Савимби, Жонаш

Жонаш Савимби
порт. Jonas Malheiro Savimbi
Имя при рождении:	Жонаш Мальейру Савимби
Дата рождения:	3 августа 1934(1934-08-03)
Место рождения:	Бие
Дата смерти:	22 февраля 2002(2002-02-22) (67 лет)
Место смерти:	Мошико
Гражданство:	Ангола Ангола
Партия:	УНИТА
Основные идеи:	африканский социализм, демократизм, антикоммунизм
Род деятельности:	политик, полевой командир, основатель и лидер УНИТА

Жо́наш Малье́йру Сави́мби (порт. Jonas Malheiro Savimbi; 3 августа 1934 — 22 февраля 2002) — ангольский политический и военный деятель, партизанский лидер, основатель повстанческого движения и политической партии УНИТА. Лидер УНИТА c 13 марта 1966 по 22 февраля 2002. Активный участник ангольской войны за независимость и гражданской войны. Кандидат в президенты Анголы на выборах 1992. Видный деятель Холодной войны и мирового антикоммунистического движения.

Ранние годы

Родился в семье служащего Бенгельской железной дороги Лоте Савимби. Его отец был также протестантским проповедником, членом евангелической конгрегации, созданной американскими миссионерами. Принадлежал к народности овимбунду, которая впоследствии составила этносоциальную базу УНИТА.

Начальное образование Савимби получал в протестантских и католических школах. Прекрасно зарекомендовал себя в учёбе, получил право на стипендию и был отправлен в Португалию для изучения медицины. Однако окончить медицинский факультет Лиссабонского университета Савимби не удалось из-за отказа пройти обязательный курс политического образования, выдержанного в духе салазаризма и колониалистского лузотропикализма. В Лиссабоне он познакомился с представителями национально-освободительных движений других португальских колоний, в частности с Амилкаром Кабралом.

Начало политической деятельности. УПА-ФНЛА и ГРАЕ

В Лиссабоне Савимби присоединился к группе ангольских студентов, создававших антиколониальную подпольную организацию. Показал себя харизматичным оратором и способным организатором. Познакомился, в частности, со студентом-медиком Агостиньо Нето, будущим первым президентом Анголы. Они вполне сходились на принципе независимости Анголы, но между ними существовали идеологические разногласия иного характера. Нето был ортодоксальным марксистом и симпатизировал СССР. Леворадикальные взгляды молодого Савимби в большей степени коррелировались с маоизмом и включали элементы негритюда в социал-демократической версии президента Сенегала Леопольда Сенгора.

Попав в поле зрения тайной политической полиции ПИДЕ, Савимби под угрозой преследования вынужден был перебраться в Швейцарию. Окончил швейцарский Институт политических и социальных наук. Предположительно в августе 1960 года Савимби познакомился в Швейцарии с Холденом Роберто. Тот считался в то время ведущим деятелем национально-освободительной борьбы в Анголе, имел широкие контакты среди африканских лидеров, на Западе, в КНР и в ООН. После некоторых колебаний Савимби присоединился к возглавляемому Роберто Союзу народов Анголы (УПА); впоследствии — Национальный фронт освобождения Анголы, ФНЛА. Он стал членом руководства УПА. В созданном Роберто Революционном правительстве Анголы в изгнании (ГРАЕ) Савимби получил пост министра иностранных дел. Проявил незаурядные дипломатические способности, приобрёл влияние ООН и ОАЕ.

Однако с Роберто, как и с Нето, у Савимби с самого начала существовали серьёзные противоречия. Савимби был левым социалистом, Роберто — правым консерватором. Кроме того, Роберто, будучи по национальности баконго, мечтал о создании племенной монархии на этнических территориях севера Анголы. Это полностью расходилось с взглядами Савимби, поэтому сотрудничество между Савимби и Роберто не могло быть прочным и продолжительным.

Создание УНИТА. Участие в войне за независимость

В 1964 году как представитель ГРАЕ Савимби посетил Пекин. Он успешно изучал китайскую методологию партизанской борьбы и заручился обещаниями военной помощи КНР. После этого Савимби порвал с Роберто, обвинив его в пассивности, вышел из ФНЛА и ГРАЕ. Он предпринял попытку сблизиться с Нето и МПЛА. Этот проект был поддержан СССР — одно время Москва рассматривала Савимби как наилучшую кандидатуру на пост заместителя Нето. Однако позиции Савимби и Нето оказались несовместимы.

