Ростова-на-Дону, Киришей, Урицка, Можайска, Пушкина, Свердловской области, Северной Осетии, Армении. На 1 июня 1936 года в СХШ числилось 109 учеников в возрасте от 12 до 20 лет.

Весь преподавательский состав состоял из числа преподавателей Академии художеств. В основу образования в СХШ было положено семилетнее обучение по программе средней художественной школы, а в части общеобразовательных дисциплин — по программе 10-летней средней школы. Основной целью и задачами школы были получение учащимися профессионально художественного образования и среднего общего образования в объёме школы-десятилетки, а также подготовка к поступлению в художественные вузы на факультеты живописи, скульптуры, архитектуры и искусствоведения.

Первый выпуск школа произвела в 1939 году. Большинство выпускников поступило в Академию художеств.

Военное время

После начала Великой Отечественной войны и до февраля 1942 года СХШ оставалась в Ленинграде. Не все ученики пережили первую блокадную зиму, но и в этих условиях школа не прекратила своей деятельности. Была проведена выставка «Ленинград в борьбе», воспитанники школы участвовали в возведении оборонительных укреплений, дежурили в отрядах МПВО, помогали в упаковке ценностей Эрмитажа, библиотеки Академии Художеств. Учащиеся школы провели зиму 1941—1942 гг. в интернате, расположенном на Литейном дворе Академии Художеств. На 1 октября 1941 года в СХШ числилось 189 учащихся вместе с подготовительным отделением в возрасте от 11 до 24 лет.

В феврале 1942 года СХШ вместе с Академией Художеств была эвакуирована в Самарканд, где учебный процесс продолжился. Старшеклассники участвовали в строительстве гидроэлектростанции и железной дороги, в уборке урожая, в массовой наглядной агитации. Преподавательскую работу в Самарканде вели профессор Л. Ф. Овсянников, доценты А. Д. Зайцев, С. В. Приселков, В. А. Горб (директор школы в 1943-1947 годах) и другие. Среди вновь зачисленных 1 октября 1942 года учеников СХШ в период эвакуации в Самарканде был известный в будущем скульптор Э. И. Неизвестный. В самые тяжёлые месяцы войны 1942-1943 годов некоторые из воспитанников СХШ были призваны в Красную Армию, в их числе были Л. В. Кабачек, С. Н. Спицын и другие. В 1944 году в Ленинграде погиб при артобстреле первый директор школы К. М. Лепилов.

В январе 1944 года Академия Художеств и СХШ были переведены в Загорск, а в июне 1944 года вернулись из эвакуации в Ленинград. На 20 августа 1944 года в СХШ числилось 53 ученика.

Послевоенное время

С 23 сентября 1947 года СХШ вошла в число учреждений Академии Художеств СССР.

Директорами СХШ в разное время были: с 1936 г. по 1942 г. К. М. Лепилов, с 1942 по 1947 г. — В. А. Горб, с 16 июня 1947 года — Н. И. Андрецов, с 9 июля 1952 года — А. П. Кузнецов, с 15 февраля 1960 г. — К. К. Иванов, с 13 сентября 1982 года — В. И. Стеценко, затем — М. Г. Некрасов; с 26 августа 1988 года — Л. Н. Кириллова, Заслуженный художник Российской Федерации, действительный член Российской Академии художеств, член Санкт-Петербургского Союза художников.

В сентябре 1971 года СХШ приступила к работе в новом отдельном здании, расположенном на Васильевском острове по адресу: улица Детская, дом 17, кор. 1. На конец 1972 года в СХШ числилось 359 учеников. Ежегодный приём в это время составлял 40 человек. Из числа выпускников от 50 % до 80 % продолжали обучение в ЛИЖСА им. И. Е. Репина.

30 августа 1973 года Ленинградской Средней Художественной школе было присвоено имя известного советского художника и педагога Бориса Владимировича Иогансона.

1 декабря 1992 года СХШ была преобразована в Санкт-Петербургский государственный академический художественный лицей им. Б. В. Иогансона при институте им. И. Е. Репина.

Воспитанники школы

Выпускниками СХШ предвоенных и первых послевоенных лет стали известные в будущем советские и российские художники и скульпторы, Народные художники СССР и РСФСР, Герои социалистического труда, академики и вице-президенты Академии художеств, лауреаты государственных премий, авторы широко известных произведений. Среди них М. К. Аникушин, И. С. Глазунов, А. Г. Ерёмин, В. Ф. Загонек, М. А. Канеев, А. П. Левитин, Ю. Н. Тулин, Ю. С. Подляский, Л. В. Кабачек, Е. П. Антипова, 3. П. Аршакуни, Я. И. Крестовский, В. К. Тетерин, В. Г. Траугот, В. И. Тюленев и многие другие. В 1960-1980 годы выпускники СХШ составили ядро профессорско-преподавательского состава института им. И. Е. Репина.

