Савин, Илья Михайлович

Илья Михайлович Савин
Дата рождения	2 августа 1897(1897-08-02)
Место рождения	деревня Плещеевка Давыдовская волость, Сердобский уезд, Саратовская губерния, Российская империя
Дата смерти	21 июня 1959(1959-06-21) (61 год)
Место смерти	Ленинград, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1916—1917 1918—1922 1923—1938 1938—1955
Звание	старший унтер-офицер
Командовал	389-я стрелковая дивизия 385-я стрелковая дивизия 187-я стрелковая дивизия (2-го формирования) 94-я гвардейская стрелковая дивизия 64-я гвардейская стрелковая дивизия
Сражения/войны	Первая мировая война; Гражданская война в России; Великая Отечественная война; Советско-японская война
Награды и премии

Илья Михайлович Савин (2 августа 1897, деревня Плещеевка, Саратовская губерния — 21 июня 1959, Ленинград) — советский военачальник, генерал-майор (20.04.1945)

Биография

Родился в деревне Плещеевка, ныне Колышлейского района Пензенской области. Русский.

Первая мировая война

В мае 1916 года Савин был призван на военную службу и зачислен в запасной батальон Гвардейского егерского полка в Петрограде. В сентябре убыл на фронт в свой полк и воевал с ним в Полесье в составе 2-й бригады 1-й гвардейской дивизии 1-го гвардейского корпуса Особой армии. 5 октября 1916 года был ранен и эвакуирован в госпиталь, а в декабре отпущен в отпуск по ранению. По выздоровлении в феврале 1917 года вновь направлен в запасной батальон Гвардейского егерского полка в Петрограде. После июльских событий 1917 года с маршевой ротой направлен на Юго-Западный фронт в свой полк. На фронте окончил 2-месячные гренадерские корпусные курсы, после чего воевал в том же полку взводным унтер-офицером. В период Октябрьской революции полк вел боевые действия в районе города Скалат. В декабре 1917 года Савин вновь был ранен и после отпуска в часть не вернулся. Последний чин — старший унтер-офицер, командир взвода.

Гражданская война

2 августа 1918 года добровольно вступил в РККА в городе Саратов и был направлен во 2-й Саратовский полк. Убыл с ним на фронт под город Хвалынск. По прибытии с ротой был передан в 1-й Поволжский полк. 10 сентября 1918 года в бою под Сызранью попал в плен. В августе бежал, в конце октября 1919 года вернулся в ряды Красной армии. Службу проходил во 2-м крепостном полку командиром отделения конных разведчиков, старшиной хозяйственной команды, помощником командира и командиром роты.

С ноября 1920 года — начальник команды Омского военного госпиталя. В октябре 1921 года там же переведен в учебно-кадровый полк на должность помощника начальника хозяйственной команды. В июле 1922 года переведен на ту же должность в 87-й стрелковый полк в город Омск.

В ноябре 1922 года демобилизован.

Межвоенный период

Работал завхозом в 5-й Сибирской школе агентов железнодорожного ОГПУ.

В декабре 1923 года вновь добровольно вступил в РККА и назначен в 34-й стрелковый полк 12-й территориальной стрелковой дивизии, где исполнял должности помощника командира и врид командира хозяйственной роты.

С апреля 1926 по август 1927 года проходил обучение на Сибирских повторных курсах комсостава РККА, затем был назначен командиром роты Омского стрелкового полка.

В 1929 году вступил в ВКП(б).

С ноября 1929 по январь 1930 года находился на курсах «Выстрел», по возвращении был назначен помощником начальника штаба полка.

С октября 1930 года — начальник полковой школы в 119-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии ОКДВА, с марта 1932 года командовал учебным батальоном дивизии.

В ноябре 1934 года назначен командиром 80-го отдельного пулеметного батальона Полтавского УРа Дальневосточного края.

С февраля по июль 1937 года вновь учился на курсах «Выстрел». В августе 1938 года был уволен в запас.

В декабре 1938 года восстановлен в кадрах РККА и назначен старшим преподавателем тактики Ташкентского пехотного училища им. В. И. Ленина, с июля 1939 года командовал батальоном курсантов этого училища.

С декабря 1939 года майор Савин командовал сначала 45-м, а с мая 1940 года — 428-м горнострелковыми полками 83-й горнострелковой дивизии САВО в городе Ашхабад, Туркменстан.