13 марта 1966 года по инициативе Савимби на нелегальном собрании в ангольской провинции Мошико был учреждён Национальный союз за полную независимость Анголы, УНИТА. Первоначально идеология УНИТА основывалась на трёх главных элементах: независимость Анголы, социальная концепция маоизма, обеспечение интересов овимбунду.

Политическая карьера Савимби была довольно загадочной, если не «многоцветной». В 1960-х и начале 1970-х годов он просил военной и финансовой поддержки в первую очередь от таких источников, как Северная Корея, коммунистический Китай, Египет Насера ​​и Советский Союз.
Тед Карпентер, эксперт Института Катона, июнь 1986

Впоследствии Савимби далеко эволюционировал от маоизма к принципам западной демократии, по крайней мере, на уровне риторики. Важное место в системе взглядов Савимби и идеологии УНИТА занял воинствующий антикоммунизм. В итоге возник парадоксальный синтез идей радикального социализма и рейганизма, адаптированных к африканским условиям. При этом от маоизма сохранялся «сельский акцент» политики: Савимби и УНИТА ставили во главу угла интересы крестьянства и права общинного самуоправления.

Савимби очень серьёзно относился к социалистическим идеям. УНИТА выступала от имени ангольской чернокожей бедноты... Тяга к воле вольной по законам джунглей, силовому преобразованию мира, переворачиванию всего и вся доходила до мистицизма. В духе традиционных верований племени овимбунду. Мало кто был в состоянии освоить мировоззрение Савимби на рациональном уровне. Не случайно появилось выражение «тайная идеология УНИТА».

Членский состав УНИТА комплектовался почти исключительно из молодых крестьян-овимбунду. Удалось отстроить организационно-политическую структуру и сформировать сеть вооружённых отрядов. Однако заметных военных успехов организация не добилась. Независимость Анголы была достигнута в большей степени в результате Португальской революции, нежели вооружённой борьбы МПЛА, ФНЛА и УНИТА. Одна из важных причин заключалась в междоусобном противостоянии ангольских национально-освободительных движений. В этом состояло важное отличие Анголы от Мозамбика и Гвинеи-Бисау, где антиколониальная война велась под единым флагом ФРЕЛИМО и ПАИГК.

Лидер оппозиции в гражданской войне

Командир партизанской армии

Независимость Анголы была провозглашена 11 ноября 1975 года. Согласно предварительным договорённостям, после деколонизации предполагалось создание коалиционного правительства МПЛА, ФНЛА и УНИТА. Однако руководство МПЛА решилось на монополизацию власти. В ходе июльских боёв отряды ФНЛА и УНИТА с большими потерями были выбиты из Луанды. Война за независимость переросла в гражданскую войну.

Войска ФНЛА наступали на Луанду с севера, но были разгромлены в битве при Кифангондо в ночь на 11 ноября 1975. Решающую роль в исходе этого ключевого сражения сыграл кубинский экспедиционный корпус и советское вооружение, предоставленное в распоряжение президента Нето. Поддержка Заира и европейские наёмники положение не изменили. В январе-феврале 1976 год ФНЛА был полностью разгромлен и перестал существовать как военно-политическая сила в Анголе. Потерпела поражение и интервенция ЮАР: в марте 1976 южноафриканские войска покинули Анголу.

Однако Савимби удалось преобразовать вооружённые формирования УНИТА в сеть партизанских отрядов. Повстанцы УНИТА развернули военные действия против марксистского правительства. Вооружённая борьба УНИТА практически без перерыва продолжалась в течение почти 27 лет. УНИТА считается одним из самых эффективных партизанских движений XX века.

Антикоммунистический популист

Савимби являлся одной из видных фигур глобального антикоммунистического противостояния и Холодной войны. Демонстративный антикоммунизм обеспечивал ему поддержку американской администрации Рейгана (Савимби пользовался также особыми симпатиями конгрессменов-афроамериканцев). 2 июня 1985 года в Джамбе состоялся международный конгресс партизан-антикоммунистов из Анголы, Афганистана, Никарагуа, Лаоса. В январе 1986 года состоялась встреча Жонаса Савимби с Рональдом Рейганом. Была констатирована идейно-политическая общность администрации США и ангольского повстанческого движения, достигнуты договорённости о тесном сотрудничестве.

Особую активность в поддержке Жонаса Савимби проявлял влиятельный американский исследовательский центр Heritage Foundation. Вооружённая борьба УНИТА соответствовала идеологии и практическим установкам Доктрины Рейгана.

