Сагалаев, Эдуард Михайлович

Эдуард Михайлович Сагалаев
Род деятельности:	журналист
Дата рождения:	3 октября 1946(1946-10-03) (77 лет)
Место рождения:	Самарканд, Узбекская ССР, СССР
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Эдуа́рд Миха́йлович Сагала́ев (род. 3 октября 1946, Самарканд) — крупный деятель советского и современного российского телевидения, журналист, президент Национальной ассоциации телерадиовещателей, один из основателей ТВ-6, член Академии российского телевидения. Лауреат Государственной премии СССР (1978).

Награды и премии

• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (2011 год)
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2006 год)
• Орден Дружбы (1996 год)
• Государственная премия СССР (1978 год) — за сценарий цикла телевизионных документальных фильмов «Наша биография» (1977)
• Орден святого благоверного князя Даниила Московского III степени (2007 год)
• Премия Правительства РФ в области средств массовой информации (2015).

Биография

• Окончил филологический факультет Самаркандского университета.
• С 1975 по 1980 годы — заместитель главного редактора программ для молодёжи Центрального телевидения СССР.
• С 1980 по 1984 годы — главный редактор программ для молодёжи Всесоюзного радио.
• С 1984 по 1988 годы — главный редактор программ для молодёжи Центрального телевидения СССР. В книге «Битлы перестройки» рассказано, что именно Сагалаев придумал название культовой программы «Взгляд».
• С 1988 по 1990 годы — главный редактор информации Центрального телевидения СССР.
• С 1989 по 1991 годы — заместитель председателя Государственного комитета СССР по телевидению и радиовещанию.
• В 1990 году — генеральный директор Четвёртой программы Центрального телевидения СССР.
• В 1991 году — Председатель Союза журналистов СССР.
• С 27 августа по 27 декабря 1991 года — первый заместитель председателя и генеральный директор Всесоюзной государственной телевизионной и радиовещательной компании.
• С 27 декабря 1991 года по июль 1992 года — первый заместитель председателя и генеральный директор Российской государственной телевизионной и радиовещательной компании «Останкино».
• С июля 1992 года по 15 февраля 1996 года — президент Московской независимой вещательной корпорации. С марта 1995 по 1996 год вёл авторскую программу «В мире людей» на телеканале «ТВ-6».
• С 15 февраля 1996 года по 10 февраля 1997 года — председатель Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании. 3 февраля 1997 года несколько высших менеджеров ВГТРК опубликовали в «Новой газете» открытое письмо под заголовком «ТВ-магазин: продаем программу на завтра», в котором утверждали о финансовой, творческой и кадровой деградации телекомпании, а также обвиняли Сагалаева в том, что он превращает компанию в источник личного обогащения. Вследствие этого 7 февраля 1997 года Сагалаев подал заявление об увольнении по собственному желанию. 10 февраля Борис Ельцин назначил председателем ВГТРК Николая Сванидзе, однако изложенные в письме факты были признаны Судебной палатой по информационным спорам при Президенте Российской Федерации недостоверными.
• С 10 февраля 1997 года по январь 2001 года — президент Московской независимой вещательной корпорации. В 1999 году принадлежавшие Сагалаеву 37,5 % МНВК перешли к Борису Березовскому. В результате предприниматель получил контроль над 75 % акций этой телекомпании.
• В 2009 году — ведущий программы «Мистические путешествия» на «ТНТ».
• С 2009 года — художественный руководитель телеканала «Психология21», ведущий программы «Мудрость идиота, или Энциклопедия ошибок Эдуарда Сагалаева».

См. также

• ТВ-6
• Взгляд (телепрограмма)

Ссылки

• Сагалаев, Эдуард — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [news.yandex.ru/people/sagalaev_aeduard.html Яндекс. Пресс-портрет]
• [www.llr.ru/razdel4.php?id_r4=2969&id_r3=119&simb=С&page=1 Энциклопедия «Лучшие люди России»]

Отрывок, характеризующий Сагалаев, Эдуард Михайлович

Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.