Сабанеев, Александр Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Павлович Сабанеев
Дата рождения:

24 октября (5 ноября) 1842(1842-11-05)

Место рождения:

Ярославль, Ярославская губерния

Дата смерти:

14 октября 1923(1923-10-14) (80 лет)

Место смерти:

Москва

Страна:

Российская империя

Научная сфера:

химия

Место работы:

Московский университет

Учёная степень:

доктор наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Московский университет

Александр Павлович Сабанеев (1842—1923) — русский химик.





Краткая биография

Родился 24 октября (5 ноября1842 года в городе Ярославле.

После окончания с отличием в июне 1862 года 2-го петербургского кадетского корпуса осенью 1865 года сдал в 4-й Московской гимназии экзамены за гимназический курс, что дало ему право поступить на физико-математический факультет Московского университета, который он окончил в 1868 году.

В 1868—1871 годах он был ассистентом на кафедре земледелия Петровской земледельческой и лесной академии. С ноября 1871 года работал лаборантом в химической лаборатории Московского университета. В 1873, 1875, 1880 и 1882 годах был в заграничных командировках.

В 1874 году защитил в Московском университете магистерскую диссертацию «Исследование о соединениях ацетилена» и с декабря 1875 года состоял приват-доцентом и преподавателем аналитической химии. С 1877 года — доцент по кафедре химии.

После защиты в декабре 1883 года в Санкт-Петербургском университете докторской диссертации, был утверждён в марте 1884 года экстраординарным профессором Московского университета; с декабря 1886 года — ординарный профессор; с декабря 1900 года — заслуженный профессор.

В 1909—1913 годах Был деканом физико-математического факультета Московского университета; Л. В. Лёвшин в книге «Деканы физического факультета Московского университета» (М.: МГУ, 2002) указывает период 1899 — октябрь 1905 гг.; В. А. Волков и М. В. Куликова указывают: 1909—1913 гг.[1]

С 1919 года — заведующий лабораторией неорганической (впоследствии — неорганической и физической) химии Высшей медицинской школы (с 1930 года — 1-й Московский медицинский институт).

Был председателем химического отделения Русского физико-химического общества (1892—1894); вице-президентом Московского общества испытателей природы (1902—1913).

Научные исследования

Его научные исследования охватывают несколько областей химии. С 1870 года он исследовал производные, главным образов галоидные, ацетилена. Впервые получил и описал (1873) трибромэтилен и дийодэтилен. Детально изучил (1873) действие брома на ацетилен, азотистые производные ацетилена, действие цинковой пыли на галогенпроизводные алканов. Разработал (1881) метод получения дибромацетилена и смешанных галогенпроизводных ацетилена. Одним из первых исследовал изомерию производных гидразина, гидроксиламина и подобных неорганических соединений. Первым применил (1889—1893) и в дальнейшем широко использовал криоскопический метод определения молекулярных масс соединений в коллоидных растворах, в частности кремниевой кислоты и соединений белковой природы (альбумина, альбумозы, пептона и др.). Открыл (1889) реакцию димеризации ацетилена в присутствии брома с образованием гексабромциклобутана, являющуюся одним из наиболее важных способов синтеза малых циклов[2]. Его важнейшие труды:

Напишите отзыв о статье "Сабанеев, Александр Павлович"

Примечания

  1. Волков В. А., Куликова М. В., 2003, с. 207.
  2. * [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=113874 Сабанеев Александр Павлович]

Источники

Отрывок, характеризующий Сабанеев, Александр Павлович


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.