Если во внешних связях Савимби и УНИТА ориентировались на правоконсервативные силы, то внутри Анголы борьба велась с левопопулистских позиций — против угнетателей ангольского крестьянства из правящего аппарата МПЛА, зажиточных мулатов, белых поселенцев и «ассимилированных» африканцев. Несмотря на активное сотрудничество с правыми кругами США, Савимби никогда окончательно не отказался от маоистских воззрений и до конца жизни был привержен идеям «чёрного социализма».

Неистовый левак Савимби, стоило гостям-соратникам отбыть с конференции в Джамбе, обозвал их «бандой реакционеров».

Важную роль играл также мотив национально-освободительной борьбы против «иностранных хозяев» МПЛА — прежде всего СССР и Кубы.

УНИТА была создана, чтобы противостоять сговору МПЛА с португальскими лидерами. Белые и мулаты чаще негров относятся к классу собственников. Они используют неоколониальные порядки, установленные МПЛА, чтобы обогащаться в тени ТНК за счет коренных чернокожих. Административные должности, промышленные и коммерческие компании, попадают в их руки. Проживают они в городах, в отличие от коренных чёрных из деревень, и считают, будто им предначертано править Анголой.
Жонас Савимби

Тупики противостояния

Подавить сопротивление УНИТА власти МПЛА не смогли даже при массированной кубинской помощи. Вывод из Анголы кубинских войск и резкое сокращение объёмов советской поддержки режима Жозе Эдуарду душ Сантуша позволили вооружённой оппозиции развернуть массированное наступление и взять под контроль обширные территории. Наибольших военных успехов повстанцы УНИТА добились в конце 1980-х — начале 1990-х. В 1989 активные удары УНИТА наносились даже в столице.

УНИТА приступает к крупной военной операции. Основной целью является Луанда — захватить Луанду и взять власть.
Педру ди Кастро Ван-Дунен, министр иностранных дел НРА, 19 августа 1989

УНИТА удавалось создать «государство в государстве», военно-политической опорой которого являлась построенная по регулярному образцу партизанская армия, а экономической — контроль над добычей и сбытом алмазов. Однако повстанцам не удалось нанести решающее военное поражение правительственным войскам. Правящий режим сумел устоять и впоследствии компенсировал утраченную помощь СССР налаживанием связей с США и западноевропейскими государствами. Сложилась патовая ситуация.

Прекращение поддержки СССР вынудило правительство МПЛА пойти на мирные переговоры с УНИТА. В 1991 году были заключены Бисесские соглашения о политическом урегулировании.

Выборы 1992 и возобновление войны

В 1992 году Савимби принял участие в президентских выборах. В первом туре он занял второе место, получив около 40 % голосов. 30 октября — 1 ноября актив МПЛА при поддержке государственных силовых структур осуществил резню Хэллоуин, в которой погибли, по различным данным, от 10 тысяч до 30 тысяч членов УНИТА и других сторонников оппозиции.

Он не мог согласиться на «унизительное» второе место. Это решение стоило жизни некоторым из его самых высокопоставленных помощников и последователей, погибших от пуль на улицах Луанды — в том числе вице-президенту УНИТА Жеремиасу Шитунде и высокодоверенному, постоянно воинственному племяннику Элиашу Салупето Пена.

В результате президент Анголы Жозе Эдуарду душ Сантуш сохранил пост без проведения второго тура. После этого гражданская война была возобновлена и продолжалась почти десятилетие. Переговоры в Лусаке 1994 года не привели к урегулированию — Савимби отказался от создания коалиционного правительства с МПЛА и отклонил предложение занять пост вице-президента.

Смерть с оружием в руках

Поскольку режим МПЛА 1990-х годов отказался от коммунистической идеологии и установил взаимовыгодные связи с Западом, УНИТА утратила внешнюю поддержку. На рубеже 1990—2000-х правительственные войска развернули массированное наступление. В декабре 1999 года пала военная столица УНИТА, главный бастион Савимби — город Джамба. Савимби со своим штабом перешёл в кочевой режим.

В феврале 2002 года Савимби предпринял рискованный переход в провинции Мошико и был выслежен правительственным спецназом генерала Карлитоса Валы. Савимби активно сопротивлялся в бою, получил пятнадцать огнестрельных ран и погиб с оружием в руках.