Среди выпускников Средней Художественной школы за годы её существования были также:

• Абрамов Николай Алексеевич
• Александрова, Елизавета Николаевна
• Белов Юрий Владимирович
• Бройдо Ирина Георгиевна
• Бучкин Дмитрий Петрович
• Сергей Владимирович Бакин
• Веселова Нина Леонидовна
• Ветрогонский, Владимир Александрович
• Выржиковский Эдвард Яковлевич
• Грушко Абрам Борисович
• Еремин Алексей Григорьевич
• Канеев Михаил Александрович
• Карклин Рудольф Францевич
• Кипарисов Пётр Гаврилович
• Ковенчук Георгий Васильевич
• Козловская Марина Андреевна
• Копытцева Майя Кузьминична
• Костенко Елена Михайловна
• Левитин Анатолий Павлович
• Левченко Ярослав Юрьевич
• Ломакин Олег Леонидович
• Любимова Вера Александровна
• Мальцев Евгений Демьянович
• Обозненко Дмитрий Георгиевич
• Позднеев Николай Матвеевич
• Претро, Коринна Германовна
• Раздрогин Игорь Александрович
• Саксон Владимир Станиславович
• Спицын Сергей Николаевич
• Столбов Александр Сергеевич
• Шварц Шолом Аронович

и многие другие художники и педагоги.

В послевоенные годы в СХШ также учились, но по разным причинам оставили учёбу или были отчислены и не закончили курса художники А. Г. Траугот, М. В. Войцеховский, М. М. Шемякин, А. Д. Арефьев, В. Н. Шагин, Д. В. Шагин. В. В. Громов, О. Е. Григорьев и некоторые другие, чьи имена в дальнейшем были связаны главным образом с ленинградским андеграундом.

Педагоги

В разные годы в Средней Художественной школе преподавали известные художники и педагоги, среди них были:

• Абугов Семён Львович (1877—1950)
• Андреев Иван Иванович (1915—1993)
• Андрецов Николай Ильич (1909—1992)
• Анисович Владислав Леопольдович (1908—1969)
• Богаевская Ольга Борисовна (1915—2000)
• Горб Владимир Александрович (1903—1988)
• Горб Татьяна Владимировна (р. 1935)
• Ефимов, Иван Никанорович
• Зайцев Александр Дмитриевич (1903—1982)
• Иванов Константин Кириллович (род. в 1938)
• Кириллова Лариса Николаевна (род. 1943)
• Ключанова Екатерина Степановна
• Козелл Михаил Георгиевич (1911—1993)
• Копнина Татьяна Владимировна (1921—2009)
• Коровяков Александр Петрович (1912—1993)
• Кузнецов, Алексей Петрович
• Лепилов Константин Михайлович (1879—1944)
• Можаев Алексей Васильевич (1918—1994)
• Монахова Валентина Васильевна (р. 1932)
• Натаревич Михаил Давидович (1907—1979)
• Невельштейн Самуил Григорьевич (1903—1983)
• Острова Лидия Александровна (род. 1914)
• Починков, Александр Александрович(1877—1955)
• Присёлков Сергей Васильевич)
• Рысина Галина Васильевна
• Соколов Василий Васильевич (род. 1915)
• Трошичев Александр Александрович (1908—1984)
• Шолохов Леонид Сергеевич

Библиография

• Е. Львов. Таланты одной школы. Смена, 1940, 28 февраля.
• Митрохина, Л. Н., Кириллова, Л. Н. История создания Средней художественной школы.//Петербургские искусствоведческие тетради. Вып. 16. СПб, 2009. С. 48—69.
• В. Г. Траугот.(Воспоминания о СХШ.) // Герои ленинградской культуры 1950—1980. СПб. : ЦВЗ Манеж, 2005. С. 174—176.

См. также

• Московский академический художественный лицей
• Ленинградский Союз художников
• Список живописцев Ленинградского Союза художников

Ссылки

[www.artlicei.ru/undoc.php?id=history/history.dat История Санкт-Петербургского государственного академического художественного лицея имени Б. В. Иогансона Российской Академии художеств]

Отрывок, характеризующий Ленинградская средняя художественная школа

За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.