Сабирова, Малика Абдурахимовна
Поделись знанием:
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
| Малика Сабирова | ||||||
| Имя при рождении: |
Малика Абдурахимовна Сабирова | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата рождения: | ||||||
| Место рождения: | ||||||
| Дата смерти: |
27 февраля 1982 (39 лет) | |||||
| Место смерти: |
Душанбе, Таджикская ССР, СССР | |||||
| Профессия: | ||||||
| Гражданство: | ||||||
| Награды: |
| |||||
Малика́ Абдурахи́мовна Саби́рова (тадж. Малика Собирова; 1942, Сталинабад — 1982, Душанбе) — советская таджикская балерина, танцовщица. Народная артистка СССР (1974)[1].
Содержание
Биография
Малика Сабирова родилась 22 мая 1942 года в Сталинабаде (ныне Душанбе, Таджикистан). С детства увлекалась балетом, с отцом посещала оперный театр.
В июне 1952 года педагогами Ленинградского хореографического училища (ныне Академия русского балета им. А. Я. Вагановой) Н.П. Базаровой и В.П. Мей, набиравшие таджикскую группу, была рекомендована на зачисление в училище. Осенью того же года уехала в Ленинград на учёбу. В училище её педагогами были Н. Базарова, В. Костровицкая, А. Блатова, Е. Ширипина и Б. Шавров. Ученицей танцевала партии Маши-девочки (1954) и Маши-принцессы (1960) в балете П.И. Чайковского «Щелкунчик» на сцене Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова.
С 1961 года, по окончании училища — балерина Таджикского театра оперы и балета имени С. Айни (Душанбе), где дебютировала 16 сентября на отчётном концерте таджикской группы выпускников Ленинградского хореографического училища. В первый же сезон работы начала исполнять сольные и ведущие партии.
В мае 1964 года прошла отборочный тур перед первым Международным конкурсом артистов балета в Варне. Подготовка к конкурсу проходила в Большом театре в Москве, где с ней начали работать А.М. Мессерер и Г.С. Уланова. Сотрудничество с ними продолжилось и после конкурса — Малика неоднократно приезжала в Москву на репетиции.
В 1965 году гастролировала с труппой Большого театра в Великобритании и Ирландии, где её партнёрами были В. Васильев, Б. Хохлов и В. Тихонов. В 1966 году с группой солистов Большого и Кировского театров — в Индии и Японии (партнёр — Н. Долгушин). В дальнейшем выступала уже со своим постоянным партнёром М. Бурхановым. Неоднократно гастролировала в Москве с Таджикским театром оперы и балета имени С. Айни и с сольными концертами, также принимала участие в гала-концертах звёзд балета. Балерина также выступала на сценах театров Турции, Ирана, Египта, Чехословакии, Кубы, Норвегии, Болгарии, Венгрии, Австралии, Франции, Латинской Америке.
Вырастила целую плеяду молодых артистов балета, подняв труппу театра до высокого уровня[2].
Депутат Верховного Совета Таджикской ССР 8-го созыва.
Умерла утром 27 февраля (по другим источникам - 28 февраля[3]) 1982 года[4] от рака лёгких в Душанбе. Похоронена в костюме Жизели на мемориальном кладбище «Лучоб».
Семья
- Отец — Абдурахим Джалилович Сабиров (по национальности — узбек[5]), мастер по починке национальных музыкальных инструментов, флейтист, служивший в оркестрах Таджикской филармонии и Театра оперы и балета имени С. Айни.
- Мать — Мадина Георгиевна (по национальности — осетинка[6]), работала регистратором в поликлинике.