Я умру не в швейцарской клинике и не от болезни. Я умру насильственной смертью в собственной стране.
Жонас Савимби

Официальные власти Анголы выразили сожаление в связи с гибелью Савимби, своего смертельного врага:

Он пришёл к тому концу, к которому сам упорно стремился.
Жоао Лоуренсу, генеральный секретарь МПЛА в феврале 2002

Жонас Савимби похоронен в городе Луена.

После гибели Савимби руководство УНИТА прекратило вооружённую борьбу, приняло статус политической оппозиции и включилось в политический процесс на условиях МПЛА.

Оценки личности и штрихи к портрету

Как одна из главных черт личности Жонаса Савимби отмечается его мощная и яркая харизма.

Этот человек излучал силу и лидерство.
Паула Кристина Роке, аспирант Оксфордского университета, специалист по ангольской политике

Важнейшей характеристикой Савимби являлись также мессианские амбиции:

Он действительно верил, что ему предначертано судьбой быть лидером Анголы.
Джастин Пирс, корреспондент Би-Би-Си в Анголе

Главной политической ошибкой Савимби считается — в том числе в нынешней УНИТА — отказ в 1992 году от легальных политических методов борьбы и ставка на военное решение. Этот курс на десять лет растянул кровопролитие в практически безнадёжной ситуации. Поэтому известие о гибели Савимби вызвало ликование даже у многих из его бывших сторонников.

В этом человеке было что-то поистине колдовское. Поэтому, уничтожив его, мы не победили УНИТА, мы освободили организацию от его чар.
Франсишку Афонсу, генерал правительственных войск Анголы

Структура УНИТА характеризовалась военной дисциплиной и культом личности лидера. Савимби жёстко, вплоть до физического устранения, пресекал малейшие проявления нелояльности.

Семейная жизнь Жонаса Савимби породила много неподтверждённых слухов. Достоверно известно, что женат он был неоднократно и имел много детей. Его жена Катарина участвовала в последнем бою Савимби и получила огнестрельное ранение.

Инцидент на кладбище в Луене

На могиле Жонаса Савимби в Луене с санкции властей установлена бронзовая мемориальная доска — правящий режим отдаёт должное заслугам Савимби в антиколониальной борьбе.

3 января 2008 года группа молодых активистов МПЛА совершила акт вандализма — похитила мемориальную доску. Похитители были задержаны полицией и понесли административное наказание.

Интересные факты

• Жонас Савимби свободно владел четырьмя европейскими и тремя африканскими языками.

• Генерал Симау Карлитос Вала, командовавший операцией по ликвидации Жонаса Савимби, возглавил военный округ Луанды.

• На основе антикоммунизма с Савимби (отчасти и с Роберто) в середине 1970-х активно сотрудничал итальянский неофашистский лидер Стефано Делле Кьяйе. Этому сотрудничеству посвящён специальный раздел мемуаров Делле Кьяйе L’Aquila e il Condor — Орёл и Кондор.

• В 1990 году в Нью-Йорке состоялась встреча Жонаса Савимби с тогдашним министром иностранных дел СССР Эдуардом Шеварднадзе. Советский министр особо отмечал ум и чувство юмора лидера УНИТА.

• В России реакция на гибель Савимби была в целом сдержанной. Говорилось в основном об открывшихся перспективах стабилизации, в которой заинтересован российский бизнес в Анголе (в частности, рыболовецкий). Однако встречались и публикации, выдержанные в духе горячей симпатии к «чёрному рыцарю Анголы». Лозунг «Слава Савимби!» был поднят в Петербурге у ангольского почётного консульства 11 ноября 2012 года — в 37-ю годовщину независимости Анголы.

В играх

Появляется в игре Call of Duty Black Ops II. 2 июля 1986 года Алекс Мэйсон вместе с армией Савимби и самим Жонашом сражается с МПЛА. После уничтожения противника в поле, Савимби информирует Алекса о местоположении Фрэнка Вудса, предупреждая, что спасать его — опасное дело. Однако герои отправляются спасать товарища. В конце спасает попавших в засаду героев.

См. также

• Холден Роберто
• Антониу Дембо
• Жеремиас Шитунда
• Исайаш Самакува
• Паулу Лукамба
• Абель Шивукувуку
• Луиш Ранке Франке
• Афонсу Длакама
• Андре Матсангаисса
• Абдул Рахим Вардак
• Адольфо Калеро
• Па Као Хэ

Ссылки

• www.africana.ru/konkurs/raboti/polyakov/020225_Angolas_Savimbi.htm
• www.lenta.ru/terror/2002/02/23/savimbi/

Отрывок, характеризующий Савимби, Жонаш

Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.