США в 1950-х годах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

США в 1950-х годах переживали экономический подъем. В обществе развилось потребительство. Во время Корейской войны и в начале холодной войны политический климат в стране стал более консервативным. Страх перед коммунизмом привел к распространению антикоммунизма, выражавшегося в политической жизни в виде маккартизма. В 1952 г. президентом был избран герой Второй мировой войны Дуайт Эйзенхауэр. С запуском в 1957 г. первого советского искусственного спутника Земли холодная война перешла в новую фазу и началась космическая гонка.





Холодная война

Холодная война (1945-91 гг.) была периодом длительного глобального противостояния между СССР и его союзниками с одной стороны и западным миром во главе с США — с другой. Она выражалась в экономической конкуренции, гонке вооружений, политических и даже локальных военных конфликтах, в которых вооруженные силы главных противников официально никогда не сталкивались между собой, но они составляли враждебные военные коалиции, шпионили друг за другом, поддерживали опосредованные войны, пропагандистские кампании друг против друга и конкурировали в технологической сфере, в особенности в космической гонке.

Корейская война

Война в Корее в 1950 г. началась как гражданская война между коммунистической Северной и Южной Кореей. Она продолжалась до 1953 г. США, действуя от имени ООН, пытались отразить наступление из Северной Кореи. В Америке эта война была чрезвычайно непопулярна, и памятник её ветеранам был поставлен лишь в 1990-х годах[1].

Два корейских государства образовались после освобождения Кореи от японских войск по итогам Второй мировой войны в результате разделения Кореи между советскими и американскими войсками.

Когда северокорейские войска заняли Сеул, американские войска под командованием генерала Макартура 15 сентября 1950 г. высадились в районе города Инчхон. Через несколько дней армия Северной Кореи была разгромлена, а Сеул освобожден. Затем американцы двинулись на север, но в ноябре в Корею вошли китайские войска, поддержавшие Северную Корею и опрокинувшие американское наступление. Макартур спланировал широкомасштабное вторжение в Китай, но президент Трумэн не поддержал эти планы. Макартур был отозван, и его место командующего занял генерал Мэтью Риджуэй. После этого война была локализована и в течение последующих двух лет велась как позиционная до тех пор, пока не начались мирные переговоры.

Война стоила жизни 33 742 американским солдатам, ещё 92 134 было ранено и 80 000 попало в плен или пропало без вести. Потери корейцев и китайцев составили около 1-1,4 миллиона человек убитыми и ранеными, 140 000 оказались в плену или безвестно пропали.

Суэцкий кризис

Суэцкий кризис разразился в 1956 г. и вылился в войну на территории Египта из-за того, что президент Египта Гамаль Абдель Насер принял решение о национализации Суэцкого канала, ранее находившегося под международным контролем.

Американский президент Дуайт Эйзенхауэр считал, что США должны усиливать собственное влияние на Ближнем Востоке, а для этого Америке было важно поддерживать хорошие отношения с Саудовской Аравией и всем арабским миром. Попытки Великобритании и США создать здесь военный блок наподобие НАТО провалились, в то время как Насер обладал большим влиянием в Движении неприсоединения, что ограничивало ранее сильное британское влияние в регионе. В мае 1956 г. Насер официально признал Китайскую Народную Республику, в то время как администрация США и в особенности госсекретарь Джон Фостер Даллес поддерживали враждебное ей правительство Тайваня[2]. Пытаясь оказать нажим на Насера, США прекратили финансовую помощь в строительстве Асуанской плотины. Тогда Насер национализировал Суэцкий канал и приказал египетской армии взять его под свой контроль, а держателям акций Компании Суэцкого канала выплатить их стоимость по рыночному курсу на день национализации[3]. Великобритания слишком сильно зависела от Суэцкого канала, но, не добившись от США согласия на его совместную оккупацию, заключила секретное соглашение с Францией и Израилем[4].

В результате введения на Суэцкий полуостров войск Великобритании, Франции и Израиля египетская армия потерпела поражение, но вмешательство СССР и США, объединившихся против интервенции, привело к выводу войск и возвращению канала под египетский контроль. Суэцкий кризис стал поворотным пунктом в истории европейского колониализма, за которым последовал распад колониальных империй, в особенности Британской.