- Муж — Музаффар Бурханов (р. 1941), солист балета Таджикского театра оперы и балета имени С. Айни
Звания и награды
- Лауреат Международного конкурса артистов балета в Варне (II премия, 1964)
- Лауреат Международного конкурса артистов балета в Москве (I премия, 1969)
- Заслуженная артистка Таджикской ССР (1964)
- Народная артистка Таджикской ССР (1969)
- Народная артистка СССР (1974)
- Премия Ленинского комсомола (1970)
- Премия Ленинского комсомола Таджикской ССР (1966)
- Государственная премия Таджикской ССР имени Рудаки (1967)
- Орден «Знак Почёта» (1965)
- Орден Трудового Красного Знамени (1971)
Партии
- 1961 — «Жизель» А. Адана, редакция Н. Конюс — Жизель
- 1961 — «Большой вальс» на музыку И. Штрауса, балетмейстер Н. Трегубов — Девочка (первая исполнительница)
- 1961 — «Хореографические композиции» («Буревестник» на музыку С.В. Рахманинова, «Осень», «Сатир и нимфы» на музыку К. Дебюсси, «Песня чёрного лебедя» на музыку Э. Вила-Лобоса, «Амур и Психея»), балетмейстер М. Беркут (первая исполнительница)
- 1962 — «Шопениана» на музыку Ф. Шопена, хореография М. Фокина — Сильфида
- 1962 — танец «Фарандола» в опере «Кармен» Ж. Бизе
- 1962 — «Шурале» Ф.З. Яруллина, балетмейстер Б. Завьялов — Сюимбике (первая исполнительница)
- 1962 — «Лебединое озеро» П.И. Чайковского, редакция В. Кормилина — Одетта-Одиллия
- 1963 — «Доктор Айболит» И.В. Морозова, балетмейстер Б. Завьялов — Танечка (первая исполнительница)
- 1963 — «Петя и Волк» на музыку С.С. Прокофьева, балетмейстер Б. Завьялов — Птичка (первая исполнительница)
- 1963 — «Тропою грома» А. Караева, балетмейстер Н. Конюс — Сари (первая исполнительница)
- 1964 — «Горная легенда» Ю.Г. Тер-Осипова, балетмейстер Н. Корягин — Заррина (первая исполнительница)
- 1965 — «Буратино» Н.Г. Сабитова, балетмейстер Х. Сафиуллин — Мальвина (первая исполнительница)
- 1966 — «Ромео и Джульетта» С.С. Прокофьева, балетмейстер Л. Серебровская — Джульетта (первая исполнительница)
- 1967 — танец в картине «Польский бал» в опере «Иван Сусанин» М.И. Глинки
- 1967 — «Сын Родины» Ю.Г. Тер-Осипов, балетмейстер Л. Серебровская — Саодат (первая исполнительница)
- 1968 — «Египетские ночи» А.С. Аренского, балетмейстер Л. Серебровская — Берениса (первая исполнительница)
- 1969 — «Дафнис и Хлоя» М. Равеля, балетмейстер Л. Серебровская — Хлоя (первая исполнительница)
- 1969 — «Дон Кихот» Л. Минкуса, редакция Г. Ледяха — Китри (первая исполнительница)
- 1969 — «Любовь — волшебница» М. де Фальи, балетмейстер Л. Серебровская — Канделас (первая исполнительница)
- 1970 — «Лейли и Меджнун» С.А. Баласаняна, балетмейстер Н. Конюс — Лейли (первая исполнительница)
- 1972 — «Тимур Малик» М.А. Ашрафи, балетмейстер М. Бурханов — Заррина
- 1972 — «Класс-концерт» на музыку А.К. Глазунова, А.К. Лядова, А.Г. Рубинштейна, Д.Д. Шостаковича в музыкальной композиции А. Цейтлина, балетмейстер А. Мессерер — Солистка (первая исполнительница)
- 1973 — «Золушка» С.С. Прокофьева, балетмейстер С. Бурханов — Золушка
- 1974 — «Баядерка» Л. Минкуса, редакция Н. Конюс — Никия (первая исполнительница)
- 1974 — Гран па из балета «Раймонда» А.К. Глазунова, постановка К. Сергеева и Н. Дудинской — Солистка (первая исполнительница)
- 1975 — «Спящая красавица» П.И. Чайковского, редакция В. Пяри — Аврора (первая исполнительница)
- 1977 — «Эсмеральда» Ц. Пуни, редакция В. Пяри — Эсмеральда
- 1980 — «Дон Кихот» Л. Минкуса, новая редакция — Китри
- 1980 — «Вечер старинной хореографии», постановка Е. Качарова: «Танец часов» из оперы «Джоконда» А. Понкьелли, хореография М. Петипа, «Муки любви» и «Радость любви», хореография А. Горского — Солистка (первая исполнительница)
