Савватий Соловецкий

Савватий Соловецкий
Святые Зосима и Савватий (икона XVI века)
Смерть	27 сентября 1435(1435-09-27) село Сорока
Почитается	в Русской православной церкви
Канонизирован	1547
В лике	преподобных
Главная святыня	мощи в Свято-Троицком соборе Соловецкого монастыря
День памяти	27 сентября и 8 августа (по юлианскому календарю)

Савва́тий Солове́цкий († 27 сентября 1435) — преподобный Русской церкви, основатель Соловецкого монастыря.

Жизнеописание

Согласно житию, во времена митрополита Фотия Савватий уже подвизался в Кирилло-Белозерском монастыре. Узнав, что в «Ноугородцкой области» есть Валаамский монастырь, где иноки ведут жизнь более строгую, Савватий перебрался туда. Удивляя братию своим терпением и смирением, он искал место для совершенного уединения и безмолвной молитвы. Савватий узнал, что в двух днях плавания от берега в Белом море стоит большой остров, никем не населённый, и ушёл из Валаамского монастыря.

Сначала он поселился у часовни на реке Выг, где встретил инока Германа, одиноко жившего в лесу. Герман согласился сопровождать Савватия на остров и остаться с ним там. Оба старца в 1429 году благополучно прибыли на карбасе на остров и, не доходя 13 км до места современного монастыря, они близ озера водрузили крест и поставили шатер. Затем они выбрали для кельи более удобное место в 1 версте от моря, на берегу озера у высокой Секирной горы. Спустя некоторое время Герман покинул обитель, а через 2 года после его отъезда отправился в Выг и Савватий, где причастился у игумена Нафанаила и почил.

Постепенно, уже после смерти Савватия, на острове поселились другие отшельники и возник монастырь, получивший название Соловецкого.

Мощи преподобного Савватия были перенесены в Соловецкий монастырь в 1465 году при игумене Зосиме и положены в землю за алтарём Успенского собора, где находились до 1566 года. В этом году, 8 августа, они вместе с мощами преподобного Зосимы были перенесены в придел Спасо-Преображенского собора, устроенный во имя этих соловецких святых.

На московском соборе, бывшем при митрополите Макарии, в 1547 году, установлено наряду с другими отечественными святыми совершать память преподобного Савватия 27 сентября (по юлианскому календарю).

В 1861—1925 годах мощи находились в Свято-Троицком соборе монастыря. С 1992 года мощи покоились в Благовещенском храме Соловецкого монастыря, в богато украшенной раке, затем — в Филипповском храме, на лето переносились в Спасо-Преображенский собор.

С 2016 года мощи Савватия, Зосимы и Германа Соловецких покоятся в Свято-Троицком соборе монастыря.

Литература

• Словарь исторический о русских святых. — СПб., 1862
• Соловецкий патерик. — М., 1895
• Акафисты русским святым: в 2 т. — СПб., 1995
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/23959872 Гробницы преподобных Зосимы и Савватия Соловецких в ХV–ХVI вв.] // Соловецкое море: историко-литературный альманах / Вып. 4. — Архангельск; М., 2005. — С. 49–54.
• Минеева С. В. Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.). М., 2001.
• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2011. — 384 с.: ил., карт. — С. 58 ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3)

Ссылки

• [www.solovki.ca/saints_11/11_03.php Преподобный Савватий, Соловецкий чудотворец. Соловки]
• [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=10573 ЖИТИЯ ЗОСИМЫ И САВВАТИЯ СОЛОВЕЦКИХ]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Савватий Соловецкий

Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…