Сабартес, Хайме

Хайме Сабартес

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Хáйме Сабартéс и Гуáль (кат. Jaime (Haime, Jaume) Francisco Obach Maria Oromi Sabartes i Gual; 10 июня 1881, Барселона — 13 февраля 1968, Париж) — каталонский скульптор, писатель, публицист, поэт, коллекционер.

Биография и творчество

Хайме Сабартес родился 10 июня 1881 года в Барселоне на улице Сан-Педро, 84 и был крещен 16 июня. Его отцом был школьный учитель Франсиско Сабартес (кат. Francisco Sabartés Obach). Его мать — уроженка Барселоны Мария Гуаль Ороми (кат. María Gual Oromí). Художник Жоан Миро приходился Сабартесу двоюродным братом.

В 1899 году в Барселоне Сабартес познакомился с Пабло Пикассо. Знакомство переросло в тесную дружбу, которая продлилась до самой смерти Сабартеса. Вместе они часто посещали пивной бар «Четыре кота», место встреч барселонской богемы и интеллигенции.

В 1901 году Сабартес учился искусству скульптора у Мануэля Фукса, в школе искусств и ремёсел Лотьжа (кат. Llotja). Он участвовал в выставке в барселонской галерее «Сала Парес» (кат. Sala Pares) наравне с известными скульпторами и представил бронзовые скульптуры-бюсты детей и девушек. В этом же году Сабартес переехал в Париж, осенью Пабло Пикассо пишет первый портрет Сабартеса, вернулся в родной город в 1902 году.

В марте 1903 года Сабартес под псевдонимом Якобус Сабартес (кат. Jacobus Sabartés) попробовал себя в прозе, однако не имел особого успеха. В 1904 году после отъезда Пикассо в Париж Сабартес отправился в Гватемалу к своему дяде по материнской линии Франциско Гуаль Ороми (кат. Francisco Gual Oromi) и увез с собой несколько портретов работы Пикассо. В магазине дяди Хайме устраивает встречи с местными писателями и художниками. Здесь он познакомился с Рафаэлем Аревало Мартинесом, Августином Ириарте, Карлосом Валенти, Карлосом Мерида и познакомил их с работами барселонского художника Исидро Нонеля.

В 1907 году Сабартес познакомился с Розой Роблес Корсо (Rosa Robles Corzo), которая была старше своего избранника на семь лет. Их бракосочетание состоялась 11 января 1908 года.

В 1910 году Хайме Сабартес организовал первую выставку картин Карлоса Мериды в редакции газеты «El Economista».

В 1912 году Хайме Сабартес с женой переехали в Нью-Йорк, в 1913 году они вернулись в Гватемалу и поселились в Кесальтенанго. Сабартес работал в местных газетах, таких как «Эль Комерсио», где он впоследствии стал директором. Он также был директором «Диарио Лос-Альтос». В 1914 году у Сабартеса родился сын Марио де Хесус Сабартес Роблес (Mario de Jesús Sabartés Robles). После свержения диктатора Мануэля Эстрада Кабрера в апреле 1920 года семья Сабартеса переезжает в город Гватемала. 6 июня Сабартес участвовал в создании «Alianza Francesa», став одним из первых профессоров альянса. Он также работал преподавателем в Центральном институте для мальчиков и Академии изящных искусств, а также сотрудничал с несколькими газетами и журналами. После увольнения с поста редактора журнала «Центральная Америка» в 1921—1926 годах работал журналистом в президентском дворце, и его статьи публиковались в передовых печатных изданиях.

14 июня 1927 года Хайме Сабартес с семьёй переезжает из Гватемалы в Барселону для медицинского обследования сына, у которого было обнаружено психическое заболевание. Тяжелая болезнь сына усугубила кризис в супружеских отношениях, закончившийся разводом. В 1928 году, оставив жене и сыну все имеющиеся средства, Сабартес вместе со своей молодой подругой Мерседес Иглесиас (Mercedes Iglesias) переезжает в Париж, где обращается за финансовой поддержкой к Пикассо для отъезда в Монтевидео, где Сабартес работал журналистом в газете «El Día». В 1928—1930 годы, до отъезда в Уругвай, Сабартес организует в Париже массовое производство скульптур, в сотрудничестве с Анри-Полем Реем. Сохранились бронзовые скульптурные композиции того периода с подписью Сабартеса.

13 июля 1935 года в своём письме Пикассо пригласил Сабартеса в Париж, чтобы помочь ему с его личными делами, и предложил ему работу технического секретаря. Сабартес принял это предложение и вместе с женой переехал в Париж 12 ноября.

В 1937 году Сабартес вновь обратился к скульптуре. В оккупированном Париже он продолжает работать над бронзовыми скульптурами Пикассо, несмотря на финансовые сложности и дефицит металла. В 1947 и 1948 годах Сабартес опубликовал два романа: «Don Julián» (1947) и «Son Excellence» (1948), где описал атмосферу эпохи диктатуры Мануэль Эстрада Кабреры.

В 1953 году умерла его вторая жена Мерседес Иглесиас.

В 1960 году Сабартес передал свою коллекцию произведений живописи в дар городу Барселоне для организации музея Пикассо. Музей Пабло Пикассо открылся 9 мая 1963 года в готическом дворце Беренгер де Агилар (кат. Berenguer de Aguilar) под названием «Коллекция Сабартеса». Экспозиция была позднее расширена за счёт пожертвований самого Пикассо и его семьи.

В 1968 году Сабартес был частично парализован и умер 13 февраля в возрасте 87 лет. После смерти Сабартеса Пикассо в знак своей любви к городу и в дополнение к «Коллекции Сабартеса» передал в 1970 году в музей около 2450 работ (полотен, гравюр и рисунков), 141 работу из керамики.

Литература

• LUJAN, Luis. «Jaime Sabartés en Guatemala: 1904—1927». Serviprensa Centroamericana, Guatemala, 30 de julio de 1981, p. 44
• «Telegramas — Marítimas: Llegada de Jaime Sabartés». Diario de Centro América, Guatemala, 22 de julio de 1904, p. 4.
• «Telegramas — Marítimas: Aviso regreso a España de Jaime Sabartés». Diario de Centro América, Guatemala, 7 de junio de 1927, p. 4.
• «Telegramas — Marítimas: Regreso a España de Jaime Sabartés». Diario de Centro América, Guatemala, 14 de junio de 1927, p. 4.

Отрывок, характеризующий Сабартес, Хайме

– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.