- «Корсар» на музыку А. Адана, Лео Делиба, Р. Дриго, Ц. Пуни, хореография М. Петипа — Медора
- Хореографическая картина «Вальпургиева ночь» из оперы Фауст Ш. Гуно, хореография Л. Лавровского — Вакханка
Концертный репертуар
- «Вакханалия» из оперы «Самсон и Далила» К. Сен-Санса, хореография А. Горского, постановка Е. Качарова
- «Испанская сюита» на музыку И. Альбениса, хореография Е. Гельцер, постановка Е. Качарова
- Па де де из балета «Сильфида» Г. Левенскольда, хореография Ф. Тальони, постановка Е. Качарова
- Па де де из балета «Сатанилла, или Любовь и ад» Н.-А. Ребера и Ф. Бенуа, хореография М. Петипа, постановка Е. Качарова
- Па де де из балета «Пламя Парижа» Б.В. Асафьева, хореография В. Вайнонена
- Па де де из балета «Корсар» на музыку А. Адана, Лео Делиба, Р. Дриго, Ц. Пуни, хореография М. Петипа
- Адажио из балета «Легенда о любви» А.Д. Меликова, хореография Ю. Григоровича
- Миниатюра «Птица и охотник» на музыку Э. Грига, хореография Л. Якобсона
- «Грёзы» на музыку Р. Шумана, хореография Г. Валамат-заде
- «Посвящение Шопену», хореография В. Чабукиани
- «Мелодия» на музыку К. Глюка, хореография В. Чабукиани
- Миниатюра «Весенние воды» на музыку С.В. Рахманинова, хореография А. Мессерера
- Сюита «Весенний Таджикистан» Т. Шахиди, хореография А. Мессерера
Гастрольные выступления
- 1973 — «Жизель» А. Адана — Жизель — Тегеранский театр оперы и балета (Иран)
- 1973 — «Баядерка» Л. Минкуса — Никия — Тегеранский театр оперы и балета
- 1976 — «Жизель» А. Адана — Жизель — Театр Вельки (Варшава, Польша)
- 1976 — «Дон Кихот» Л. Минкуса — Китри — Театр Вельки
- 1976 — «Лебединое озеро» П.И. Чайковского — Одетта-Одиллия — Театр Вельки
- 1978 — «Жизель» А. Адана — Жизель — Софийская народная опера
- 1978 — «Лебединое озеро» П.И. Чайковского — Одетта-Одиллия — Софийская народная опера
- 1979 — «Лебединое озеро» П.И. Чайковского — Одетта-Одиллия — Национальный балет Кубы (исп. Ballet Nacional de Cuba)
- 1979 — «Жизель» А. Адана — Жизель — Национальный балет Кубы
Фильмография
- 1964 — «Советский Таджикистан № 5» (киножурнал) — фрагмент из балета «Тропою грома»
- 1965 — «1002-я ночь» (музыкальный фильм)
- 1969 — «Молодой балет мира» (документальный фильм)
- 1971 — «Адажио» (документальный фильм)
- 1972 — «Восточное сказание» (фильм-балет) — Принцесса
- 1980 — «Рубаи Хаяма» (фильм-балет) — Ситора-муза
- 1980 — «Вакханалия» (фильм-балет) — Вакханка
- 1983 — «Наша Малика» (документальный фильм)
Память
- На могиле Малики Сабировой на мемориальном кладбище в парке посёлка Лучоб в Таджикистане установлен надгробный памятник (архитектор Р. Каримов, скульптор К. Жумагазин)
- 6 ноября 1982 года на доме № 66 по проспекту Ленина в Душанбе, где жила балерина, установлена мемориальная доска (скульптор И. Милашевич)
- Ежегодно, с 1983 по 1987 год на сцене Таджикского государственного театра оперы и балета им. С. Айни проводились вечера памяти балерины с участием звёзд российского балета
- В 1989 году в Душанбе впервые прошёл региональный конкурс молодых артистов балета. Он был посвящён памяти Малики Сабировой
- В 1991 году конкурс молодых артистов балета приобрёл статус международного и также был посвящён памяти Малики Сабировой
- В 2001 году, к 60-летию со дня рождения балерины, искусствовед профессор Н. Нурджанов издал книгу «Малика Сабирова», а в 2010 году — книгу «Опера и балет Таджикистана» о Театре оперы и балета имени С.Айни и вкладе Сабировой в хореографию
- 17 мая 2013 года в галерее «Мино» в Душанбе состоялся вечер памяти М. Сабировой.
