Саад ад-Дин (ум. 1599) — первый официальный турецкий историограф, «вакаа-невис».
Был учителем султана Мурада III до его восшествия на престол, а потом — шейх-уль-исламом, очень авторитетным в своих фетвах.
Автор труда, называемого «Ходжатарихи» («Учителева летопись») или «Тадж-ут-теварих» («Корона летописей»), который хронологически, по царствованиям, излагает судьбы Османской династии от её начала до 1522 г.
Изложив царствование какого-нибудь султана, автор дает вслед за тем сведения об ученых и поэтах, умерших в тот период. Несмотря на своё официальное положение, он беспристрастен к турецким султанам. Его труд оказывается полнейшим летописным сводом сказаний, существовавших до него, и представляет, поэтому величайшую важность для древнейшего периода турецкой истории. Стиль высокопарен, искусствен, пересыпан стихами, хотя автор считает его только средним и упрекает своего предшественника Идриса (1-я пол. XVI века) в напыщенности.
Напишите отзыв о статье "Саад ад-Дин (историк)"
Литература
- Смирнов В. Д. Очерк истории турецкой литературы. — СПб., 1891.
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Саад ад-Дин (историк)
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
