Сабата, Виктор де
| Виктор де Сабата Victor de Sabata | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения |
Триест, Австро-Венгрия (ныне Италия) |
| Дата смерти |
11 декабря 1967 (75 лет) |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Жанры | |
Ви́ктор де Са́бата (итал. Victor de Sabata; 1892—1967) — итальянский дирижёр и композитор.
Ранняя жизнь
Сабата родился в семье хормейстера Амедео де Сабаты и Розиты Тедески (еврейки). Обучался в Миланской консерватории у Микеле Саладино (контрапункт и фуга), Джакомо Орефиче (композиция), Гульельмо Андреоли-младшего (фортепиано). В 1910 он окончил консерваторию, представив в качестве дипломной работы по композиции Сюиту для оркестра. В ближайшие несколько лет Сабата активно занимался композиторской деятельностью, завоевав успех у публики, в частности, оперой «Скала» (Il macigno; 1917) и симфонической поэмой «Ювентус», которая исполнялась такими известными дирижёрами, как Артуро Тосканини и Рихард Штраус. Он также занимался педагогической деятельностью. Одной из его учениц была композитор Джулия Рекли
Дирижёрская карьера
Дирижёрская карьера Сабаты началась в 1918 году в Италии, затем продолжилась в оперном театре Монте-Карло, где под его управлением прошла премьера оперы Равеля «Дитя и волшебство» и первое исполнение на французской сцене «Ласточки» Пуччини. В феврале 1930 Сабата дебютировал в театре «Ла Скала» с оперой Пуччини «Девушка с Запада», а уже в декабре того же года с огромным успехом исполнил там же «Тристана и Изольду» Вагнера. Вплоть до начала Второй мировой войны Сабата работал почти исключительно в Италии, однако в 1937 и 1939 вместе с труппой Ла Скала гастролировал в Третьем Рейхе (Берлин, Мюнхен, Байройт). После войны Сабата возобновил широкую гастрольную деятельность, в частности, в 1946 впервые выступив в Лондоне. В конце 1940-х — начале 1950-х дирижёр работал с оркестрами Берлина, Вены, Чикаго, Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона, но в 1953 из-за ухудшившегося здоровья вынужден был оставить дирижёрский пост. С 1953 Сабата был в «Ла Скала» консультантом по художественным вопросам, лишь один раз вновь встав за дирижёрский пульт — в 1957 году на похоронах Тосканини.
Сабата — выдающийся представитель итальянской дирижёрской школы, по стилю приближающийся к Тосканини. В его репертуаре, простиравшемся от Моцарта до Стравинского, особое место занимала музыка Вагнера, Рихарда Штрауса, Дебюсси, Равеля, Сибелиуса, Пуччини, а также современных ему итальянских композиторов, таких как Умберто Джордано, Итало Монтемецци, Отторино Респиги, Эрманно Вольф-Феррари, Винченцо Томмазини. Среди записей, сделанных дирижёром, выделяется «Тоска» Пуччини с Марией Каллас, Джузеппе ди Стефано и Тито Гобби в главных партиях.
Дочь Сабаты Элиана, киносценарист, вышла замуж за дирижёра Альдо Чеккато, впоследствии отдавшего дань уважения своему тестю записью диска с его симфоническими поэмами для студии Hyperion Records. Внучка Сабаты Изабелла замужем за дирижёром Джоном Элиотом Гардинером.
Напишите отзыв о статье "Сабата, Виктор де"
Ссылки
- [www.allmusic.com/cg/amg.dll?P=amg&sql=41:20110~T1 Виктор де Сабата] (англ.) на сайте Allmusic
Отрывок, характеризующий Сабата, Виктор де
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
