Сабато, Эрнесто

Эрнесто Сабато
Ernesto Sábato
Эрнесто Сабато, около 1972
Дата рождения:	24 июня 1911(1911-06-24)
Место рождения:	Рохас, Буэнос-Айрес
Дата смерти:	30 апреля 2011(2011-04-30) (99 лет)
Место смерти:	Сантос-Лугарес, Буэнос-Айрес

Эрне́сто Са́бато (исп. Ernesto Sábato, 24 июня 1911, Рохас, Буэнос-Айрес — 30 апреля 2011, Сантос-Лугарес, Буэнос-Айрес) — аргентинский прозаик, эссеист, художник.

Биография

Родился в многодетной семье эмигрантов из Калабрии, по материнской линии — арбереш, десятый из одиннадцати детей в семействе. Девятого сына также звали Эрнесто, но он умер во младенчестве, поэтому имя досталось будущему писателю.

В 1924 году закончил школу в Рохасе и переехал на учёбу в Государственном колледже города Ла-Плата, где в числе преподавателей был Педро Энрикес Уренья, вдохновивший Сабато на писательскую деятельность. Затем с 1929 года учился на физико-математическом факультете Национального университета Ла-Платы.

Сторонник университетской реформы 1918 года, принимал активное участие в молодёжном коммунистическом движении и основал с товарищами марксистскую группу «Insurrexit». На лекции по марксизму он встретил Матильду Кусмински-Рихтер, в 1936 году ставшую его женой. В 1933 году был избран генеральным секретарём Федерации коммунистической молодёжи. В 1934 году Коммунистическая партия Аргентины направила его в Международную ленинскую школу в Москве. Будучи делегатом Брюссельского антифашистского конгресса (1934), Сабато, разочаровавшийся в сталинизме, решил не ехать в СССР, боясь никогда оттуда не вернуться, и сбежал в Париж.

В 1934—1935 пробовал писать в Париже роман «Беззвучный источник» (частично опубликован).

В 1938 защитил в Буэнос-Айресе докторскую диссертацию по космической радиоактивности, благодаря Бернардо Альберто Усаю получил стипендию для работы в лаборатории Фредерика Жолио-Кюри (Институт Кюри) в Париже, где, среди прочего, сблизился с писателями-сюрреалистами, в том числе с Андре Бретоном.

В 1939 переехал из Франции в США, где работал в Массачусетском технологическом институте, в 1940 вернулся в Буэнос-Айрес, преподавал в университете теорию относительности и квантовую механику. Перевёл книгу Г. А. Гамова «Рождение и смерть Солнца» на испанский язык.

В результате острого экзистенциального кризиса в 1943 отошёл от науки. После газетных и журнальных выступлений против диктатуры Хуана Перона был вынужден в 1945 оставить преподавание. В дальнейшем занимался литературой и изобразительным искусством, а также публицистикой и политическим активизмом.

Неоднократно получал угрозы от ультраправых эскадронов смерти (в первую очередь, от Аргентинского антикоммунистического альянса). По приглашению президента Рауля Альфонсина возглавил Национальную комиссию по делу о массовом исчезновении людей (CONADEP), расследовавшую преступления военной диктатуры в годы «Грязной войны». Итогом стал изданный в 1984 году том свидетельских показаний под названием «Никогда больше» (Nunca Más).

В своих поздних выступлениях связывал себя с христианским анархизмом: «Я анархист! Анархист в лучшем смысле этого слова. Люди привыкли думать, что анархист — тот, кто подрывает бомбы, но анархистами были великие умы, такие как Лев Толстой».

В 1995 году умер старший сын Сабато, а в 1998 году — жена.

В 1999 году получил итальянское гражданство (в дополнение к аргентинскому).

4 июня 2000 года писатель разместил рассказ «Сопротивление» на сайте газеты «Clarín», став первым крупным испаноязычным писателем, бесплатно выложившим своё произведение в Интернет перед публикацией.

26 января 2006 года, вместе с Габриэлем Гарсиа Маркесом, Эдуардо Галеано, Пабло Миланесом, Фрейем Бетто и другими известными деятелями культуры, выступил с требованием о предоставлении независимости Пуэрто-Рико.

Писатель скончался 30 апреля 2011 года, не дожив меньше двух месяцев до своего столетия.

