Саадия Гаон
| Саадия Гаон | |
| סעדיה בן יוסף פיומי | |
| Имя при рождении: |
Саадия бен Йосеф |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Направление: |
рационалистическая средневековая философия, еврейская философия |
| Период: | |
| Основные интересы: | |
| Значительные идеи: |
совместимость науки и религии |
| Испытавшие влияние: | |
Саа́дия Гао́н (ивр. סעדיה בן יוסף, Са‘адия бен Иосеф; араб. سعيد بن يوسف الفيومي, Саид; 882, Дилас, оазис Файюм[1] (Египет (в составе Арабского Халифата)) — 942, Багдад) — крупнейший галахический авторитет эпохи гаонов, основоположник раввинистической литературы и еврейской рационалистической философии, языковед и поэт.
Биография
Уже в молодости приобрёл обширные познания в области раввинской письменности и в светских науках, особенно в философии.
В 928 году избран гаоном (главой еврейской академии) в Суре (Вавилон). Эта академия, вместе с академией в Пумбедите бывшая средоточием еврейской учёности в Вавилоне, к тому времени несколько пришла в упадок; благодаря новому гаону значение её вновь поднялось и в ней начали преподавать, кроме богословских наук, также и светские — философию и другие. Через некоторое время Саадия был смещён благодаря интригам тогдашнего экзиларха (светского главы вавилонских евреев) Давида бен-Заккаи, но через несколько лет был вновь утверждён в звании гаона.
Саадия стремился к тому, чтобы примирить противоположные направления в иудаизме и в то же время опровергнуть противоречащие религии мнения: он боролся против различных сектантов и старался согласовать иудаизм с тогдашней философской мыслью.
Важнейшее его сочинение, религиозно-философский труд «Эмунот ве-Деот» (написан в 933 году, арабский оригинал под заглавием «Китаб аль аманат валь-и' тикадат» — «Книга о верованиях и религиозных мнениях»; переведённая на еврейский язык Иудой ибн Тиббоном в 1160 году), является первым систематическим изложением религиозной философии; Саадия опровергает мнение, что вера несовместна с разумом и наукой. Сочинение Саадии имело большое влияние на позднейшее процветание философской литературы арабско-испанских евреев и послужило образцом для ряда сочинений по религиозной философии у евреев и у христиан; оно выдержало множество изданий и переведено на немецкий язык Фюрстом (Лейпциг, 1845).
Другой выдающийся труд Саадии — арабский перевод Библии и обширный комментарий к ней, в котором он опровергает превратные толкования библейского текста, разъясняет смысл многих мест Библии, заключающих, по его мнению, указания на разные научные истины, и оправдывает свой перевод филологически.
Кроме того, он писал сочинения по экзегетике, грамматике, талмудическому законоведению, календарно-астрономическим вопросам, комментировал древние книги, привёл в порядок весь цикл литургических произведений, к которым добавил свои синагогальные песни; его сочинение по грамматике, лексикографии и поэзии еврейского языка под заглавием «Сефер Агрон» (араб. «Китаб аш-шир») долгое время служило важнейшим руководством по этим предметам; его полемическое сочинение «Китаб ар-родд ала Анан» (возражение Анану, караимскому учителю) нанесло сильный удар караимству.
Саадия написал также комментарии к «Сефер Иецира» (книге Творения), сиддур (молитвенник) на арабском языке под заглавием «Сиддур Рабби Саадия» и др.
Многие сочинения Саадии до сих пор ещё хранятся в рукописях; некоторые из них, хранящиеся в СПб. публичной библиотеке, изданы А. Я. Гаркави в «Studien und Mitteilungen aus der St.-Potorsburger Oeffen t l. Bibliothek» (СПб., 1891). По случаю 1000-летия рождения Саадии предпринято было И. Деренбургом обширное издание его сочинений, для которого Кон издал и перевёл книгу Иова (Альтона, 1889), Деренбург издал Пятикнижие (Париж, 1895) и вместе с Ламбертом Притчи (П., 1894); последний издал также и «Сефер Йецира» (Париж, 1891).
Известные потомки
Разгон, Лев Эммануи́лович — советский писатель, критик, правозащитник.
См. также
Напишите отзыв о статье "Саадия Гаон"
Примечания
- ↑ Отсюда прозвище ал-Файюми или ха-Питоми
Литература
- Malter, Henry. Saadia Gaon, His Life and Works, - Philadelphia, 1921.
- Munk. Notice sur Rabbi Saadia Gaon. — Париж, 1838.
- Landauer. Saadja Kit âb al ammânât w’al I’liqâdâ t. — Лейден, 1861.
- Pessin, Steven. Saadya [Saadiah], 2003, The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Summer Edition), Edward N. Zalta (ed.), Plato.Stanford.edu/archives/sum2003/entries/saadya/>.
- Smirnov, Andrew. The Universe as a Phenomenon of Language: Sa`adiah Ga`on's Commentary to the Book of Creation. In: Paradigm in Jewish Philosophy, ed. by R. Jospe, London, 87-111, 1997.
- Wolfson, Henry. The Kalam Arguments for Creation in Saadia, Averroes, Maimonides and St. Thomas, reprinted in Saadia Anniversary Volume (American Academy for Jewish Research), New York, 198-245, 1943.
- Dio Religionsphilosophie des Saadia. — Геттинген, 1882.
- Grätz. Geschichte der Juden. — Том 5.
- А. Гаркави. Р. Саадия Гаон Альфаюми. // Восход, 1887, № 4.
- Г. Генкель. Р. Саадия Гаон. — СПб., 1895.
- סעדיע, ב"ר יוסף פיומי, ספר יצירה, כתאב אלמבאדי, תרגום יוסף בכה"ר דוד קפאה, ירושלים, תשל"ב
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
Ссылки
- Саадия Гаон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Саадия бен-Иосиф // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
- [www.eleven.co.il/article/13634 Са‘адия Гаон] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
Отрывок, характеризующий Саадия Гаон
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
