Кулиш, Савва Яковлевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Савва Кулиш»)
Перейти к: навигация, поиск
Савва Кулиш
Имя при рождении:

Савва Яковлевич Кулиш

Дата рождения:

17 октября 1936(1936-10-17)

Место рождения:

Одесса, УССР, СССР

Дата смерти:

9 июня 2001(2001-06-09) (64 года)

Место смерти:

Ярославль,
Россия

Гражданство:

СССР СССРРоссия Россия

Профессия:

кинорежиссёр, кинооператор, сценарист

Карьера:

1959—2001

Направление:

социалистический реализм

Награды:

Са́вва Я́ковлевич Кули́ш (17 октября 1936 — 9 июня 2001) — советский и российский кинорежиссёр, сценарист, оператор. Народный артист Российской Федерации (1995)[1].





Биография

Савва Яковлевич Кулиш родился 17 октября 1936 года в Одессе, где его отец Яков Савельевич Кулиш работал оператором.

В 1959 году окончил операторский факультет ВГИКа, в 1968 году — режиссёрское отделение театрального училища им. Щукина (курс Б. Е. Захавы).

В 1959—1960 оператор Центрального телевидения, киностудии «Мосфильм». Прошёл режиссёрскую стажировку на фильме М. И. Ромма «Обыкновенный фашизм». С 1967 года режиссёр киностудии «Мосфильм». Дебютировал документальным фильмом «Последние письма» (1966). Первым игровым фильмом стал созданный в 1968 году «Мёртвый сезон».

В Театре киноактёра Савва Кулиш поставил в 1976 году спектакль «Чудо Святого Антония» М. Метерлинка; новаторство постановки заключалось в том, что театральные сцены перемежались с кинематографическими на экране.

1 июня 2001 года у Кулиша случился тяжёлый инсульт. 9 июня он умер, не приходя в сознание. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.

Вдова — Варвара Алексеевна Арбузова-Кулиш — продюсер, дочь драматурга Алексея Арбузова.

Признание и награды

Интересные факты

Фильмография

Режиссёр

Сценарист

Оператор

Актёр

Напишите отзыв о статье "Кулиш, Савва Яковлевич"

Примечания

  1. 1 2 [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1;1148492 Указ Президента РФ от 19 октября 1995 г. N 1062 «О присвоении почётных званий Российской Федерации»]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кулиш, Савва Яковлевич

– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…