Савельев, Иван Феоктистович

Иван Феоктистович Савельев
Депутат Первой Думы, 1906 г.
Дата рождения:	1874(1874)
Место рождения:	Рязань
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Партия:	внепартийный социал-демократ
Род деятельности:	типографский рабочий, депутат Государственной думы I созыва
Автограф

Иван Феоктистович Савельев, (1874, Рязань — после 1933), депутат Государственной думы Российской империи I созыва от съезда городских избирателей Москвы.

Биография

Русский по национальности, православного вероисповедания. Родом из рязанских мещан — сын повара. В 1882 поступил в городское училище. В училище провёл 4 года, но в первый же год обучения остался без отца, мать была вынуждена заняться мелочной торговлей, чтобы хоть как-то поддержать семью из двух детей. После окончания училища был отдан матерью учеником в типографию Орлова. Работали по 15 часов в день (c жалованием 3 в месяц). Штат типографии был 10 человек и вся тяжелая работа доставалась ученику. В типографии Орлова Савельев проработал учеником 4 года. Затем перешел в другую типографию на 6-рублевое жалование. Перешел на работу приказчиком в магазин готового платья (с окладом 15 рублей в месяц и 17-часовым рабочим днём). Затем вновь вернулся в типографию. В 1894 г. переехал в Москву, где начал работать в типографии «Общества распространения полезных книг» с окладом 25 рублей с месяц. Работая сдельно, в 1906 г. Савельев получал до 70 руб.

Окончил Московское городское начальное училище. В 1902 году поступил наборщиком в типографию газеты «Русские Ведомости». Регулярно читать Савельев начал лишь поступив в «Русские ведомости». Под влиянием этой газеты сложились его политические взгляды. В 1902 году женился. В том же 1902 году деятельный участник крупной забастовки типографских рабочих, руководил забастовкой в своей типографии. Руководители забастовки собирались в одном из трактиров и там обсуждали свои планы. Перед одним из таких собраний Савельев был арестован, но сразу же отпущен, так как требования были чисто экономические.

В Государственной Думе

14 апреля 1906 г. избран в Государственную думу Российской империи I созыва от съезда городских избирателей г. Москвы. На плакате с портретами депутатов сказано, что Савельев избран от «рабочей партии города Москвы». По данным современных исследователей Савельев примыкал к Социал-демократической фракции. Трудовики в своём издании «Работы Первой Государственной Думы» политическую позицию Савельева характеризуют как «Трудовая группа — Социал-демократы». Сам Савельев определял свою позицию как «внепартийный социал-демократ».

О своих политических взглядах Савельев говорил:

"Я совершенно согласен с товарищами своими, что социал-демократическая партия есть единственная, стоящая на страже рабочих интересов. Вполне разделяя основные требования программы, я, однако, не могу смотреть на них как на осуществимые теперь же при настоящих условиях государственной и экономической жизни. Я думаю, что демократическая республика, народная милиция и прочие высокие требования программы являются идеалом, к которому можно стремиться, но нельзя его выставлять как требование данного момента.

Член Финансовой комиссии. Подписал законопроект «33-х» по аграрному вопросу, заявление об образовании местных аграрных комитетов. Выступал в прениях об ответном адресе, о всеобщей политической амнистии, о собраниях. Подписал прокламацию от 18 мая 1906 «Ко всем рабочим России от депутатов-рабочих Государственной Думы».

После разгона Думы

10 июля 1906 года в г. Выборге подписал «Выборгское воззвание» против разгона Думы. 22 августа 1906 привлечён к уголовной ответственности, решением суда 12—18 декабря 1907 и осуждён по ст. 129, ч. 1, п. п. 51 и 3 Уголовного Уложения, приговорён к 3 месяцам тюрьмы и лишён избирательных прав. По сведениям В. Ф. Джунковского срок заключения отбывал в Таганской тюрьме.

После выхода из тюрьмы избран в Правление профсоюза общества рабочих графических искусств Московской промышленной области. 22 апреля 1912 на его московской квартире проведён обыск, изъято 39 экземпляров нелегальных брошюр. До 12 июня 1912 находился под стражей при Сущёвском полицейском доме по обвинению в принадлежности к Московской организации РСДРП. 31 мая 1912 постановлением московского градоначальника Савельеву воспрещено жительство в Москве. Принято решение об его административной ссылке в Саратов. В июне 1912 уехал за границу. Жил во Франции. В 1914 получил разрешение вернуться в Москву к своей семье (ранее два его прошения на имя московского градоначальника, поданные в 1913—1914 из Риги, были отклонены).

В 1920—1930 работал в Высшем совете народного хозяйства, в 1930—1933 экономист.

Дальнейшая судьба неизвестна.

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#?page=224 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. М, 1906. С. 188.]
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.
• Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: «Возрождение», 1906. C. 112.
• [www.tez-rus.net/ViewGood31406.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. C. 543.]
• ГАРФ. Фонд 102. Опись 236. Дело 386 (1). Лист 80; Дело 716; Фонд 4888. Опись 6. Дело 367. Лист 116;
• РГИА. Фонд 1278. Опись 1 (1-й созыв). Дело 45. Лист 11; Фонд 1327. Опись 1. 1905 год. Дело 143. Лист 80 оборот.
• [www.hrono.info/biograf/bio_s/savelev_if.php Иван Феоктистович Савельев]

Отрывок, характеризующий Савельев, Иван Феоктистович

– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]