Саванна (пароход)
«Сава́нна» (англ. Savannah) — американский парусно-паровой пакетбот: парусное судно и одновременно колесный пароход. Корабль был назван в честь американского города Саванна в штате Джорджия.
Это первый парусный пароход, пересекший Атлантический океан.
История постройки
Постройка была начата в 1818 году. Первоначально судно строилось как чисто парусное (трехмачтовый корабль), но ещё на стапеле капитан Мозес Роджерс убедил будущих владельцев, «Скарборо и Айзекс» (англ. Scarborough & Isaacs) из Саванны, оснастить его паровой машиной, ради престижа первого трансокеанского перехода.
Для размещения машины грот-мачта была сдвинута в корму больше, чем у обычных парусников. Единственный цилиндр (одноцилиндровая паровая машина низкого давления мощностью 90 л. с., простого действия, наклонного типа, диаметр цилиндра 40 дюймов/100 см, ход поршня 5 фт/152 см) был изготовлен в Нью-Йорке, остальные части машины и кованые гребные колеса в Нью-Джерси. «Саванна» была первым судном со складывающимися гребными колесами и кожухами из парусины[3]. Конструкция позволяла избежать их повреждения от волны, когда машина не использовалась. Запас топлива составлял 75 тонн угля и около 90 кубометров дров.
Были предусмотрены места для 32 пассажиров, исключительно в каютах. По записям в судовом журнале, «помещения для дам совершенно отдельно от мест мужчин». Для обеда и отдыха имелись три полностью обставленных салона.[3]
Постройка обошлась около 50 тыс. долларов США.
22 августа 1818 года «Саванна» была спущена на воду.
Служба
Своё первое плавание корабль совершил 28 марта 1819 года. Первоначально «Саванна» была почтовым судном, однако ей было суждено навсегда войти в историю в качестве пионера трансатлантических пароходных рейсов.
24 мая 1819 года в 05:00 парусно-паровой пакетбот снялся с якоря на рейде города Саванна и направился через Атлантический океан в город Ливерпуль (Англия). Через 29 с половиной суток судно прибыло в пункт назначения, став по праву называться первым пароходом, пересекшим Атлантику. Из гавани Ливерпуля корабль продолжил своё историческое путешествие, направившись в Стокгольм (Швеция), а затем Санкт-Петербург (Российская империя).[3]
Владельцы судна надеялись продать его в Европе, однако у возможных покупателей «Саванна» интереса не вызвала. Двигателем пароход пользовался не более 85 часов за всё время перехода и только в пределах прибрежной зоны (при непрерывной работе дорогостоящий уголь стал бы единственным грузом, которым можно было заполнить трюмы пакебота). В Америку корабль возвратился и вовсе не используя паровую машину.
По возвращении судна в родной порт паровой двигатель был демонтирован и, уже как парусник, «Саванна» вплоть до 1821 года ходила на линии Нью-Йорк — Саванна.
5 ноября 1821 года пароход «Саванна» потерпел кораблекрушение близ острова Лонг-Айленд. Почти три десятилетия после этого ни один построенный в США пароход не пересекал Атлантику.
См. также
- «Сириус» — пароход, который первым пересёк Атлантику, используя исключительно паровую тягу.
Напишите отзыв о статье "Саванна (пароход)"
Литература
- Б.Байер, У. Бирштайн и др. История человечества — 2002, ISBN 5-17-012785-5
Ссылки
- Судовые энергетические установки — 4. Начало промышленного пароходостроения
Примечания
- ↑ 1 2 Morrison, John Harrison. History of New York Shipyards, Wm. F. Sametz & Co., New York, 1909. p. 47
- ↑ Stanton, Samuel Ward, American Steam Vessels - 1895, p. 27, - digital copy reproduced at Maritime History of the Great Lakes
- ↑ 1 2 3 Smithsonian Institution. Log Book of the Savannah, in: Report of the U.S. National Museum During the Year Ending June 30 1890, Government Printing Office, Washington, 1891. pp. 624, 634—635.
Отрывок, характеризующий Саванна (пароход)
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
