Саванна (атомоход)
«Саванна» — первый грузо-пассажирский атомоход, построенный в конце 1950-х годов в США и названный в честь парохода «Саванна» — первого парохода, пересёкшего Атлантику. Стоимость судна составила 46,9 миллионов долларов, из них 28,3 миллиона — стоимость реактора и топлива. Строительство финансировало правительство США с целью демонстрации потенциала использования ядерной энергетики. Судно было спущено на воду 21 июля 1959 года и находилось в эксплуатации с 1962 по 1972 годы, став одним из четырех когда-либо построенных торговых судов с ядерной энергетической установкой. С 2008 года «Саванна» находится на стоянке у 13-го пирса морского терминала Кэнтона, Балтимор (шт. Мэриленд).
Содержание
Создание
В 1955 году президент США Дуайт Эйзенхауэр предложил построить торговое судно с ядерной энергетической установкой как показательный образец его программы «мирный атом» (англ. "Atoms for Peace"). В следующем году Конгресс утвердил «Саванну» как совместный проект Комиссии по Атомной Энергии, Морской Администрации и Департамента Торговли. Проектирование было выполнено компанией «George G. Sharp, Inc.» из города Нью-Йорка. Корпус судна построен на верфи компании «New York Shipbuilding» в городе Камден (Нью-Джерси). Ядерный реактор произведен компанией «Бабкок и Вилкокс». Судно было спущено на воду 21 июля 1959 года и в 1962—1965 годах прошло опытную эксплуатацию. Коммерческое использование «Саванны», получившей имя по порту приписки Саванна (шт. Джорджия), началось в 1965 г.
Коммерческая эксплуатация
«Саванна» была построена для демонстрации технической возможности использования ядерной силовой установки для торговых судов, поэтому не ожидалось, что само судно будет конкурентоспособным. Внешний вид судна старались сделать привлекательным, больше похожим на дорогую яхту, чем на обычный сухогруз. На судне устроено 30 пассажирских кают с кондиционерами и индивидуальными ванными, ресторан на 100 пассажиров, салон, который может выступать в качестве кинозала, веранда, бассейн и библиотека. По многим показателям судно было успешным. Оно хорошо держалось в море, безопасность не вызывала нареканий, топливная экономичность была непревзойдённой, и его сияющая белая краска никогда не была испорчена дымом из трубы. Даже погрузочное оборудование было разработано так, чтобы выглядеть привлекательно.
Однако, грузоподъемность «Саванны» была ограничена 8500 тоннами по массе и 18 000 кубометров по объёму. Многие из её конкурентов могли принять на борт в несколько раз больше. Обтекаемый корпус судна делал загрузку передних трюмов трудоёмким, что становилось серьёзным недостатком по мере того как торговые порты становились все более и более автоматизированными. Экипаж был на треть больше, чем у обычных теплоходов со сравнимыми характеристиками, и проходил дополнительное обучение сверх требуемого на теплоходы. Эксплуатационные расходы включали в себя поддержку специальной береговой организации, которая согласовывала визиты такого судна в порт, а также особое оборудование на верфи для выполнения текущих ремонтов.
Все эти недостатки делали коммерческий успех невозможным. Пассажирские каюты не использовались, а грузоподъемность была недостаточной. Таким образом, идея создать демонстратор новой технологии оказалась неудачной: несмотря на государственные субсидии, судоходные компании предпочли не иметь дела с атомоходами. В результате, в 1970 году эксплуатация судна была прекращена в целях экономии средств, а в 1971 г. с него выгрузили отработанное топливо. Это решение было принято в период низких цен на нефть, однако уже в 1974 году, после энергетического кризиса, эксплуатационные расходы «Саванны» оказались не больше, чем у обычного теплохода.
Музейное судно
В 1981 году «Саванна» была передана по бербоут-чартеру в экспозицию музея «Patriots Point Naval and Maritime Museum» города Монт Плезант, Южная Каролина. Поскольку реактор не был удалён, требовались периодические проверки его безопасности. Посетители музея могли прогуляться по грузовым отсекам корабля, посмотреть на пространство реактора через обзорное окно, заглянуть в каюты экипажа и пассажирские помещения и пройтись по палубам.
Руководство надеялось на интерес публики и планировало различные улучшения открытых для показа помещений. Однако «Саванна» привлекала гораздо меньше посетителей, чем другие выставленные суда и корабли, особенно авианосец «Йорктаун». Поэтому когда в 1993 году очередная инспекция Морской Администрации обнаружила необходимость докования судна, музей решил прекратить чартер. В 1994 году «Саванна» была переправлена на ремонт в Балтимор, после которого перешла в «резервный флот», расположенный возле города Ньюпорт-Ньюс. 15 августа 2006 года на верфи города Норфолк (Вирджиния) начались работы по удалению систем реактора и дезактивации, финансировавшиеся Морской администрацией США. 8 мая 2008 года судно было отбуксировано в Балтимор на мемориальную стоянку.
Поскольку «Саванна» представляет собой историческую ценность и включена в Национальный реестр исторических мест США, Морская администрация выразила интерес в преобразовании судна в музей после того, как оно будет списано и дезактивировано. Однако в 2008 г. представитель Морской администрации США заявил, что инвесторы для этого проекта так и не нашлись.[1]
Современное состояние
Несмотря на то, что после списания ядерное топливо было выгружено с «Саванны», на судне все еще находится реактор, который является источником слабого радиоактивного излучения. Предполагается, что он будет извлечен и утилизирован к 2031 году. В 2016 году министерство транспорта США планирует потратить на содержание судна и радиологическую защиту 3 млн долларов.[2]
См. также
- Атомоход
- Отто Ган — аналогичный немецкий проект
- Муцу — аналогичный японский проект
- Севморпуть — советское/российское ледокольно-транспортное судно
- Ленин — советский проект ледокольного судна с атомной энергетической установкой
Напишите отзыв о статье "Саванна (атомоход)"
Примечания
Ссылки
- [www.odin.tc/disaster/savannah.asp История первого в мире атомного грузопассажирского судна NS Savannah]
- англ. [voa.marad.dot.gov/programs/ns_savannah/index.asp "Саванна" на сайте Морской Администрации США]
- [maps.google.com/maps?f=q&hl=en&q=37.138972+-76.64355&ll=37.138972,-76.643549&spn=0.003092,0.006738&t=h&om=1 Текущее положение «Саванны»]
- англ. [gcaptain.com/maritime/blog/the-worlds-first-nuclear-merchant-ship-ns-savannah/ Фотографии "Саванны" и других атомоходов]
- англ. [www.atomicinsights.com/jul95/failure.html Причины неудачи "Саванны"]
Координаты: 39°15′30″ с. ш. 76°33′20″ з. д. / 39.25833° с. ш. 76.55556° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.25833&mlon=-76.55556&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Саванна (атомоход)
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