Латинская Америка

Латинская Америка традиционно была регионом, находившимся под контролем США. Но в 1950-х годах противостояние США с СССР привело здесь к дестабилизации проамериканских режимов. В 1952 г. Центральное разведывательное управление было вынуждено организовать заговор с целью свержения законного правительства Гватемалы (Операция PBSUCCESS). В 1957 г. был свергнут военный режим в Венесуэле, а в Республики Гаити к власти пришёл Франсуа Дювалье, позже провозгласивший себя пожизненным президентом. В 1959 г. Фидель Кастро сверг режим Батисты на Кубе и установил коммунистическое правление (см. Кубинская революция). Жесткая оппозиция ему со стороны США в начале 1960-х годов спровоцировала Карибский кризис.

Внутренняя политика

Политика Конгресса

В начале 1950-х годов деятельность двух сенатских комитетов привлекали особо пристальное внимание американцев. Первый возглавлял сенатор Истес Кефовер, он расследовал связь между американской организованной преступностью и коррупцией в органах власти всех уровней. Впервые в своей истории гражданам США преступность и коррупция были представлены как единая тайная империя, пронизывающая всю их страну[5].

Второй комитет возглавлял сенатор Джозеф Маккарти. Он инициировал деятельность Конгресса, направленную против коммунистов и сочувствующих коммунистическим идеям, позже получившую название маккартизм. Деятельность сенатора Маккарти началась с составления широко известного Чёрного списка Голливуда, в который был включен ряд кинозвезд и сценаристов. Далее к антикоммунистическим расследованиям подключилось Федеральное бюро расследований, которое под руководством Эдгара Гувера искало следы подрывной деятельности коммунистов в правительстве, частной индустрии, средствах массовой информации и разрушило частную жизнь множества ни чем невиновных американцев. Чёрные списки были составлены в ряде отраслей экономики, так же как и в кинематографии здесь по подозрению в сочувствии коммунистам многие люди лишились работы и подверглись преследованиям. Юлиус и Этель Розенберги представляют собой наиболее известный пример таких преследований. Они были обвинены в передаче секретной информации о ядерном оружии Советскому Союзу, в шпионаже и 19 июня 1953 г. казнены[6].

Ещё один сравнительно менее известный подкомитет Сената США занимался расследованием влияния комиксов на американскую молодёжь. Начиная с 1948 г. американские дети вынуждены были избавляться от своих коллекций комиксов, их критиковали в средствах массовой информации, для комиксов ввели специальные правила и законы, которые в несколько модифицированном виде многие редакции соблюдают до сих пор. Многие серии комиксов прекратили в ту эпоху своё существование, другие подверглись жесткой цензуре.

Движение за гражданские права

Одним из поворотных пунктов в движении афроамериканцев против практиковавшейся в то время в США расовой сегрегации был судебный процесс Браун против Совета по образованию 1954 г. Он закончился решением Верховного суда о признании раздельного обучения белых и чернокожих школьников противоречащим Конституции. Тем не менее, в ряде штатов расисты пытались воспрепятствовать проведению в жизнь решения Верховного суда. В 1957 г. в городке Литл-Рок из-за этого состоялись массовые беспорядки, потребовавшие введения туда войсковых частей.

Ключевыми фигурами развернувшегося после этого движения за гражданские права чернокожих стали Роза Паркс, Малкольм Икс и Мартин Лютер Кинг.

Напишите отзыв о статье "США в 1950-х годах"

Литература и искусство

Изобразительное искусство

Абстрактный экспрессионизм считается первым исконно американским течением в изобразительном искусстве, которое завоевало всемирное признание. Благодаря ему Нью-Йорк стал одним из центров мирового искусства наряду с Парижем. Абстрактный экспрессионизм сочетает эмоциональную интенсивность немецкого экспрессионизма и эстетику европейских школ абстракционизма, таких как футуризм, баухаус и кубизм. Одним из ярких представителей этого течения является Джексон Поллок.

Живопись цветового поля и живопись жёстких контуров очень близки к абстрактному экспрессионизму и наряду с некоторыми другими течениями образуют второе поколение абстрактных экспрессионистов Америки. Как ответ на эти направления в искусстве возник американский поп-арт.

Литература

Жесткие сексуальные табу в американской массовой культуре эпохи 1950-х годов отразились в литературе, и многие писатели того времени практиковали самоцензуру[7]. В противовес консервативным настроениям сформировалась литература бит-поколения, не укладывавшаяся в представления о границах дозволенного. Битники были молодёжной субкультурой, бунтовавшей против социальных норм и порицаемой старшим поколением. Они стали предшественниками движения хиппи и других контркультур, сложившихся в следующем десятилетии. Название битники было предложено в 1948 г. одним из видных представителей одноимённого литературного течения Джеком Керуаком[8]. Самый знаменитый его роман называется «В дороге». Другими заметным авторами среди битников были Уильям Берроуз с его романом «Голый завтрак» и Аллен Гинзберг, наиболее известным сочинением которого является поэма «Вопль».