Творчество

С 1941 сотрудничал с журналом «Sur», близким Борхесу и его кругу. Дебютной книгой Сабато стал сборник философских эссе «Индивид и вселенная» (1945, первая премия города Буэнос-Айрес и почетная премия Союза писателей Аргентины). В 1948 появился его экзистенциалистский роман «Туннель», вызвавший большой интерес в Аргентине и за рубежом (инициатором издания во Франции был Альбер Камю, которому указал на роман Кайуа; книгу тут же перевели более чем на десяток языков, экранизирована в 1952, 1977 и 1987, спектакль Д.Грэма-Янга по ней был показан на Эдинбургском театральном фестивале 2004). Два других романа — «О героях и могилах» (1961, популярной стала композиция по его мотивам «Романс о смерти Хуана Лавалье» на музыку Эдуардо Фалу; другая часть романа экранизирована в 1979 Марио Сабато, сыном писателя) и «Аввадон-истребитель» (1974, Большая премия Союза писателей Аргентины) — упрочили славу Сабато как одного из крупнейших романистов Латинской Америки.

Признание

Сабато награждён премией Медичи (Италия, 1977), премией «Мигель де Сервантес» (Испания, 1984), Иерусалимской премией (1989, Израиль), удостоен французского Ордена почетного легиона (1987), избран почетным доктором университетов Мурсии (Испания), Росарио (Аргентина), Туринского университета (Италия) и др. В 1983—1984 по поручению президента страны Рауля Альфонсина он возглавлял Национальную Комиссию по делу о массовом исчезновении людей при военной диктатуре 1976—1983 (отчет о расследовании «Никогда больше» опубликован в 1984).

Трижды выдвигался кандидатом на Нобелевскую премию (последний раз в 2009 году).

Сабато-живописец

В последние годы из-за врачебного запрета писать и читать Сабато занимался исключительно живописью. Его выставки проходили в Париже, Мадриде, Сан-Пауло.

Произведения

Романы

• El tunel (1948).
• Sobre heroes y tumbas (1961).
• Abbadon el Exterminador (1974).

Эссе

• Uno y el universo (1945).
• Hombres y engranajes (1951).
• Heterodoxia (1953).
• El otro rostro del peronismo (1956, о диктатуре Перона).
• El escritor y sus fantasmas (1963).
• Tango, discusión y clave (1963, заметки о танго).
• Aproximación a la literatura de nuestro tiempo: Robbe-Grillet, Borges, Sartre (1968).
• La cultura en la encrucijada nacional (1976).
• Apologías y rechazos (1979).
• Entre la letra y la sangre (1988).
• Antes del fin (1998, автобиография).
• La Resistencia (2000).
• España en los diarios de mi vejez (2004, заметки о поездке в Испанию в 2002).

Публикации на русском языке

• Туннель// Иностранная литература, 1988, № 6.
• О героях и могилах. М.: Радуга, 1990 (переизд. 1999, 2004).
• Аваддон-губитель. М.: Академический проект, 2001.

Литература о писателе

• Dellepiane A.B. Ernestro Sábato: El hombre y su obra. New York: Las Americas Publishing Company, 1968.
• Oberhelman H.D. Ernesto Sábato. New York: Twayne Publishers, 1970.
• Kneuer M. Literatur und Philosophie: ihr Verhältnis bei Ernesto Sábato. Frankfurt/Main a.o.: Lang, 1991.
• Urbina N. La Signification del género: Estudio semiotico de las novelas y ensayos de Ernesto Sábato. Miami: Ediciones Universal, 1992.
• Pageaux D.-H. Ernestro Sábato. Paris: L’Harmattan, 1992.
• Castillo Durante D. Ernesto Sábato: la littérature et les abattoirs de la modernité. Frankfurt/Main: Vervuert; Madrid: Iberoamericana, 1995.
• Catania C. Genio y figura de Ernesto Sábato. Buenos Aires: Eudeba, 1997.
• Torres L. El túnel, Ernesto Sábato: estudio literario. Santafé de Bogota: Panamericana Editorial, 2001

Ссылки

• [www.me.gov.ar/efeme/sabato биография, библиография, живопись]  (исп.)
• [www.letras.s5.com/archivosabato.htm тексты, интервью, устные выступления]  (исп.)
• perso.orange.fr/calounet/presentation_auteurs/sabato_presentation.htm  (фр.)
• www.librairie-compagnie.fr/rio_plata/s/sabato.htm  (фр.)
• [www.imdb.com/name/nm0844531 Страница Сабато на сайте IMDB]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Сабато, Эрнесто

Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.