Великая Отечественная война

В начале в прежней должности. В августе 1941 года полковник Савин в Ташкенте сформировал 389-ю стрелковую дивизию. В конце августа сдал её и был назначен командиром 385-й стрелковой дивизии, формировавшейся в городе Фрунзе. В ноябре дивизия была переброшена в город Саратов, где вошла в 61-ю резервную армию. В конце ноября она сосредоточилась в районе города Ряжск. С 12 декабря дивизия вошла в подчинение 1-го особого стрелкового корпуса и переброшена в город Подольск, где вошла в состав 24-й армии Московской зоны обороны. В конце января она была подчинена 10-й армии Западного фронта и с 8 февраля 1942 года участвовала в Ржевско-Вяземской наступательной операции, вела бои за населенный пункт Лощихино. В начале марта полковник Савин был зачислен в распоряжение Военного совета Западного фронта, затем был назначен командиром 28-й отдельной курсантской стрелковой бригады. В составе 20-й армии участвовал с ней в боях северо-восточнее Гжатска. 10 июня отстранен от должности и назначен заместителем командира 36-й отдельной курсантской бригады. С августа вступил в командование этой бригадой, которая в составе 5-й армии вела оборонительные бои на гжатском направлении.

С 5 августа по 25 ноября 1943 года состоял в резерве Ставки ВГК, находился на учебе в Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова. После окончания обучения направлен в распоряжение Военного совета Дальневосточного фронта, где в конце декабря был назначен командиром 17-й отдельной стрелковой бригады 2-й Краснознаменной армии.

С 14 июня 1944 года вступил в командование 187-й стрелковой дивизией, входившей в состав 1-й Краснознаменной армии. Дивизия находилась на усилении охраны государственной границы на участке хребет Волынский, гора Гладуха.

20 апреля 1945 — присвоено воинское звание генерал-майор.

С 5 августа 1945 года 187-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Савина вошла в состав 17-го стрелкового корпуса 25-й армии 1-го Дальневосточного фронта и участвовала в Харбино-Гиринской наступательной операции. 9 августа её части прорвали оборону японских войск на стыке Волынского и Пограничненского УРов, уничтожили 11 пограничных гарнизонов противника и во взаимодействии со 105-м укрепленным районом к рассвету 10 августа овладели мощным узлом обороны — горой Пограничной. Продолжая стремительное наступление и уничтожая мелкие группы прикрытия, они 11 августа вступили в город Дунъин. В дальнейшем дивизия вела наступление в направлении Ванцин, Яньцзи, Вен-Шэн-Цзы, Дуньхуа. К исходу 25 августа дивизия сосредоточилась у железнодорожного моста в 2 км от города Дуньхуа. С 25 августа 1945 года дивизия входила в состав 25-й армии. За образцовое выполнение заданий командования в боях против японских войск на Дальнем Востоке при форсировании реки Уссури, прорыве Хутоуского, Мишаньского, Пограничненского и Дуннинского УРов, овладении городами Мишань, Гирин, Яньцзи, Харбин она была награждена орденом Кутузова 2-й степени (19.9.1945).

Послевоенная карьера

После войны генерал-майор Савин продолжал командовать дивизией в Приморском ВО. После её расформирования в феврале 1946 года он был назначен заместителем командира 17-го стрелкового корпуса.

С июля 1946 года — заместитель командира в 45-го стрелкового Неманского корпуса.

С мая по октябрь 1947 года состоял в распоряжении главкома Сухопутных войск, затем был назначен командиром 94-й гвардейской стрелковой Звенигородско-Берлинской ордена Суворова дивизии ГСОВГ.

С января 1951 года командовал 64-й гвардейской стрелковой Красносельской Краснознаменной дивизией ЛВО.

С февраля 1953 года — начальник окружных Объединенных КУОС.

19 августа 1955 года уволен в отставку.

Награды

СССР

• орден Ленина (30.04.1945)
• три ордена Красного Знамени (11.09.1943, 03.11.1944, 1950)
• орден Кутузова II степени (??.09.1945)
• медали, в том числе:
  • «За оборону Москвы»
  • «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • «За победу над Японией»

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен И. М. Савин

• За форсирование реки Уссури, прорыв Хутоуского, Мишаньского, Пограничненского и Дуннинского укрепленных районов японцев, преодоление труднодоступной горно-таежной местности, продвижение вперед на 500 километров и овладение городами Мишань, Гирин, Яньцзи, Харбин. 23 августа 1945 года. № 372

Ссылки

• [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 269—271. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9950-0457-8.
• Юновидов Анатолий Сергеевич. Одинокая война. Неизвестный подвиг 385-й стрелковой дивизии. — М.: Издательство «Весь Мир», 2013. — 360 с. — ISBN 978-5-7777-0543-3

Отрывок, характеризующий Савин, Илья Михайлович

Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.