Американская литература 1950-х годов известна также как эпоха звезд научной фантастики, таких как Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн, Рэй Брэдбери, Теодор Старджон, Альфред ван Вогт. Среди других известных американских авторов и литературных сочинений 1950-х годов:

Музыка

Американская популярная музыка и кантри 1950-х годов представлены такими известными исполнителями как Фрэнк Синатра, Тони Беннетт, Фрэнки Лэйн, Патти Пейдж, Хэнк Уильямс, Пэтси Клайн, Джуди Гарленд, Перри Комо, Бинг Кросби, Дин Мартин, Розмари Клуни, Джин Отри, Эдди Фишер, Перл Бэйли, Джим Ривз, Тереза Брюэр, Дина Шор, Сэмми Дэвис, Чет Аткинс, Гай Митчелл, Нэт Кинг Коул, а также вокальными группами The Ink Spots, The Chordettes, The Jordanaires, The Ames Brothers.

Выдающиеся американские джазовые исполнители в 1950-х годах выступали в жанрах бибоп, хард-боп, кул-джаз, блюз. Ими были Лестер Янг, Бен Уэбстер, Чарли Паркер, Диззи Гиллеспи, Майлс Дейвис, Джон Колтрейн, Телониус Монк, Чарльз Мингус, Арт Тэйтум, Билл Эванс, Джил Эванс, Джерри Маллигэн, Кэннонболл Эддерли, Стэн Гетц, Чет Бейкер, Дейв Брубек, Арт Блэйки, Макс Роуч, Элла Фицджеральд, Рэй Чарльз, Сара Вон, Нина Симон, Билли Холидей.

Рок-н-ролл появился в 1950-х годах как молодёжная музыка. Его выдающимися исполнителями были Элвис Пресли, Сэм Кук, Джеки Уилсон, Джин Винсент, Чак Берри, Фэтс Домино, Литл Ричард, Джеймс Браун, Би Би Кинг, Мадди Уотерс, Хаулин Вулф, Джон Ли Хукер, Бо Диддли, Бадди Холли, Бобби Дарин, Ричи Валенс, Дуэйн Эдди, Эдди Кокран, Бренда Ли, Конни Фрэнсис, Джонни Мэтис, Пэт Бун, Рики Нельсон. С появлением на сцене Элвиса Пресли родилось особое направление рок-н-ролла рокабилли, который кроме Пресли исполняли также Билл Хейли, Джерри Ли Льюис, дуэт The Everly Brothers, Карл Перкинс, Джонни Кэш, Марти Роббинс. Ещё одним популярным музыкальным течением 1950-х годов был ду-воп, который исполняли The Platters, The Coasters, The Drifters и другие группы.

Популярный певец Гарри Белафонте выступал в стиле калипсо. Группа The Kingston Trio представляла американскую народную музыку. Особый неповторимый стиль создал певец и телезвезда 1950-х годов Перри Комо.

Театр

Самым популярным театральным жанром Америки в 1950-х годах были мюзиклы. Среди наиболее известных Юг Тихого океана, Король и я, Звуки музыки, Моя прекрасная леди, Парни и куколки, Чудесный город, Кисмет, Пижамная игра, Вестсайдская история.

В драматическом театре с большим успехом шла пьеса Долгий день уходит в ночь Юджина О’Нила. Среди других видных американских драматургов той эпохи Артур Миллер, Теннесси Уильямс, Томас Стернз Элиот.

Кино

С ростом популярности телевидения в доходах кинематографа наметился спад. Ответом Голливуда стало появление новых способов подачи кинофильмов, например, стереокинематограф, и высокобюджетных жанров в кино, таких как пеплум, фильмы на исторические темы. Среди них были Деметрий и гладиаторы, Десять заповедей, Бен-Гур, Клеопатра, Подвиги Геракла. К последнему почти сразу был выпущен малобюджетный сиквел со Стивом Ривзом в главной роли.