Сочинения
- Сабирова М. Я — балерина // Комсомольская правда : газета. — М., 1970. — № 1 января.
- Сабирова М. Искусство не знает границ // Комсомолец Таджикистана : газета. — Душанбе, 1971. — № 28 марта.
- Сабирова М. Мечтаю танцевать как Галина Уланова // Звезды первой величины. — Сборник. — М., 1973. — С. 31.
- Сабирова М. Лепестки белых вишен // Комсомолец Киргизии : газета. — Фрунзе, 1974. — № 8 июня.
- Сабирова М. Балет — моя жизнь // Коммунист Таджикистана : газета. — Душанбе, 1975. — № 2 февраля.
- Сабирова М. Каждый месяц — гастроли // Комсомолец Таджикистана : газета. — Душанбе, 1977. — № 7 января.
Напишите отзыв о статье "Сабирова, Малика Абдурахимовна"
Примечания
- ↑ [bse.sci-lib.com/article098656.html Сабирова Малика Абдурахимовна] // Большая Советская Энциклопедия (БСЭ). — М.: Сов. энциклопедия, 1975
- ↑ [tojnews.org/ru/personality/malika-sabirova-tadzhikskaya-dzhuletta Малика Сабирова: «ТАДЖИКСКАЯ ДЖУЛЬЕТТА» | TojNews]
- ↑ [gallery-mt.narod.ru/pages/balet_s.html Фотогалерея.Балет-С]
- ↑ Нурджанов Н. Малика Сабирова. — М.: Искусство, 2001. — С. 273. — 304 с. — (Солисты балета). — 1000 экз.
- ↑ [rustella.info/index/v_polete_zhizn/0-100 Сайт писательницы Элеоноры Касымовой - В ПОЛЕТЕ - ЖИЗНЬ]
- ↑ [memoclub.ru/2013/06/q12/ Глава 12. 1965-1973 годы. Таджикистан | МемоКлуб.ру]
Литература
- Народная артистка СССР Малика Сабирова. — буклет. — М., 1978. — 5000 экз.
- Нурджанов Н. Малика Сабирова. — М.: Искусство, 2001. — 304 с. — (Солисты балета). — 1000 экз.
- Нисневич И. Танцует Малика Сабирова // Ленинабадская правда : газета. — Ленинабад, 1965. — № 16 марта.
- Пелевина Л. Танцует Малика // Правда Востока : газета. — Ташкент, 1968. — № 30 мая.
- Николаев В. Балерина // Огонёк : журнал. — М., 1970. — № 28.
- Павлова Л. Танцует Малика // Правда Востока : газета. — Ташкент, 1970. — № 27 декабря.
- Хренов Ю. Прима-балерина // Вечерний Душанбе : газета. — Душанбе, 1972. — № 15 мая.
- Мессерер А. Малика Сабирова // Музыкальная жизнь : журнал. — М., 1972. — № 14.
