Сагаста, Пракседес Матео

Пракседес Матео Сагаста
Награды:

Пра́кседес Мате́о Сага́ста (исп. Práxedes Mateo Sagasta; 21 июля 1825, Торресилья-эн-Камерос — 5 января 1903, Мадрид) — испанский государственный деятель.

Биография

Изучал инженерное дело, служил инженером при постройке железной дороги.

Принял участие в восстании 1854 года и был избран в кортесы. После подавления революционного движения в 1856 году вынужден был бежать за границу; скоро был амнистирован и вернулся в Мадрид, где был профессором в инженерной школе, либеральным депутатом в кортесах и редактором «Iberia». После неудачной попытки поднять восстание в 1866 году Сагаста вновь бежал за границу, откуда вернулся после низвержения королевы Изабеллы II и был назначен министром внутренних, потом иностранных дел. Он был горячим сторонником генерала Жоана Прима, а после его смерти — маршала Франсиско Серрано. 5 января 1871 года Сагаста стал министром внутренних дел в консервативно-либеральном кабинете Серрано (первом при короле Амадео); 20 июля вышел в отставку, когда Серрано должен был уступить место радикальному кабинету Мануэля Руиса Соррильи.

3 октября Сагаста был избран президентом кортесов, победив правительственного кандидата и вызвав тем самым падение кабинета Соррильи. Сагаста получил портфель министра внутренних дел в новом кабинете Хосе Малькампо; 20 декабря он сам занял место первого министра. 22 мая 1872 года его кабинет пал вследствие недобросовестного расходования государственных сумм на избирательные цели, а также из-за неудовольствия короля, которому стали известны тайные сношения Сагасты со сторонниками претендента Альфонса. После этого Сагаста, возбудивший к себе неприязнь как короля, так и республиканцев, находился в оппозиции.

В конце 1873 года он стал одним из участников заговора против президента Эмилио Кастелара, во главе которого стояли маршал Серрано и генерал Павия. Когда последний 3 января 1874 года разогнал штыками кортесы и произвёл государственный переворот, Сагаста стал министром иностранных, потом внутренних дел в правительстве маршала Серрано. 4 сентября, когда последний отбыл в армию на войну с карлистами, Сагаста стал президентом исполнительной власти. В это смутное время Сагаста успел организовать толпы городской черни, которую он даже частью вооружил для уличной борьбы с политическими противниками. Такие приёмы борьбы не спасли его, однако, от восстания 30 декабря, направленного против него и маршала Серрано в пользу короля Альфонса. Сагаста легко уступил, считая сопротивление опасным.

После воцарения короля Альфонса XII, Сагаста стал лидером умеренной, династически-либеральной оппозиции. Когда в 1881 году пало министерство Антонио Кановаса дель Кастильо, король обратился к Сагасте. Теперь для Испании настало сравнительно спокойное время, что не мешало партиям прибегать к грубым нарушениям конституции. Сагаста был главой кабинетов в 1881—1883 и 1885—1890 годов. Последний из них освободил рабов на Кубе, расширил компетенции суда присяжных, принял закон о гражданском браке; при нём же было введено всеобщее избирательное право для мужчин старше 25 лет, ограниченное постановлениями о 2-летней осёдлости.

В 1892—1895 годах. Сагаста вновь стоял во главе кабинета. В это время жёсткая политика метрополии по отношению к Кубе вызвала там восстание, с которым Сагаста не смог справиться и которое он оставил в наследство своему преемнику, Антонио Кановасу. Задача оказалась не по силам и этому последнему, и Сагаста в качестве вождя оппозиции явился сторонником примирительных мер.

В 1897 году кабинет Кановас пал, и Сагаста сформировал новое правительство. Он отозвал с Кубы жестокого генерала Валериано Вейлера, заменил его более мягким генералом Бланко и обещал введение автономии. Когда восстание было почти задавлено вмешались Соединённые Штаты Америки. Испано-американская война окончилась полным поражением Испании. Это вызвало в стране страшное раздражение против Сагасты, который спасался от крушения только тем, что долго не созывал кортесы. Когда они в феврале 1899 года были созваны, падение министерства Сагасты стало неизбежным. Сагаста снова перешёл в оппозицию.

Был вновь министром-президентом с 6 марта 1901 года по 6 декабря 1902 года; уступил место консервативному кабинету Франсиско Сильвелы. Время управления кабинета Сагасты было отмечено множеством стачек и разных волнений, с которыми Сагаста расправлялся железной рукой.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Пракседес Матео Сагаста
• Сагаста Пракседес Матео — статья из Большой советской энциклопедии.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/15266/САГАСТА Сагаста в Советской исторической энциклопедии]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Персоналии   Политика   Испания

Отрывок, характеризующий Сагаста, Пракседес Матео

На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.