Общая паранойя вокруг холодной войны, ядерного оружия и космических полетов породила жанр кинофантастики. Под марсианами и прочими космическими пришельцами, как правило, понимали коммунистов, иностранную идеологию и иные угрозы для американской демократии и образа жизни[9]. Среди наиболее популярных фантастических кинофильмов были Вторжение похитителей тел, День, когда остановилась Земля, Они!, Машина времени, Оно пришло из далёкого космоса, Тварь из Чёрной Лагуны, Нечто из иного мира, Земля против летающих тарелок, Запретная планета, Когда миры столкнутся. Участие знаменитой кинозвезды Жа Жа Габор привнесло в фантастические фильмы сексуальность. Кроме американской кинофантастики в США были также популярны кинофильмы японской киностудии Toho, такие как Годзилла (1954 г.), Годзилла снова нападает (1955 г.), Родан (1956 г.), Великий монстр Варан (1958 г.).

Когда ужасы и невзгоды Второй мировой войны немного забылись, на первый план выступили мечты домохозяек из пригорода, типичный стереотип американской мелодрамы 1950-х годов. Особенно популярны были кинофильмы режиссёра Дугласа Сирка, такие как Всё, что дозволено небесами (1955 г.). В начале XXI века на его темы были поставлены новые популярные фильмы, действие которых происходит в 1950-х годах: Вдали от рая (2002 г.) и Часы (2002 г.).

Для детской и юношеской аудитории были созданы такие известные кинофильмы, как Дикарь с Марлоном Брандо, Школьные джунгли, Я был подростком-оборотнем и культовые фильмы с участием Джеймса Дина Бунтарь без причины и К востоку от рая. В эту эпоху молодёжными кумирами стали также Сандра Ди, Дороти Макгуайр, Ричард Эган, Стив Маккуин. Кинокомпания Walt Disney Pictures в этот период выпустила знаменитые мультфильмы Золушка, Алиса в Стране чудес, Питер Пэн, Леди и Бродяга, Спящая красавица.

По-прежнему чрезвычайно популярными оставались музыкальные фильмы, многие из которых были экранизациями популярных театральных пьес. В 1950-х на экран вышли Оклахома!, Люби меня нежно с Элвисом Пресли, Высшее общество, Американец в Париже, Поющие под дождём, Театральный фургон, Семь невест для семерых братьев, Жижи, Забавная мордашка.

Знаменитые кинозвезды в эту эпоху снимались в фильмах, которые ныне считаются классическими, такие как Бульвар Сансет (Глория Свенсон, Уильям Холден), Всё о Еве (Бетт Дэвис), Головокружение (Джеймс Стюарт, Ким Новак), В джазе только девушки (Мэрилин Монро, Тони Кёртис, Джек Леммон), Ровно в полдень (Гэри Купер, Грейс Келли), Искатели (Джон Уэйн), К северу через северо-запад (Кэри Грант), Жажда жизни (Кирк Дуглас, Энтони Куинн), Римские каникулы (Грегори Пек, Одри Хепбёрн), Мост через реку Квай (Алек Гиннесс), Поющие под дождём (Джин Келли, Дональд О’Коннор), Бен-Гур (Чарлтон Хестон), фильм, который (наряду с Титаником, 1997 г. и Властелином колец, 2003 г.) стал рекордсменом по сбору премий Киноакадемии. Многие американские кинозвезды применяли в своей работе систему Станиславского. Среди них Монтгомери Клифт, Марлон Брандо, Джеймс Дин, Пол Ньюман. Внешний вид молодёжного кумира 1950-х Марлона Брандо в таких фильмах как В порту, Дикарь и Трамвай «Желание» значительно повлиял на американскую моду, в которую вошли майки и мотоциклы.

Комиксы

Во время Второй мировой войны и сразу после неё аудитория комиксов в США росла. Хотя к началу 1950-х золотой век комиксов был уже позади, им предстояло ещё пережить свой серебряный век. Комиксы с супергероями постепенно уступали место жанрам хоррор, детектив, романтик, вестерн, научной фантастике. Особой популярностью пользовались Байки из склепа, известная серия комиксов в жанре хоррор. Новое возрождение переживали и юмористические комиксы. В 1950-х появились также сказочные комиксы. Но и супергерои, такие как Бэтмен, по-прежнему пользовались спросом у любителей комиксов.

Телевидение

Массовые продажи телевизоров в США начались в 1950-х годах, когда ими обзавелось около 77 % домохозяйств[10]. Телешоу быстро завоевали популярность аудитории. Среди них успехом пользовались антологии о мировых звездах театра, таких как Марго Фонтейн в балете Чайковского Спящая красавица и Хелен Хейз в бродвейских постановках с участием популярных артистов Хьюма Кронина и Джессики Тэнди. Популярной антологией для молодых артистов стал Телевизионный театр Крафта.