- Львов-Анохин Б. Колорит танца // Правда : газета. — М., 1972. — № 5 июля.
- Минасов Р. Звезда таджикского балета // Гудок : газета. — М., 1972. — № 2 августа.
- Лавренюк Б. Цветы Малики Сабировой // Литературная Россия : газета. — М., 1972. — № 4 августа.
- Будашевская Л. Маленькая Малика // Аврора : журнал. — Ленинград, 1972. — № 12.
- Бочарникова Э. Лауреат Ленинского комсомола // Театральная жизнь : журнал. — М., 1972. — № 19.
- Уланова Г. О Малике Сабировой // Звезды первой величины. — Сборник. — М., 1973. — С. 35.
- Илупина А. Воля "Принцессы" // Дружба народов : журнал. — М., 1973. — № 5.
- Львов-Анохин Б. Концерт Малики Сабировой // Театр : журнал. — М., 1973. — № 8.
- Никулина Л. Праздники и будни Малики // Вечерний Душанбе : газета. — Душанбе, 1975. — № 8 апреля.
- Атавина В. Солистка балета // Советская Литва : газета. — Вильнюс, 1978. — № 18 марта.
- Саморуков Р. Балерина // Коммунист Таджикистана : газета. — Душанбе, 1978. — № 23 июля.
- Краснопольский Ю. Малика Сабирова // Труд : газета. — М., 1980. — № 4 мая.
- Незлобин О. Розы для Малики // Коммунист Таджикистана : газета. — Душанбе, 1980. — № 29 мая.
- Мессерер А. Пламенное служение // Советский балет : журнал. — М., 1982. — № 5.
- Айни Л. Наедине с Маликой // Комсомолец Таджикистана : газета. — Душанбе, 1986. — № 25 мая.
- Львов-Анохин Б. Легенда: Гельцер, Качаров, Сабирова // Балет : журнал. — М., 1992. — № 2.
- Сердюков В. Малика с планеты людей // Балет : журнал. — М., 2002. — № 4.
- Рахматова М. Прощание с Жизель // VIPzone : журнал. — Душанбе, 2011. — № 1.
Ссылки
- [unesco.t1c.ru/index.php?id=289 Малика Сабирова] — на сайте «Женщины и культура в центральной Азии»
- [www.tajik-gateway.org/index.phtml?lang=ru&id=1353 60 лет Малике Сабировой] — на сайте Tajikistan Development Gateway Team
- [www.peoples.ru/art/theatre/ballet/malika_sabirova/ Малика Сабирова] — на сайте Peoples.ru
Видео
- [www.youtube.com/watch?v=OHdcwP5tynQ Малика Сабирова и Вадим Тедеев] — фрагмент из фильма-балета «Рубаи Хаяма» (1980)
Отрывок, характеризующий Сабирова, Малика Абдурахимовна
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
Категории:
- Родившиеся 22 мая
- Родившиеся в 1942 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Душанбе
- Умершие 27 февраля
- Умершие в 1982 году
- Умершие в Душанбе
- Артисты балета по алфавиту
- Артисты балета СССР
- Артисты балета Таджикистана
- Артисты балета XX века
- Танцовщицы по алфавиту
- Танцовщицы СССР
- Танцовщицы Таджикистана
- Танцовщицы XX века
- Балетные педагоги по алфавиту
- Балетные педагоги СССР
- Балетные педагоги Таджикистана
- Балетные педагоги XX века
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Народные артисты СССР
- Лауреаты премии Ленинского комсомола
- Выпускники Ленинградского хореографического училища
- Персоналии:Таджикский театр оперы и балета им. С. Айни
- Заслуженные артисты Таджикской ССР
- Народные артисты Таджикской ССР
- Лауреаты Государственной премии Таджикистана имени Рудаки
- Депутаты Верховного Совета Таджикской ССР
- Умершие от рака лёгкого
- Похороненные на кладбище «Лучоб» (Душанбе)
