Савельев, Павел Степанович

Павел Степанович Савельев
Дата рождения:	23 июня (5 июля) 1814(1814-07-05)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	19 (31) мая 1859(1859-05-31) (44 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Научная сфера:	археология, арабистика, нумизматика
Альма-матер:	Санкт-Петербургский университет, Институт восточных языков
Награды и премии:	Демидовская премия Демидовская премия

Па́вел Степа́нович Саве́льев (23 июня (5 июля) 1814, Санкт-Петербург — 19 (31) мая 1859, там же) — русский археолог, востоковед-арабист, нумизмат. Главная заслуга Савельева заключается в целом ряде открытий по золотоордынской нумизматике, в новом определении топографии монетных кладов в России и в популяризации нумизматическо-археологических сведений о Востоке.

Биография

Родился в Петербурге в 1814 году в богатой купеческой семье. Получал образование сперва домашнее, затем во французском пансионе и наконец в Санкт-Петербургском университете, где преимущественно занимался арабским и турецким языками под руководством О. И. Сенковского. Савельев не был прилежным студентом — он пропускал лекции и не посещал некоторые обязательные предметы. По окончании университета в 1834 году он получил лишь только XII класс Табели о рангах.

Решив посвятить себя изучению Востока поступил в Институте восточных языков при Министерстве иностранных дел, который окончил в 1837 году.

Ещё в университетские годы начал выступать как журналист, печатая статьи в ряде столичных журналов, и продолжал это занятие всю жизнь. С 1837 по 1841 год работал помощником редактора Журнала Министерства народного просвещения и сам печатался в нём. Затем более 10 лет служил в Комитете иностранной цензуры.

В 1846 году появилась его увенчанная Демидовской премией и сообщавшая немало новых сведений по древней русской истории «Мухаммеданская нумизматика в отношении к русской истории. I. Топография кладов с восточными монетами и изделиями VII—XI вв. в России и прибалтийских странах».

Стал членом Парижского Азиатского общества (1837); членом-основателем Русского Археологического общества (1846): секретарём и редактором его «Записок», «Трудов» и «Известий» и одним из самых деятельных членов этого общества. Всего в изданиях общества Савельев напечатал до 70 статей, из которых большая часть относится к нумизматике и археологии Средней и Передней Азии. В 1847 году становится членом Санкт-Петербургского Географического общества, позже входит в его Совет. Также был членом ряда других исторических обществ.

По рекомендации Н. И. Надеждина, с которым их объединяли славянофильские взгляды, Савельев был представлен Министру внутренних дел графу Л. А. Перовскому и в январе 1853 года министр перевёл Савельева в Министерство уделов, где он был причислен к Кабинету Его Величества для археологических работ. Весной 1853 года Савельев продолжил раскопки во Владимирской губернии, начатые в 1851 году А. С. Уваровым. В течение 5 месяцев им было исследовано более 3 000 курганов, открыто более тысячи вещей. На следующий год вёл раскопки от Малой Нерли к Ростову, чтобы таким образом связать Переславские курганы с Ростовскими. Изучил Спасо-Преображенский собор, соборную площадь и прилегающие к ней валы, Переславля-Залесского, культурный слой городища Александрова гора под Переславлем, Сарское городище под Ростовом, а также несколько курганных групп в Переславском, Ростовском и Угличском уездах.

В последующие годы предпринимал археологические изыскания на античных и скифских памятниках Северного Причерноморья, открыл там Геродотов Геррос. В 1857—1858 гг. им был закончен второй капитальный труд «О джучидских, джагатайских и джелаиридских монетах эпохи Тохтамыша», также, как и первая книга, награждённый Демидовской премией.

Выступал за сохранение древних памятников. Последними трудами Савельева было приготовление к печати сочинений Надеждина и Сенковского и составление их биографий. Павел Степанович Савельев был похоронен на Смоленском православном кладбище в Санкт-Петербурге.

Труды

• «Мухаммеданская нумизматика в отношении к русской истории. I. Топография кладов с восточными монетами и изделиями VII—XI вв. в России и прибалтийских странах». (Демидовская премия).
• «О джучидских, джагатайских и джелаиридских монетах эпохи Тохтамыша». (Вторая Демидовская премия).
• «О борсиппской ассирийской надписи».
• «О славянских монетах с именами Владимира, Святослава и Ярослава»
• «О монетах юго-западных славян».
• «Обозрение географических открытий и путешествий, совершенных в средней части Азии с древнейших времён до наших» (в «Карманной книжке», изд. географического общества 1848).
• «Путешествие по Монголии и Тибету католических миссионеров Гюка и Габе» (в «Географических Известиях», 1849)
• «Очерк путешествия в прибалтийские страны, Великий Новгород и Псков, совершенного рыцарем Гильбертом де-Ланноа в 1412—14 гг.» (в «Географических Известиях», 1850).
• «Введение и примечания к запискам о Коканском ханстве хорунжого Потанина» (в «Вестнике Имп. рус. географ. общ.», 1856).
• «О жизни и трудах О. И. Сенковского» (в I томе собрания сочинений О. И. Сенковского 1858).

Источники

• Григорьев В. В. Жизнь и труды П. С. Савельева. Преимущественно по воспоминаниям и переписке с ним. С приложением портрета П. С. Савельева и снимка с его почерка. Издание Императорского Археологического Общества. СПб. В типографии Императорской Академии Наук. 1861
• Аграфонов П. Г. [vestnik.yspu.org/releases/kraevedinie/1_2/ Забытый исследователь Ярославского края] // Ярославский педагогический вестник. № 1 (1997).
• Савельев, Павел Степанович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Савельев, Павел Степанович

– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.