Жанр ситком представлял в романтическом виде образ жизни американского среднего класса. Комедийный сериал Я люблю Люси этого периода завоевал премию Эмми, а исполнительница главной роли Люсиль Болл — прозвище «Королевы комедии». Вечерами понедельника, когда показывали этот сериал, улицы американских городов пустели, а магазины закрывались раньше обычного. В жанре ситком прославились и известные американские артисты Аманда Блейк, Джеймс Гарнер, Арт Карни. Комедийные актёры и музыканты нередко устраивали собственные телешоу. Среди них были Боб Хоуп, Эбботт и Костелло, Граучо Маркс, Дина Шор, Перри Комо, Эдди Фишер, Нэт Кинг Коул, Дин Мартин, Фрэнк Синатра. Большой популярностью пользовалось Шоу Эда Салливана, регулярно выходившее на экран в течение всего десятилетия и в 1960-х годах.

Лицом американского телевидения 1950-х годов были музыкальные программы. Первую оперу для телевидения написал Джанкарло Менотти, она была впервые поставлена 24 декабря 1951 г. в студии нью-йоркской NBC и после этого транслировалась в прямом эфире в каждый рождественский сочельник до середины 1960-х годов и потом ещё несколько лет в записи. В 1955 г. был впервые снят оригинальный бродвейский мюзикл «Питер Пэн» с Мэри Мартин в главной роли. В 1956 г. на телевидении впервые появился Элвис Пресли. В том же году впервые вышел в эфир музыкальный фильм Волшебник страны Оз c Джуди Гарленд. В 1957 г. в прямом эфире транслировалась постановка «Золушки» с Джули Эндрюс и в программах о рок-н-ролле дебютировал популярный телеведущий Дик Кларк.

Вестерн на телевидении сразу стал одним из главных элементов. Начиная с 1949 г., телевестерны снимали сотнями, как специально для телевещания, так и показывая фильмы, снятые для киноэкрана, в том числе в участием таких звезд как Джин Отри и Джон Уэйн. Детские телепередачи включали сериалы о животных (в том числе популярный сериал о собаке Лесси), научно-фантастические сериалы о супермэнах, выходивший с 1950-х годов и до конца столетия Клуб Микки Мауса, антологии сказок. Популярные телеигры, существовавшие с 1950-х годов на американском экране, впоследствии стали прототипами аналогичных игр на российском телевидении, таких как Угадай мелодию и Цена удачи (американские Name That Tune и The Price is Right).

На новостных программах этой эпохи выступали влиятельные телеведущие Эдвард Мэроу и Уолтер Кронкайт. В 1950-х родился жанр ток-шоу. Телезрители могли в прямом эфире наблюдать коронацию Елизаветы II и процедуру вручения премий Оскар и Эмми. Кроме обычных новостей Уолтер Кронкайт вел «исторические новости», освещая памятные даты, такие как подписание Декларации независимости, которые сопровождались театрализованными постановками, иллюстрирующими важные исторические события.

Примечания

  1. Dunar, Andrew J. (2006) America in the 50’s. Syracuse,New York: Syracuse University Press
  2. Kissinger, Henry (1994). Diplomacy. p. 529, Simon & Schuster. ISBN 0-671-51099-1
  3. BBC On This Day, [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/july/26/newsid_2701000/2701603.stm 1956: Egypt seizes Suez Canal]
  4. [users.ox.ac.uk/~ssfc0005/The%20Protocol%20of%20Sevres%201956%20Anatomy%20of%20a%20War%20Plot.html Avi Shlaim, The Protocol of Sèvres,1956: Anatomy of a War Plot] Published in International Affairs, 73:3 (1997), 509—530
  5. [www.pbs.org/wgbh/amex/lasvegas/peopleevents/p_kefauver.html American Experience | Las Vegas: An Unconventional History | People & Events | PBS]
  6. [www.usatoday.com/news/nation/2003-06-17-rosenbergs_x.htm «50 years later, Rosenberg execution is still fresh». Associated Press in USA Today. 2003-06-17.] Retrieved July 17, 2009
  7. Пинчон, Томас (1984) Slow Learner, pp.6-7
  8. [www.litkicks.com/BeatGen/ Literary Kicks : The Beat Generation]. Проверено 20 апреля 2009. [www.webcitation.org/5gWo0gFDl Архивировано из первоисточника 4 мая 2009].
  9. В английском языке словом alien (пришелец) обозначают не только пришельцев из космоса, но и любых иностранцев, не имеющих гражданства страны пребывания.
  10. www.tvhistory.tv/Annual_TV_Households_50-78.JPG

Отрывок, характеризующий США в 1950-х годах

– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.