Сааведра, Гильермо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сааведра Гильермо»)
Перейти к: навигация, поиск
Гильермо Сааведра
Общая информация
Полное имя Гильермо Сааведра Тапия
Прозвище Памятник (исп. Monumento)
Родился 5 ноября 1903(1903-11-05)
Ранкагуа, Чили
Умер 12 мая 1957(1957-05-12) (53 года)
Гражданство Чили
Рост 172 см
Вес 73 кг
Позиция полузащитник
Карьера
Клубная карьера*
1926—1928 Ранкагуа ? (?)
1928—? Коло-Коло ? (?)
Национальная сборная**
1926—1930 Чили 9 (1)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Гилье́рмо Сааве́дра (исп. Guillermo Saavedra; 5 ноября 1903, Ранкагуа, Чили12 мая 1957, Чили) — чилийский футболист, полузащитник, участник Олимпийских игр 1928 года и чемпионата мира 1930 года.



Биография

Гильермо Сааведра выступал на позиции полузащитника за чилийский клуб «Коло-Коло».

Дебютировал в сборной Чили на чемпионате Южной Америки 1926 (провёл 4 матча, забил 1 гол), также играл на Олимпийских играх 1928. Под руководством тренера Дьёрдя Орта участвовал в чемпионате мира 1930 года в Уругвае[1].

Итого: 9 матчей / 1 гол; 5 побед, 1 ничья, 3 поражения.

Напишите отзыв о статье "Сааведра, Гильермо"

Примечания

  1. [www.solofutbol.cl/seleccion%20chilena/jugadores%20seleccion%20chilena%20S/saavedra,%20guillermo.html Гильермо Сааведра: статистика матчей за сборную]

Ссылки

  • [fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=57265 Статистика на сайте FIFA(англ.)
  • [www.worldfootball.net/spieler_profil/guillermo-saavedra/ Профиль на сайте Worldfootball.net]
  • [www.ceroacero.es/jogador.php?id=20769&epoca_id=0/?edicao_id=35 Профиль на сайте Ceroacero]


Отрывок, характеризующий Сааведра, Гильермо

Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.